Мастер Лабиринта (СИ)

Дом сейчас обрушится, и я окажусь заваленным. Умру тут. Раздавленный камнями и землёй. Меня никто никогда не найдёт. Но прежде, чем умру, прижатый стенами, с перебитыми ногами и спиной, я сойду с ума, царапая сорванными ногтями бетонный пол и мечтая выпустить крик, застрявший в моём воспалённом горле. В глухой темноте, от которой вылазят глаза.
Всё это есть. Всё это - было.
Я под бетонными обломками, зажатый со всех сторон. Умирающий. Кричащий безмолвно, обезумевший от ужаса. Всё это было, я помню ясно и чётко. Но ещё помню, что вспоминал уже много раз, и забывал - как сон.
Потом, в этой удушающей тьме, с запахом пыли и крови, появляются красные скачущие огоньки и люди-волки в комбинезонах, привязанные к огонькам алыми нитями. Согнувшиеся к прикладу оружия, словно волки, вздыбившие холки. Я теряю сознание от ужаса, когда они меня находят. Мои ноги и спина ещё целы. Мои руки уже изранены попытками выбраться. Мой ум - в темноте.
Тогда меня спасли волки.
Когда?
Когда, когда, когда...?
Я развернулся и побежал обратно. Наверх, к тёплому воздуху, к жёлтому электрическому свету. Делая самое глупое - спасаясь бегством от клаустрофобии. От ощущения, что сейчас потолочная плита рухнет и размажет мне макушку. Как будто я - божья коровка, попавшая под ботинок.
Я нигде не сворачивался, но вместо коридора с витражами и декоративными растениями, лестница привела меня в узкий и тёмный коридор.
Я остановился. Прижался лбом к холодной стене - заталкивая ужас назад в сердце. Медленно и рвано вдыхал и выдыхал. Глаза привыкли: тут было темно, но не непроглядно. Это... успокаивало.
Под аккомпанемент гулко бьющегося сердца я пошёл вперёд. Куда-то же он меня выведет, да? Коридор извивался червём, но не ветвился. «Не потеряюсь», - повторял я, поворачивая. В лабиринте можно потеряться, но это же не лабиринт.
После двенадцатого поворота от каменных стен отразилось серое мерцание. Его источник был впереди, за изгибом номер тринадцать. Горько-кислый запах, на который я прежде не обращал внимания, усилился.
Я выглянул из-за поворота.
Коридор-кишка переходил в широкий вытянутый «желудок», освещённый яркими дневными лампами.
В трёх метрах, боком ко мне, замер высокий парень в смирительной рубашке. Его светлые волосы свисали сосульками, прикрывая тонкую шею и занавешивая лицо. Рукава фиксировали руки за спиной. Пижамные штаны в мелкую розовую клетку потемнели на уровне паха, на шее болталась связка разноцветных бус. Он дёргался как в припадке - бусины трещали, ударяясь друг о друга деревянными краями, пол и стены дома вздрагивали в ответ.
Парень закричал: гнев и боль, и отчаянье. Короткий вдох - и ещё один крик, складывая вопли в звукоряд. Похоже на слова, но от попытки их понять, моя голова едва не лопнула.
Блондин орал, дёргался - и смотрел, как к нему медленно, словно к перепуганному опасному животному, подбирается Саградов. Дмитрий говорил что-то, успокаивающе гладил руками воздух, но за воплями парня я не слышал ни слова.
Саградов с ним справится. Если не успокоит - то скрутит. Он здоровенный, а парень хоть и высок - но связан и очень худ...
Саградов вдруг замер. Его локти упали, как если бы на него набросили лассо и затянули. А затем дёрнули верёвку вперёд, к парню, и Саградов рывком подошёл к нему. Дмитрий застыл, на его висках и шее вздулись вены, а лицо налилось краснотой. Рот распахнулся и перекосился.
Прошёл долгий миг, прежде, чем картинка сложилась.
Нечто невидимое душило Саградова. Шея мужчины напрягалась, он пытался силой мышц удержать стискивающие гортань прозрачные руки. И не мог. Ни вдохнуть, ни освободиться.
Саградов тянул пальцы опущенных обездвиженных рук в сторону парня. Неловко, как марионетка, шагнул ещё ближе к нему. Колено мужчины подкосилось, и он, задыхаясь, завалился на стену. Связанный парень смотрел на него, наклонив голову и вопя.
У Саградова, наверное, инфаркт. Или инсульт. Вот что. Конечно, это, а не будто его душит невидимка. Нужно убрать от него блондина.
Я шагнул вперёд и толкнул парня в спину
Вкладывая всю силу, весь свой вес. Блондин не сдвинулся ни на миллиметр - словно я толкал каменную статую.
- Не трогай! - Девидофф, из противоположного конца коридора-желудка.
Парень в рубашке медленно повернул ко мне голову. Я хотел обойти его - но прирос к полу. Ноги не двигались. Руки не двигались. Я дышал, проклиная испуг-паралич. Глядя распахнутыми до боли глазами как он разворачивается.
У него оказался длинный острый нос, продолговатое лицо с выступающими скулами и бескровным тонким ртом. Блондин поднял верхнюю губу, оскаливаясь как пёс, готовый укусить. Мелкие зубы парня пачкала кровь. Его глаза светились болотно-зелёными, как у Саградова, но были пусты, как опорожненная бутылка.
Я знаю такой взгляд. Я сам так смотрю. Сквозь, мимо реальности. В глухое ничто.
Он меня даже не видит!
Он хочет меня убить, но он меня даже не видит.
Руки и ноги не слушались. Тело - как коробка, в которой я заперт.
Парень с глазами Саградова раскачивался, уставившись сквозь меня. Дмитрий хватал воздух широко открытым ртом и, цепляясь пальцами за голую стену, тяжело поднимался. Девидофф побежала к нам, а затем остановилась. Её волосы, потеряв ленту, струились за спиной чёрным плащом.
В моих крепко сжатых, не подчиняющихся пальцах, дрожал нож для заточки карандашей. Из кармана? Я не помнил, когда его туда положил, и как извлёк.
Но нож был у меня в руке. Прямое лезвие отразило мой приоткрытый рот, бескровные губы, ярко-красный шрам под глазом.
Сын Саградова стал ко мне впритык. Я задохнулся от запаха: кислый металл, озон, гарь. Неорганическая смесь, бьющая в нос, а через нос - в голову. От её едкости навернулись слёзы.
Моя рука с ножом дёрнулась вверх - и упала на тонкую шею парня.
Я рванул всем телом в сторону. Изо всех сил.
Получилось. Немного. Нож опустился на его плечо, а не на яремную вену. Моя рука вновь поднялась - и вновь ударила в тонкую шею.
Я крохотный, я далеко-далеко внизу болезненно-медленно бреду по спирали лабиринта. В изгибе коридора, завёрнутого как ушная раковина, - огромное чёрное дерево. Оно выше самой высокой башни города, толще дубов в зоосаде. Его ветви, лишённые листьев, оплетают ствол витками, подобными коридорам лабиринта и расходятся веерами в стороны. Серебристые лианы свисают с нижних ветвей, дерево тянет их ко мне. Вздрагивает в предвкушении в ответ на каждый мой шаг. Я иду, иду, иду к нему.
Деревья не умеют ждать. Оно швыряет в меня лозу, увенчанную серпом. Загоняя меня к себе - ближе и ближе. Когда я останавливаюсь - захлёстывает и цепляет. Волочит меня по земле. Моя кровь пачкает серебро чёрным. Я маленький и ничтожный.
Рядом с деревом, прислонившись к ребристому стволу, увешанный бусами и блестящими медальонами стоит блондин в розовой пижаме. Его волосы убраны назад, на лице - уверенная ждущая улыбка. В глазах ум, а не пустота. Он выглядит нормальнее, чем я, бредущий по лабиринту и разбрызгивающий кровь.
Лезвие, зажатое в моей непослушной руке, вошло в мягкое и застряло в твёрдом. Тёплое брызнуло мне на шею и подбородок.
Я отказывался смотреть на то, что натворил. Я не закрывал глаз, но я не хотел - и не видел. Я видел гигантское дерево и парня под ним, а не того, в кого я воткнул нож.
Кто-то что-то выкрикнул - и зрение прояснилось.
Саградов стоял, сжав в кулаке лезвие. Это его кость остановила мой нож в сантиметре от тонкой шеи парня.
Я изо всех сил попытался «отдёрнуть» себя. Сбросить оцепенение, не оставляющее во мне места для меня. Смог лишь моргнуть. Колени подогнулись - и я всем телом налёг на Саградова. На его руку, пытаясь перерезать её - и добраться, наконец, до горла. До артерии.
Страсть. Выжигающая злая страсть затопила меня, чёрная и непереносимая.
Свободы! Я должен, хочу, жажду свободы и последней тьмы. Это моя артерия. Это моя шея. Это я убиваю себя. Это мне Злые Люди пытаются помешать.