Игра отражений
Рангхиль оставалось верить Хальдору на слово: сама она никогда не покидала окрестностей родного дома. Вся ее жизнь прошла здесь, на пологих холмах и равнинах, среди лесов, узких рек и птичьего щебетанья. А также среди саксонских и данских крестьян, рева волов, хохота пьяных воинов в длинном зале, звона железа в кузнице и тихого потрескивания свечей, когда шьешь долго, и глаза слипаются.
Остальной мир был словно затянут туманной дымкой: Англия с ее королевскими проблемами, венценосным святым [3] и дележом земель и власти почти не касалась Рангхиль. Вплоть до прошлого года, когда умер отец, могучий Олаф Миккельсен, и горе, заполнившее их сердца, со временем сменилось тревогой.
– Налей-ка еще, – Роалль подставил служанке кубок, чтобы та вновь наполнила его сладким прошлогодним элем, и повернулся к сестре. – Значит, припасов немного?
– Ты же помнишь, каким было прошлое лето, – поморщилась Рангхиль. – Природа словно плакала по отцу. Пшеницу побило градом, и мы смогли собрать лишь три четверти того, что обычно. И это было удачей. Перед самой посевной нам пришлось начать раздавать зерно из амбаров замка, зерно, предназначенное на семена.
– Но скотину градом не побило? – вздохнул Роалль. Вообще-то, хозяйка замка отвечала только за порядок в замке и работу хозяйственных служб, а все вопросы с крестьянами должен был решать хозяин, но Роалль больше склонен был к ратному делу, как и их отец Олаф. Поэтому Рангхиль охотно взяла на себя заботу о благополучии имения, советуясь с братом лишь при принятии самых ответственных решений, от которых зависела жизнь многих. Замком же и всеми его службами Ранди занималась с тех пор, как научилась считать и читать, то есть лет с десяти. Олаф Миккельсен вдовствовал давно, так что дому к тому времени отчаянно требовалась хозяйка.
– Скотине тоже нужно что-то есть. А когда луга затапливает… – напомнила Ранди брату.
– Я понял тебя, – кивнул Роалль, задумавшись. – Однако этот год обещает быть урожайным.
– О да. Хотя я не стала бы испытывать терпение судьбы, считая наш урожай заранее. Если все будет хорошо, и мы продадим скот… – Рангхиль с превеликим удовольствием рассказала бы брату все и в подробностях, но Роалль привык во всех этих делах полагаться на сестру. Сам он предпочитал заниматься укреплением защитных сооружений замка и тренировать дружину, с определенной долей справедливости полагая, что процветание имения зависит не только от успехов в сельском хозяйстве и торговле, но и от способности защитить имущество.
Ужинали в длинном зале. Собственно, это был обед, плавно перешедший в вечернюю трапезу; воины могли сидеть за столом часами и предаваться воспоминаниям, рассказывать истории, похваляться подвигами и заниматься всеми приличествующими настоящим мужчинам вещами. Иногда Рангхиль это веселило, иногда раздражало. Когда приезжали гости, она могла, как велели традиции, обносить их вином и элем, но обычно сидела во главе стола, по правую руку от брата. Роалль был хозяином дома, и если бы Рангхиль родилась мужчиной, то восседала бы сейчас рядом с ним, разделив священное право именоваться хозяином. Или, если бы у их матери родилось два мальчика, наследником и главой рода считался бы тот, что первым появился на свет? Так-то первая – Рангхиль… Она снова взглянула на лицо брата, очень похожее на ее собственное, только немного грубее. Так говорила Адьва. Приходилось верить служанке: рассмотреть себя хорошо в медных зеркалах и обманчивых речных отражениях никак не получалось.
Роалль. Самый близкий человек, который всегда был у Рангхиль, сколько она себя помнила. Они с первого дня были неразлучны – с того самого дня, давшего им жизнь и отобравшего ее у их матери. Альва рассказывала, что Олаф горевал безмерно, потеряв любимую супругу. Но это не отвратило его от детей, он воспитывал их почти не делая между ними различий. И в свои двадцать лет Рангхиль немного снисходительно относилась к бледным и нежным саксонским девам. У данов были другие обычаи: родовитая женщина, если того пожелает, может владеть оружием и даже состязаться с мужчинами. Весьма полезные умения в неспокойные времена.
Впрочем, времена никогда не бывали спокойными.
Служанка наклонилась над Рангхиль, словно спрашивая, налить ли и ей эля, но девушка покачала головой. Не хотелось туманить разум даже глотком слабого прошлогоднего напитка.
– Значит, мы сможем уплатить налоги, – сказал Роалль и кинул пару костей вертевшимся у стола собакам. Тут же завязалась веселая потасовка с визгом и погоней. Псы были не голодны, однако борьба за кость у них в крови. Как и у людей… – Это хорошо.
Я не знаю, почему мы отдаем столько денег королю, которого даже не видим, но…
Собаки, громадные породистые псы, способные в одиночку свалить оленя или парой выйти на кабана, волка или медведя, разобрались, кто из них достоин кости, и улеглись у ног хозяина. Собаки – вот еще одно занятие Роалля. Псы Миккельсенов славились в округе, всех щенков быстро разбирали и платили за них хорошую цену.
– Не стоит вести подобные разговоры, – прервала брата Рангхиль. – Если Хальдор говорит, что при дворе снова зреет смута, стоит подумать, как мы поведем себя. Мы всегда поддерживали короля, а в трудный час это еще важнее.
Хальдор с небольшим отрядом вернулся из Лондона буквально утром: он отвозил те средства, что причитались с плуглендов [4] за прошедшие месяцы, в казну. Миккельсены не доверяли сборщикам налогов, предпочитая доставлять королевские деньги сами. А то кто знает, сколько звонких монет по дороге осядет в карманах хитрых саксов!
Саксы вообще были… назойливы. Конечно, они пришли на эти земли раньше, разогнав предыдущих обитателей; но как бритты склонились под их властью, так теперь настало время саксам подчиниться датчанам. Или это время уже прошло? Здесь, в Данелаге [5], этого совсем не чувствовалось. Однако мир больше, чем Данелаг.
К сожалению.
– Что еще говорят в столице? – спросила Рангхиль. Она была занята, когда Хальдор возвратился, и потому не слышала его рассказа. Сейчас ей не хотелось отлучать бравого вояку от его супруги, новости мог пересказать и Роалль.
Брат, однако, медлил. Он взял с блюда кусок мяса и снова бросил собакам – те, не ожидавшие подобного подношения, вцепились в еду с рычанием и урчанием.
– Роалль?..
– М-да. Хальдор привез кое-какие вести, касающиеся нас с тобой, – осторожно начал он.
– И что же это? – Чем играть с воображением, Рангхиль предпочитала узнать все сразу. Судя по тону Роалля и по тому, что он не начал с этих новостей – они неприятные.
– Видишь ли, Кенельм Олдхам снова подал прошение его величеству, чтобы ему вернули причитающиеся земли. Оставив нам тот клочок, на котором стоит крепость, и наделы у леса. На замок и наделы данов он претендовать не рискнул.
– В следующий раз рискнет, – поморщилась Рангхиль.
Так она и знала, что это дело не останется в прошлом. Саксы назойливы – она ведь об этом уже думала сегодня? Вернуть земли, которые вот уже много лет тебе не принадлежат, – вернуть не силой, так хитростью. Что может пообещать королю Олдхам, если не солидную долю? Здесь нет солидной доли, владения Миккельсенов не так уж и велики…
Когда король Кнуд Великий снова вернул датчанам английские земли, на время уплывшие из рук, сражавшийся в рядах его войска Олаф Миккельсен получил земельный надел с несколькими деревнями и право передавать его по наследству. Сейчас хозяином земли сделался Роалль. Однако до того, как достаться Миккельсенам, эти холмы и плодородные равнины бесхозными не были. Они принадлежали саксам – семье Олдхамов, которых милостиво не выгнали совсем, только оставили им во владение значительно меньше земель. А могли бы и вовсе перебить… Однако Кнуд полагал, что уничтожать все население Англии, если оно в чем-то с ним несогласно, – самая настоящая глупость. Потому саксов постарались сделать лояльными, не слишком притесняя и давая возможность накопить утраченные богатства и своей службой опять возвеличиться. Ситуация с годами менялась, саксонские тэны [6] приобретали все большую власть, однако здесь, в Данелаге, это ощущалось гораздо меньше. Тут по-прежнему было много датчан, действовала система датского права, крестьяне в большинстве своем являлись свободными – словом, не слишком-то много шансов оставалось у прежних владельцев, что эти земли когда-нибудь возвратятся к ним. Кое-кто смирился, кто-то отправился на службу к королю, дабы заново заслужить владения и почести, кто-то и вовсе подался на континент, а кто-то, вроде Кенельма Олдхама, пытался действовать хитростью. Войска у него не имелось, доход с земель он получал небольшой, и сам не был захвачен соседями лишь потому, что они у него уродились мирные. До поры до времени.