Страсть и ненависть (ЛП)

Остальные следуют за ним, но женщина остается. Она закрывает дверь клетки, глядя на меня пристальным взглядом, прежде чем уйти прочь.
Пытаясь отдышаться, я изо всех сил стараюсь сесть. Живот и грудь чертовски болят, но прямо сейчас я не чувствую всю силу этой боли.
Я смотрю на Роналдо из-под ресниц, а потом достаю перочинный нож.
Когда он видит это, улыбка становится настолько широкой, что я думаю, его лицо может треснуть.
— Черт. Не думал, что у тебя получится.
Он удивлен...
Хотя не должен.
Это только начало.
  
Глава 7
 
День шестой
На рассвете мужчина с седыми волосами входит с подносом еды. Сегодня это что-то другое. Не помои. Не холодное и не замороженное. Не похоже, что от этой еды у меня будет расстройство.
Это выглядит… вкусным.
Еды достаточно для двух человек, и когда он ставит поднос на пол, мы медленно придвигаемся ближе, чтобы разглядеть, что именно там. Тост, вареное яйцо и кусочки арбуза. Конечно, тост сухой, но это неважно. Я все равно съем его.
— Поешьте, — требует он. — И не тратьте впустую еду.
Он уходит, не оглядываясь назад, и запирает дверь. Мы с Роналдо смущенно смотрим друг на друга — ну, хорошо, я смущена больше, чем он.
— Они активизировались. Они действуют так, только когда он возвращается, — сообщает Роналдо. А потом вскидывает бровь. — Ты готова?
Я похлопываю по своей левой груди, где спрятала перочинный нож.
— Готова.
После того как мы съедаем пищу, от которой, честно говоря, чувствую себя совершенно новым человеком, я вежливо прошу Роналдо отвернуться, чтобы я могла пописать. Я не вернусь в ту чертову уборную. Предпочитаю пописать в этом углу — именно так я должна была делать с самого начала.
Роналдо было довольно трудно поесть. Предполагаю, что он не ел пищу, которую они приносили, потому что не мог. Не имея рук, он должен был наклониться вперед и опереться на свои культи, чтобы кусать пищу, как какая-то собака. Он ел практически с земли. Что же касается питья... ну, я помогла ему сделать несколько глотков. Даже не хочу знать, как ему удавалось выпить что-нибудь без рук.
Роналдо опирается на спину и затем переворачивается на левый бок.
— Ты знаешь, если у тебя не получится, он убьет тебя сам.
— Мне все равно.
— Ты готова умереть? — Его голос меняется, он удивлен.
— Мне больше нечего терять. Смерть будет для меня удовольствием. — Я вздрагиваю, когда тяну застежку-молнию платья. Она врезается в мою кожу.
— Просто сделай все правильно.
— Я знаю. Ты не должен продолжать говорить мне об этом.
Роналдо откидывается на спину и смотрит на меня. Его взгляд пристальный и серьезный.
— Если тебе повезет, и он решит забрать тебя... — вздохнув, начинает он. — Убедись, что вытащишь меня из этого места. Я не хочу умирать здесь. Не забывай обо мне.
Я не моргаю, удерживая его взгляд. Он уже через столько прошел. И хотя я не знаю, почему Роналдо здесь, думаю, он усвоил свой урок. Его поступок не может быть настолько плохим, чтобы оказаться в плену, с отрубленными руками и испытывать ежедневные страдания. Никто не заслуживает такого обращения, в отличие от тех людей, которые оставили нас здесь. Роналдо кажется хорошим парнем. Я уверена, независимо от того, что он сделал, это было простой ошибкой, которая несоразмерна наказанию.
— Я не забуду, — шепчу я, подсаживаясь ближе к нему. — Обещаю.
* * *
Весь день вплоть до заката устрашающе тихо. Помимо того появления человека с седыми волосами, ни один из них не возвратился, чтобы совершить обычные двухчасовые проверки.
Мы не слышим громкого смеха или ругани. Не чувствуем запаха дыма сигар или приготовленной в микроволновой печи лапши.
Сегодня тихо.
Но как только солнце начинает садиться, мы слышим голоса.
Я приободряюсь, сжимая нож в руке. Кто-то быстро говорит на испанском языке, что-то объясняя. Кажется, это мужчина с седыми волосами.
Затем я слышу скрип двери и могу различить звук шагов по коридору — не уверена, сколько их, но, похоже, много.
С каждым их шагом мое сердце сильнее колотится в груди.
Тук-тук-тук...
Потной ладонью я все еще сжимаю рукоять ножа, взгляд сосредоточен на двери клетки. Роналдо находится в самом дальнем углу, как можно дальше от двери.
Шаги, наконец, останавливаются. Не смотрю наверх, таким образом, все, что я вижу через железные прутья, это их обувь. Двенадцать пар. Все они носят черные ботинки — все, кроме одного...
Этот единственный носит очень дорогие кожаные туфли.
Постепенно я поднимаю голову выше и вижу светло-коричневые классические брюки, покрывающие мощные, крепкие ноги, и черную застегнутую на пуговицы рубашку, едва скрывающую сильные руки и широкие плечи.
Первые две пуговицы рубашки расстегнуты, показывая верхнюю часть его твердой груди, где я вижу золотую цепочку с распятием.
Наконец, я смотрю на его лицо. У него волевой подбородок, легкая щетина покрывает щеки, а полные розовые губы скульптурные до совершенства. Его нос прямой с острым кончиком, и эти глаза…
Эти прищуренные, темно-карие глаза такие глубокие, видят насквозь, они поймали меня в ловушку. Я пытаюсь отвести взгляд, но не могу. Я застыла... и не знаю почему.
Я должна ненавидеть этого человека — ненавидеть его лицо и то, как он стоит намного выше, чем остальные мужчины, и его прекрасное, крепкое телосложение, но такое ощущение, что я просто не могу включить ненависть, глядя на него.
Но я знаю, если отведу взгляд, буду ненавидеть его снова и снова.
Он изучает клетку очень тщательно, принимая во внимание каждую маленькую деталь, а затем сосредотачивается на мне. Я знаю, он не может хорошо разглядеть меня. Здесь довольно темно.
— Abrela, — командует он с сильным акцентом. — Открой.
Человек-топор делает шаг вперед, чтобы открыть дверь. Сделав это, он тяжелым шагом направляется в мою сторону, хватает меня за руку и дергает. Начинает тянуть меня к боссу, но я рвусь прочь, прежде чем он сможет дотащить меня.
— Отстань от меня, — рычу я, отступая.
Человек-топор опускает на меня взгляд, снова хватает мою руку и потом бьет меня тыльной стороной ладони.
— Прекрати, нахрен, дергаться.
— Успокойся! — рявкает босс, глядя прямо на Человека-топора.
Человек-топор смотрит на босса и отодвигается от меня. Когда он опускает руку, я выхватываю карманный нож, открываю его, так что лезвие указывает на него, а затем кидаюсь вперед и кричу, когда ударяю его ножом прямо под ребрами.
Он кричит от боли, хватаясь за бок. Лезвие входит глубоко. Кровь льется, стекая на рукоять ножа и на мои пальцы. Только тогда я отпускаю его.
Двое мужчин позади босса ругаются, затем мчатся ко мне и подтаскивают меня к нему. Один из них сжимает ладонью заднюю часть моей шеи, а другой держит мои руки. Мои ноздри раздуваются, поскольку я сбивчиво дышу, готовая к тому, что должно последовать.
Манера поведения босса не изменилась. Он не хмурится и не улыбается. Он не потрясен или доволен. Его лицо просто... пустое. Он не показывает ровным счетом ничего, и на долю секунды я думаю, что облажалась.
Прищурившись, он делает шаг ко мне. Мои темные волосы упали на лицо, скрывая меня. Я вижу его через пряди достаточно ясно, чтобы понять, что он взволнован.
— Почему, блядь, ты сделала это с одним из моих людей прямо у меня на глазах?
Я не отвечаю ему. Я безумно зла. Слишком разгорячилась.
Он приподнимает мой подбородок таким образом, что я могу видеть его полностью. Мои волосы скользят назад, и наши взгляды встречаются.
Когда он видит меня, смотрит в мои глаза, именно тогда его выражение меняется. Он не говорит. Не говорит ничего. Его пустой взгляд в одно мгновение превращается в недоверчивый.
О чем, черт возьми, он думает?