2012. Точка возврата (СИ)
— А мужа сестры — отца ее ребенка, значит, можно?, — попробовал возмутиться Лукошкин.
— Ты — не только муж, а еще и автор невероятной гипотезы, — решила подсластить пилюлю Лена, почувствовав, что голос Егора дрогнул. — Как не тебе подтверждать ее правдивость?
Так что готовь портфолио. Жду.
И Лена поторопилась выключить видеосвязь.
Глава 10.
ДАЛ слабину, не смог проявить жесткость и не поддаться на уговоры Лены? Значит, отправляйся собирать портфолио. Недовольно ворча, Егор полез в книжный шкаф. На самой нижней полке, под завалами из старых журналов по психологии и обрывков забытых рукописей (вряд ли когда потребуются, но, чтобы выбросить, надо разобрать) пряталась большая коробка от Зойкиных роликовых коньков. Купив обновку, сестра собиралась картонку выбросить, но Лиля упросила отдать вместительную емкость ей. Мол, у них с Егором скопились фотографии, разбросаны по разным углам, пусть, пока не переедут в альбом, копятся в одном месте. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Нет, периодически либо он сам, либо Лиля, либо кто-нибудь из родственников дарили Лукошкиным альбомы для фотографий. Толстые фолианты сначала кочевали с полки на полку, а потом исчезали в тайных уголках квартиры: тратить время на нудное раскладывание снимков по прозрачным кармашкам никто желания не изъявлял. Зато после каждой поездки или семейного торжества коробка от роликовых коньков продолжала пополняться. И официально превратилась в место хранения семейной истории. Справедливости ради стоит отметить, что ни в одном знакомом доме альбомы тоже не водились. Люди в лучшем случае оцифровывали старые фотографии и держали их в компьютере вместе с новыми, либо точно так же хранили в пакетах или в картонных ящиках.
Лукошкин дотащил коробку до стола, снял крышку и, подцепив стопку из нескольких десятков снимков, разложил их веером по поверхности. Вереница лиц. Жизнь нескольких поколений. Кидая фотографии в коробку, никто не заботился о соблюдении хронологии. Поэтому снимки перемешались. Портреты родителей, маленького Антона чередовались с фотографиями с выпускного бала Зойки и со свадьбы Егора и Лили. Попался на глаза и выцветший от старости снимок — бабушка Егора, театральная актриса. Мама любила рассказывать истории о бесчисленных поклонниках бабушки Веры. Особенно млела от подобных баек Зойка (вот вам и подтверждение поговорки про "яблоко от яблони"). Почитатели забрасывали звезду сцены подарками в виде шоколадных наборов или гранатовых браслетов. Но, уважая чувства очередного мужа (в этом статусе побывали только двое, ничтожная цифра по сравнению с внучкой), бабушка Вера непременно возвращала дорогие безделушки обратно, сладости раздавала гардеробщицам, костюмершам и билетершам, оставляя себе только цветы. Егор в отличие от Зойки застал бабушку в живых и помнил длинные белые руки, безупречную осанку, игривость во взгляде. И дурманящий аромат красных роз, которые она любила и которые охапками привозила домой после каждого спектакля.
Фотографий родителей попалось несколько: мама в окружении подружек на работе и папа, выступающий с трибуны на собрании. Снимков самого Егора было больше, практически все, начиная с десятого класса. Фоторепортажи со студенческих вечеринок, они с Вадимом за столом в аудитории. Знаменитый кадр, положивший начало созданию семьи Лукошкиных — Егор, Лиля, Вадим и Ирма на выходе из ночного клуба, в котором они только что перезнакомились. Причем, фотографируясь, они еще не знали о своей дальнейшей судьбе и, тем не менее, расположились "с прицелом на будущее" — Егор рядом с Лилей, а Нелюбин рядом с Ирмой. (Пятая участница вечеринки — Лена в кадр не попала, ей доверили щелкнуть затвором фотоаппарата).
Но каких изображений оказалось гигантское количество, так это Антона. Младенец как полагается в голубом конверте: глаза закрыты, щечки надуты. Годовалый бутуз верхом на подаренной бабушками-дедушками деревянной лошадке. Первоклассник с огромным, что и лица не видно, букетом гладиолусов. Рядом с тетей Зоей, еще не ссорящиеся из-за каждого пустяка, в фойе цирка, в обнимку с обезьянкой.
Егор сканировал одну за другой фотографии и перекидывал их в папку на "Рабочем столе". Работа монотонная и долгая. Хорошо хоть, что окружение Лукошкина складывается в основном из близких родственников и немногочисленных знакомых. Никаких сослуживцев. Иначе на оцифровку потребовался бы не один день. Лена правильно определила полезность именно Лукошкина. Его портфолио получилось коротким, значит, на энцефалограмме будет много идентичных фрагментов, что облегчит их расшифровку.
Прокатав последнюю из отобранных фотографий, Егор достал флэшку и скопировал файл на нее. Затем сложил снимки обратно в коробку и впихнул картонку на место, под журналы. Осталось выключить компьютер и можно отправляться спать. Когда экран окончательно погас, Егор нагнулся, чтобы вытащить штепсель из розетки. Вот досада!, — на полу лежала фотография, незамеченно слетевшая со стола. Лукошкин перевернул снимок: он, Лиля и маленький Антошка. Сынишке лет пять, они вместе проводили лето на даче. На велосипедах ездили купаться на дальнее озеро. Егор приделал к раме пару дощечек — одну в качестве сиденья, другую — как подставку для ног, и устраивал малыша впереди себя. Антон крепко держался за руль, Егор фиксировал ребенка локтями. Так и ехали. На фото Лукошкины сидели на песке, за спиной — вповалку велосипеды. Они втроем смеялись в камеру, которую Егор предварительно установил на валуне. Далекий, невероятно солнечный день. Почему такие случаются только в прошлом?
Лукошкин повертел фотографию в руках. Лезть снова за коробкой? Нет уж, увольте. Егор нащупал на столе блокнот, отщелкнул резинку и засунул снимок за последнюю страницу. Потом как-нибудь вернет на место.
До Лены Егор добрался еще через неделю. Приехал, как и просили, ближе к ночи. Молча протянул Аркадию флэшку и прошагал с видом завсегдатая сразу в "бункер". Откинул покрывало и позволил Юле укрепить на голове конструкцию из проводов.
— В первый раз, — объявила Лена, вставляя разъемы в гнезда за спинкой кровати, — не станем бередить долговременную память. Запишем обычный сон, чтобы программа научилась узнавать новые образы, настроилась на "общение" с твоим мозгом.
Пожелав спокойной ночи, Карева вернулась к компьютерам. Егор взбил подушку, натянул до носа одеяло: "бункер" и вправду приспособлен для хорошего сна. Как только захлопнулась дверь, и выключились верхние лампы (осталась лишь мягкая подсветка у прикроватной тумбочки, под потолком мигала красная точка на видеокамере, которая фиксировала происходящее в "спальне", плюс для тех, кто страдает клаустрофобией, сюда просачивался через небольшое окошко в стене приглушенный затемненным стеклом свет из внешней комнаты) стало неестественно тихо. Егор непроизвольно потянулся — появилось непреодолимое желание зевнуть. Городской житель о подобном безмолвии только мечтает. Какие двух-трехслойные оконные рамы в квартире не ставь, как не подбирай спальню с видом на тихий двор, как не затыкай уши берушами, такой тишины, которая приятно обволакивала его сейчас, не встретишь в принципе. Даже компьютеры не гудели — Лена намеренно вывела приборы с показаниями деятельности мозга за стены "бункера".
Лукошкин повертелся на кровати, пытаясь удобно устроить голову в смешной "шапочке". Но оказалось, и здесь ученые позаботились о комфорте пациентов — провода не мешали и не царапались, полная свобода положений.
Лукошкин никогда не жаловался на бессонницу, не страдал "синдромом нового места" и, попадая в гостиницу или оставаясь ночевать у друзей, сразу засыпал. Не стал исключением и "бункер".
В сон Егор втянулся легко. Он обнаружил себя в родном подъезде, поднимающимся по лестнице, которая винтом закручивалась вокруг лифтовой шахты. Это в новых московских многоэтажках, пекущихся о пожарной безопасности, лифты и лестница находятся в разных углах. А раньше "дорогу наверх", что ногами, что в кабине, прокладывали в одном стволе. Квартира, в которой Егор жил с детства и которая первоначально принадлежала бабушке-актрисе, находилась в старом кирпичном, сразу послевоенном доме. На третьем этаже. Поэтому Лукошкин редко пользовался лифтом и привык топать до двери пешком. Вот и сейчас он легко взбирался по ступеням. Как делал миллион раз в своей жизни. Но сон тем и отличается от яви, что любит подкинуть что-нибудь необычное.