Дарк Кэш (ЛП)

— Я занимаюсь этим больше тридцати лет. Это моя страсть. Иногда у меня хорошее предчувствие. Иногда плохое. Хорошее заключается в том, что я доверяюсь этому чувству в животе. И в вашей истории... — он медлит. Я поднимаю взгляд и вытираю слезы на щеках. Молча беру стакан с водой, пробормотав «спасибо», прежде чем сделать несколько глотков.
— Вы о чем-то умалчиваете. То, что вы рассказали — это не вся правда.
Умный мужчина.
— Должна признаться, вы правы. Но если я расскажу вам все, как было, вы точно начнете подозревать, что я с этим как-то связана. Это настолько ненормально, что мне никто не поверит.
— Я не думаю, что вы участник этой группировки. Но думаю, вы сможете мне помочь найти этих людей.
— Ч-что вы имеете в виду?
— Есть причина, по которой предводитель выбрал именно вас. И если мы узнаем почему, то вычислим, кто он.
— С чего вы взяли?
— Таким образом он сдал себя. Но не только тем, что лично выбрал вас. Еще слишком рано делать какие-то выводы. Пройдет несколько дней, прежде мы всех опросим и найдем первые следы. Если вы еще что-либо знаете, скажите мне. И если вам сейчас ничего не приходит на ум, и вы вспомните позже — не стесняйтесь связаться со мной. — Он достает из нагрудного кармана металлический футляр, откуда извлекает визитную карточку и протягивает мне.
Я беру ее в руки и читаю, что там написано.
— Еще кое-то... — говорю я, снова взглянув на него.
— Да?
— Я не верю, что грабители были плохими. Было бы намного проще ворваться в банк, открыть огонь и украсть золото и ценные вещи. Но они сделали все так аккуратно и позаботились, чтобы не случилось никаких экстренных ситуаций. Кроме того, они были вежливы и даже детей и их родителей отвели в отдельную комнату, и... — я медлю.
— И?
— Что касается ячеек... — я отвожу взгляд в сторону и вздыхаю. — Это звучит безумно.
— Безумно — это хорошо. Помогите мне, чтобы я смог помочь вам.
— Я подозреваемая, да?
— Нет, пока я веду расследование, и вы помогаете мне в этом.
Я киваю.
— Когда их главный отвел меня в сторону, его помощники начали опустошать ячейки. Я попросила его не трогать личные вещи. Фотографии. Письма. Свидетельства о рождении. Вы знаете... очень многие клиенты рассказывают мне о том, что они хранят. Некоторые даже показывают свои сокровища, которые прячут в ящички, даже несмотря на то, что я не имею права знать об этом. Когда клиент арендует такие ячейки, мы обязаны оставить его в одиночестве. Он может в полном спокойствии сесть за стол и заполнить свою коробку. Плевать чем. Но клиенты постарше часто с гордостью демонстрируют личные вещи. Фотографии родителей или детские фотографии их самих, которые они хранят у нас, в надежде, что в случае ограбления или пожара те останутся целыми и невредимыми в банке. Кольца умерших супругов или родителей. Семейные драгоценности, которым уже несколько сотен лет... — в поисках помощи я смотрю на главного комиссара и шепчу: — Я попросила не трогать эти вещи, потому что они составляют огромную эмоциональную ценность. — Я не могу сказать ему всей правды. — Главный сказал, что я должна ему предложить что-то взамен, что-то более значимое, чем можно было бы наполнить сумки. — Я сглатываю и заламываю руки: — Главный знал, что во многих филиалах есть потайная дверь, спрятанная за ячейками, но не знал, что в нашем банке хранится золото. В основном там хранятся значительные суммы денег. Важные документы. В некоторых нет ничего. Я была в шоковом состоянии, потому что он прижимал оружие к моей груди. Он сказал, что не тронет личные вещи клиентов, если я открою ему эту дверь, не нажимая кнопку скрытой сигнализации. В таком случае, он не будет ни в кого стрелять... так что я открыла тайную дверь.
— Что произошло после?
— Они опустошили свои сумки и сконцентрировались на золоте.
Его серьезный взгляд наполнился пониманием.
— Я не могла представить, как сказать моим клиентам, что их самые ценные воспоминания украдены. Так что да, если я виновата в том, что отдала грабителям золото, то это так. Но вы точно понимаете, что... это звучит безумно... что я...
— Нет. Это хорошо. Это показывает, что грабители были хорошо подготовлены. Я уверен, они знали о золоте, а вас просто поставили под эмоциональное давление. — Мои глаза снова загораются.
— Это значит, что вы мне верите?
— Я даю вам шанс на доверие и надеюсь, что не пожалею об этом.
— Вы не пожалеете! — еще один вопрос крутится на кончике моего языка. — Что я могу сделать, чтобы доказать свою невиновность?
— Просто говорите правду. И если вы еще что-либо вспомните... звоните мне в любое время. — Он поднимается и протягивает мне руку. Я тоже встаю и пожимаю ее.
— Я пришлю к вам мистера Рикко, чтобы он все записал. Мы остаемся на связи?
— Да. Спасибо большое. И за то, что вы смогли поставить на место моего босса... — он сдержанно кивает мне и покидает комнату.
Я делаю еще один глоток и встаю, чтобы выглянуть из окна. Полиция и репортеры до сих пор стоят перед банком, а из окон здания напротив на меня смотрят некоторые работники. Я снова прячусь за пальмой и смотрю на дверь, за которой снова слышны шаги.
Это комиссар Рикко, который сам, без своих партнеров, подходит ко мне.
— У вас есть еще немного времени для меня? — вежливо спрашивает он. На короткий момент его холодные голубые глаза выглядят устрашающе, поэтому я киваю. В конце концов, он комиссар и брат Дрейка, один из хороших.
— Конечно. — Я дарю ему улыбку и достаю ручку из ящичка стола.
— Уверена, мистер Негрони не будет против, если я подарю вам одну. На ней логотип нашего банка. Они дорогие... — Ручка запакована в металлический футляр. Обычно они рассчитаны на особенных клиентов, потому что очень дорогие. Но если он сломал одну от злости, то должен получить новую взамен.
— Спасибо большое. — Его улыбка напоминает мне о Дрейке. Они выглядят чертовски похожими, хотя не являются близнецами. — Мой брат любит дарить их на Рождество. Дома у меня наверняка есть штук двадцать таких... — улыбаясь, говорит он и засовывает ее в карман своей униформы.
— Можно спросить, у вас есть еще братья?
— Еще четыре.
— Четыре? — немыслимо! Если они все выглядят, как Дрейк...
Я сглатываю и тихонько смеюсь, на что он тоже отвечает улыбкой.
— Да, наши родители до сих пор любят друг друга. Дрейк самый старший, я самый младший. Потом еще есть Малик, Джекс и Чейс. — Малик. Я так и знала!
— Этот Малик... Он работает...
— На желтую прессу, если можно процитировать вашего босса.
— Какое совпадение, — слегка скептически бормочу я.
— Ну, вообще-то он не работает на газету. Она принадлежит ему. Но он всегда называет себя по-другому, потому что имя «Рикко» в Швейцарии очень известное. Многие связывают его с Дрейком или нашим отцом. Или Чейсом Рикко, о котором вы, наверняка, не раз читали в газете.
— Имя знакомое, да...
— Городской прокурор. — Да, видимо, братья много чего добились.
— А Джекс?
— Он руководит четырьмя женскими тюрьмами в Швейцарии.
— Оу. Действительно интересная семья, — улыбаясь, добавляю я.
— Вы должны как-нибудь приехать к нам на Рождество. Видели бы вы, что там творится... — он весело смеется, а потом еще раз персонально представляется: — Эйс Рикко. Последний ребенок в семье. Который, до сих пор, всего лишь комиссар. — Он протягивает мне руку, которую я с удовольствием пожимаю.
— Ммм, очень приятно. — Его голубые глаза сразу же зачаровывают меня. Кстати, у него рост и телосложение как у этого «Дарка».
— Скажите...
— Эйс. Просто Эйс. Ты знакома с двумя моими братьями, и если вспомнить мой последний разговор с Маликом, кажется, он что-то о тебе рассказывал. Насколько отчаявшаяся ты была в тот вечер в баре. — Я не знаю, как реагировать на то, что он предложил перейти на «ты». Возможно, это его тактика, чтобы замылить мне глаза и расположить к доверию. Может быть, так он пытается выудить из меня еще больше деталей, которые могут подтвердить, что я имею соучастие в ограблении.