Когда нет оправдания (СИ)

«Невообразимо трудно запретить любовнику делать то, от чего и сам ловишь кайф» - к такому незамысловатому выводу пришел Михаил Рыжий, стоя утром перед зеркалом в ванной и разглядывая живописную россыпь небольших засосов, украшающих его шею и плечи. Некоторые из них, особо подлые, находились слишком высоко – спрятать будет проблематично.
С тяжкими вздохами застегивая пуговицы на рубашке, парень то и дело бросал укоряющие взгляды на закрытую дверь, за которой находился небольшой коридор, в конце него комната, где счастливо спала симпатичная и любимая тушка, коей эти взгляды и предназначались.
- Скотина позорная, - поджав губы, констатировал Миша, убеждаясь в своих предположениях – предательские отметины бурной ночи короткие волосы прикрыть не спешили, хоть отращивай их по самую… впрочем, и там они не все скроют.
Выходя в коридор однокомнатной квартиры своего парня, Рыжий, который на самом деле совсем не рыжий, а очень даже русоволосый, подхватил свои вещи и заглянул в комнату, где обретался его спящий красавец, все так же безбожно сопящий над десятым сном.
- Стас! - громко и четко, чтобы тело на разворошенной кровати резко поменяло положение, окидывая комнату безумным взглядом. – Я пошел, доброго утра!
Станислав, который в отличие от Рыжего, был как раз рыжим, а заодно и абсолютно бесстыжим, что Миша выяснил, познакомившись с ним поближе, злобно выругался.
- Какого ты меня будишь?! Мне к третьей паре – еще спать и спать!
- Чтобы мне не было одиноко уходить, - ехидно парировал Миша, прекрасно зная, что Стас, проснувшись, теперь ни за что не уснет – недостаток организма, не раз проклятый ими обоими, потому что бодрствовать один рыжий не мог и обязательно будил своего парня.
- Пока, - довольно кивнул сам себе Рыжий и оскалился, повторяя. – Доброго утра!
- Что ты хочешь сказать своим «Добрым утром»?! – со стоном падая в подушку лицом, передразнил несчастный.
Ответом ему был смех Миши, знающего толк в «сделай гадость ближнему своему».
А вот раздавшееся в спину «Я тебя все равно люблю, мерзавец!» его совсем не смутило. Он даже не покраснел. Ну, почти…
***
Миша искренне любил историю. И не очень любил женщину, что ее преподавала.
Почему?
Да потому что она сама, как история… Ну, та, в которой секса не было, если точнее.
И с соответствующими убеждениями, которые она активно несла в массы.
- Опять? – строгий голос Валентины Викторовны тяжелым молотом Тора обрушился на сонные головы учеников, добравшихся до первого урока.
Объектом ее придирок в девяти из десяти случаев был Рыжий. Как самый крайний, но на этот раз в прямом смысле: он сидел на первой парте у самого окна. Хотя тут смотря от чего идти: ведь за точку невозврата можно взять и саму парту, тогда крайними будут оба ученика. Но и в этой ситуации Рыжему не повезло – он сидел один.
- Снова, - подтвердил Миша, демонстративно поправляя ворот рубашки – раз скрыть камень раздора не удалось, гордость велит идти до конца.
- Ну, вот сколько можно-то, Рыжий? – проникновенно начала Соловьева под тихие хохотки класса – сама постановка фразы показалась всем очень забавной. – Что за внешний вид? Вот пару веков назад тебя бы за такое неуважение к обществу облили всеобщим позором и нарекли развратником, а еще раньше…
- Четвертовали? – не выдержал парень, с вызовом глядя на преподавателя.
- Возможно, - не смутилась женщина, кривя губы. – Из-за таких, как ты, современное общество катится вниз. Разврат заполняет все вокруг! Посмотри на себя! Даже сзади тебя всего… - вдохновленная вниманием, какого на обычных темах урока ей не видать, Валентина Викторовна вещала со всей страстью, на которую была способна, - … заклеймили! Твоя девушка просто извращенка!
«Буду знать, что сказать вашему сыну при встрече!» - вовремя не буркнул, прикусив язык, смущенный парень, сосредоточенно разглядывая засохший цветок на подоконнике.
- У тебя есть оправдание?! – с налетом пафоса закончила женщина.
- Я больше не буду? – под откровенный хохот одноклассников уточнил Миша, уже и сам улыбаясь – у учительницы даже прическа, обычно аккуратная, растрепалась.
- Пока что подойдет, - важно кивнула Соловьева. – А теперь записываем тему, и да, Ридов, я все вижу – телефон на стол!
Гроза миновала – молот благополучно вернулся в Асгард, перестав угрожающе висеть над головой русого Рыжего.
***
- Больше никаких засосов! – как только Стас показался на пороге квартиры, Миша поспешил выдвинуть ему свой ультиматум, опасаясь, как бы сам потом не напросился на обратные действия.
- С чего это? – праведно возмутился Станислав Соловьев, отличающийся крайней степенью ревнивости и собственности. – И не говори мне, что не нравится!
- Меня твоя мама достала своим домогательством…
- Чем?!
- Не в том смысле, - смешливо фыркнул Рыжий, с особым удовольствием прошептав на ухо Стасу. - Извращенец!
- А, ну тогда…
- Не говорить же ей, что это ты! – выпутался Миша из незаметно облапившего его кольца рук, - А врать я не люблю, ты знаешь.
- Ну, так и не врал бы, - с легкой обидой пробормотал парень, но его не услышали.
- Кстати, я на несколько дней домой вернусь – надо же и там ночевать, а то родители беспокоятся, - грустно протянул Рыжий и тут же весело хмыкнул. – Боятся, как бы в плохую компанию не попал!
- Смотря с какой стороны посмотреть, - заржал Стас, а Миша его поддержал. – Для иных – лучше бы пил и курил, как говорится!
- Что бы я без тебя делал, - отсмеявшись, Рыжий поцеловал парня в щеку. – Пошли на кухню, я есть хочу.
- Так что там насчет засосов?
Отвлечь Соловьева было не так уж и просто – он прижал Мишу к стене коридора, смачно поцеловав его кадык и несильно прикусывая тонкую кожу. Схваченный простонал что-то невнятное, что было расшифровано как «Только не выше ключиц». Приняв к сведению просьбу, которую чуть позже обязательно не выполнит, Стас прошелся поцелуями по разрешенному участку кожи, виднеющемуся в вороте растянутой майки. Руками поглаживая бока, задирал ткань вверх, чтобы вообще ее снять, а то от желания спуститься поцелуями вниз по груди и животу уже в глазах темнело. Миша податливо выгибался, дразня, постанывал от удовольствия, одной рукой держась за плечо Стаса, а другой опираясь на стену: плачевный опыт подсказывал, что его любимый может резко и без предупреждения встать на колени для продолжения банкета, а возбужденная до крайности, а от того плохо стоящая конструкция о двух тел легко падает вниз. Впрочем, и там продолжить можно…
То, что содомской разврат происходит в прихожей никого из парней не смущало – страсть вообще накатывала на них в самых неожиданных местах, а дома-то чего стесняться? Единственное, что они плотно уяснили - ванна место священное и запретное. Однажды принятый вместе душ закончился растяжением на ноге у одного и трещиной на руке у другого, потому вместе они никогда больше не купались – на всякий случай.
Занятые друг другом, звонок в квартиру они услышали, когда гость начал бесцеремонно стучать в дверь кулаком. Паника и судорожное одергивание вещей увенчалось криком Стаса:
- Кто?
- Я! – голос Валентины Викторовны, хоть не был знаком Мише так же хорошо, как ее сыну, но узнать его труда не составило.
- Куда?! – железной хваткой вцепился в руку своего ненаглядного Стас, останавливая парня от рывка в спальню, открывая замок на двери. – Под кровать собрался прятаться?
- Стасик, как ты? – проворковала госпожа Соловьева, заходя в квартиру и тут же натыкаясь на стремительно краснеющего «близкого друга» ее сына. – Рыжий, и ты тут!
- А? – парень недоуменно воззрился на преподавателя, потому что удивленной та совсем не выглядела.
- То есть, ты правда думал, что я не догадаюсь, что с моим сыном кто-то живет? И не выпытаю кто? – с сарказмом осведомилась женщина, расплываясь в коварной ухмылке.
- Мам, кстати, прекращай уже издеваться над ним, - Стас, нагло копируя материнскую ухмылку, невозмутимо обнял Мишу за плечи, прижимая того к себе.