Туманы Серенгети (СИ)

— Что-то плохое? — я перевела взгляд с неё на Бахати, но он смотрел через моё плечо на что-то, находившееся позади меня.
Я обернулась и увидела девочку, стоящую у заднего входа. Её тёмный силуэт был очерчен светом, льющимся через открытую дверь. Казалось, что ей было около шести или семи лет, но её поза была зажатой и настороженной, как будто она не была уверена, должна ли она войти.
— Всё в порядке, Схоластика, — сказала Анна. Она перешла на суахили и уговорила ребёнка зайти внутрь.
Когда девочка вышла на свет, я вздрогнула. Возможно, это была неожиданность, шок от увиденного бледного призрака, появившегося из теней средь бела дня. Её кожа была странного оттенка белого цвета с розовыми пятнами в тех местах, где солнце коснулось её. Она смотрела на нас своими невероятными глазами — молочными и голубыми. Её вьющиеся волосы приглушенного светлого оттенка выглядели жесткими, никакой мягкости и изысканности — она была острижена практически налысо. Отсутствие цвета было резким, как картина, лишённая пигмента. Раньше я видела людей с альбинизмом [6], но у этой девочки были струпья [7] на губах и по всему лицу, будто чёрные маленькие мухи пировали на ее коже. Я не могла удержаться от дрожи, которая пробрала меня, хотя именно Схоластика заметно отшатнулась от меня, от рефлекторного ответа, с которым она, без сомнения, знакома. Отвращение. Ужас. Негодование.
Я отвела взгляд, стыдясь за себя. Она была просто маленькой девочкой, рождённой без цвета.
— Это дочь Габриэля, — сказала нам Анна. — Она не говорит по-английски. Габриэль перестал посылать её в школу, потому что они не могли гарантировать её безопасность, поэтому она остаётся дома, со мной.
Я кивнула, думая о детях, которые скандировали «Схоластика, Схоластика!», когда они увидели меня. Для них, она, вероятно, больше походила на меня, чем на них. Как учитель я хорошо знала, как дети могли объединяться и реагировать на то, чего они не понимали.
— Она чувствительна к солнцу, но я не могу держать её в помещении весь день, — Анна коснулась лица своей племянницы. — Это коросты от солнечных ожогов, — её голос дрогнул, когда она заговорила снова. — Я хочу, чтобы ты взяла её с собой.
— Прошу прощения? — я наклонилась вперед, убеждённая, что неверно расслышала.
— Твоя сестра помогала Габриэлю перевести детей-альбиносов в приют в Ванзе. У них там есть школа для таких детей, как Схоластика, место, где она будет в безопасности, где она не должна будет чувствовать, что она какая-то другая.
— Ты хочешь отослать её? В детский дом? — я была поражена. — Разве ты не должна сначала обсудить это с Габриэлем?
— На этот раз Габриэль отсутствует слишком долго. Он сказал, что мы переедем в Ванзу, когда он вернётся, — подбородок Анны задрожал, и она глубоко вздохнула. — Я не могу присматривать за Схоластикой одна. У меня двое собственных детей. Габриэль принял нас и арендовал дом побольше, когда мы с мужем развелись. Без него я не смогу платить арендную плату. Я только что получила уведомление о выселении. — Она указала на коробки вокруг нас. — Я должна переехать, и как только мы покинем эту территорию… Бахати, ты понимаешь? Скажи ей, что бы она отвезла Схоластику в приют.
При упоминании её имени Схоластика перевела взгляд со своей тёти на Бахати.
«Она не понимает, о чём мы говорим», — подумала я.
— Детский дом в Ванзе — это то место, в которое Мо перевозила всех детей? — спросила я.
— Габриэль забирал их. Он попросил Мо помочь ему доставить их туда. У них была договорённость. Габриэль предложил Мо отвезти её туда, куда она только захочет, — национальные парки, озёра, сафари-отели — бесплатно. Взамен Мо перевозила детей как своих собственных.
— Я не понимаю. Мо перевозила детей как своих собственных? — спросила я.
— Дети-альбиносы выделяются в Африке. Они особенные. Другие. Есть люди, которые, не колеблясь, могут издеваться над ними или навредить им. Когда вы надеваете большую шляпу и правильную одежду на этих детей, вы можете обмануть людей, заставив их думать, что они туристы — по крайней мере, на расстоянии. Намного легче, когда люди думают, что они видят мать мзунгу и ребёнка мзунгу, путешествующих с местным гидом. Раз в месяц Мо обеспечивала безопасный проход для одного из детей, которого находил Габриэль, и он возвращал долг, показывая ей окрестности.
— Но теперь он пропал, — сказала я. — Вы сообщили об этом в полицию?
— Да, но есть много мужчин, которые уезжают в город и никогда не возвращаются. Они думают, что Габриэль бросил нас.
— Это возможно?
— Я не знаю. Я так не думаю. Он бы не бросил Схоластику просто так. Её мать уехала после её рождения. Она хотела отдать её, потому что считала, что дети-альбиносы прокляты, но Габриэль не стал бы этого делать. Если бы ты могла доставить Схоластику в Ванзу, я бы чувствовала себя намного лучше, по крайней мере, пока моя жизнь не наладится. Когда Габриэль появится, он будет знать, где её найти.
Было слишком информации для размышления. Я приехала в Рутему с простой миссией: найти человека, который, как я думала, помогал моей сестре. Вместо этого, меня попросили о помощи.
— Извините, но без вашего брата я сама в затруднительном положении. Я пришла в поисках его, потому что у моей сестры были имена троих детей, которым необходимо было добраться из одного места в другое. Я не могу помочь им или вам в одиночку, — я чувствовала себя как дерьмо. Мне не нравились стыд и чувство вины, которые ползли по моей коже каждый раз, когда Схоластика смотрела на меня. Она сидела на полу, возле ног Анны, дёргая за края юбки, чтобы прикрыть пальцы ног. Я предположила, что это привычка, чтобы ежедневно защищать себя от солнца.
— Как насчёт тебя? — спросила Анна Бахати. — Ты не можешь отвезти мисс Родел в Ванзу?
— Чтобы добраться до Ванзы, нам придётся пересечь землю Масаев, и я туда не поеду.
— Почему нет? — Анна оценивающе оглядела его высокую долговязую фигуру. — Разве ты не Масаи?
— Да, но мои люди отреклись от меня. У меня нет желания видеть их, — Бахати сжал челюсти, давая понять, что разговор окончен.
Анна рассеянно погладила волосы Схоластики. У неё был задумчивый взгляд, отчасти отчаянный, отчасти смиренный.
— Я знаю кое-кого, кто мог бы помочь, — сказал Бахати через некоторое время. — Он тоже мзунгу, но его семья жила в Танзании в течение трёх поколений. Его дедушка был британским солдатом, служившим здесь во время Второй Мировой Войны. Может быть, мисс Родел сможет убедить его доставить Схоластику и других детей в Ванзу.
Они выжидающе посмотрели на меня — оба, Бахати и Анна.
— Как думаешь, сколько он возьмёт за это? — спросила я. У меня были ограниченные ресурсы. Мой банковский счёт был пуст после того, как я сделала первый взнос за коттедж, а поездка опустошила оставшуюся часть сбережений.
— О, он не будет делать это ради денег. У него есть кофейная плантация, одно из крупнейших имений в этом районе. Он важный человек — не тот тип человека, с которым кто-нибудь захочет связываться. И у него большое сердце. Вы и дети были бы в надёжных руках.
— Как его зовут?
— Джек, — ответил Бахати. — Джек Уорден.
Имя повисло в воздухе между нами как мост, ожидающий меня, чтобы пересечь его. У меня возникло ощущение, что если я сделаю это, пути назад больше не будет. Я буду связана тем, что я решу в ближайшие несколько секунд. Я почувствовала тяжесть момента, когда часы на стене стали тикать.
— Как насчёт Схоластики? — спросила я, указывая на маленькую девочку, чья голова была опущена, пока она прослеживала невидимые узоры на полу. — Разве она не имеет права голоса во всём этом?
— Габриэль пообещал отвезти её в Ванзу, чтобы она могла быть с детьми, такими же, как она сама. Она всегда хотела поехать туда. Она скучает по отцу, но если я скажу ей, что он встретится с ней там, она поедет.