Небесный Король. Трилогия
Волков осмотрел Малого повнимательнее и нашел его вполне жизне– и боеспособным. Свои наблюдения он завершил постановкой диагноза.
– Да ты, Родионов, я смотрю совсем здоров? Молодец! Значит скоро мы тебя выпишем и на «Смену». Я уже с доктором говорил. А то сидеть на посту совсем некому из сержантов стало. Всего двое старших «Смены» остались.
Малой при этих словах чуть было по старой памяти не грохнулся в обморок. Волков подошел к тумбочке, стоявшей рядом с кроватью Малого, и положил на нее пакет с апельсинами.
– Держите вот, короеды, заправляйтесь, пока время есть.
Малой вторично переживал полуобморочное состояние. Смотреть на апельсины, как бы приближавшие время выписки из госпиталя, ему совсем не хотелось.
– Ну а ты, Гризов, – обратился добрейшей души человек к Антону, – Чего лоб наморщил? Взгляд какой–то у тебя маслянистый. Ты хоть меня видишь?
И комбат помахал перед носом у Антона рукой, словно был окулистом и проводил прием.
– Вижу, товарищ полковник, – слабо ответил Антон, – Но сфокусироваться пока не могу. Поэтому вы, уж извините товарищ полковник, у меня перед носом слегка плаваете, словно по палубе корабля во время шторма передвигаетесь.
– Ну да, доктор говорил, – подтвердил комбат, но тут же оптимистично заметил, – Ничего, Гризов, не расстраивайся. Скоро мы и тебя выпишем. «Глобальный перегон» по тебе уже соскучился.
«В гробу я видел этот «Глобальный перегон», подумал Антон, а вслух сказал:
– Доктор говорил, что минимум еще недели две понадобится, чтобы полностью оклематься.
– Полностью оклемываться, Гризов, дома будешь, после дембеля. – сообщил беззлобно комбат, – А сейчас у нас на «Смену» ходить некому. Зеленых вон, десять человек прислали. Кто их учить–то армейской жизни будет?
«Да уж, – подумал Антон, – и помереть спокойно не дадут в этой армии. Обязательно помирать надо на боевом посту. Да когда же она закончится, ё–мое.»
Комбат словно прочитал мысли Антона по выражению лица, потому что добавил:
– Короче, вас обоих придется на дембель первыми отправлять, но пару месяцев еще послужите родине. Так что, поправляйтесь, апельсины жуйте. Где–нибудь недельку покантуетесь и в часть.
С этими словами полковник Волков повернулся, нагнулся и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь.
– Вот сволочь, – сказал ему в след Малой, – Народу, блин, ему на «Смене» не хватает. Самому осенью в отставку, так нет же, всё жилы тянет по старой памяти. Козел бородатый.
– Да, Малой, ты прав, – поддержал его Антон, – Этот упырь никого просто так на дембель не отпустит. Я теперь думаю как нам с тобой дожить до него вообще. Раньше кони не двинуть.
– А, пошел он на фиг, – сказал Малой, – Если он меня на «смену» посадит, я просто забью на всё. Пускай себе летает что угодно и где угодно. У меня выход с поста будет пару самолетов в день, а не тридцать–сорок, как обычно.
Мысленно Антон поддержал Малого на все сто процентов, но вслух ничего не сказал, поскольку от такой бури переживаний у него вдруг резко сначала заболела, а потом закружилась голова. Он рухнул на подушку и попытался расслабиться. Через несколько минут пульсирующая боль утихла, но головокружение продолжалось. Так Антон и лежал с закрытыми глазами до тех пор пока спасительный сон не увел его в свою обитель.
… Лес был какой–то темный и замшелый. Страшный лес. По всему видно, водились здесь звери дикие в большом количестве, а может в стародавние времена и нечисть какая. Только пока еще никто не показывался охотникам. Таились все в чащобе, чтобы напасть наверняка.
Машины оставили далеко у таежной тропки, которую в здешних местах гордо называли дорогой. Два модерновых джипа Land Rover с лебедками на передке. А сами раскинулись цепью и шли осторожно, еле ступая, чтобы не подломилась невзначай сухая ветка под ногой, медленно сжимая кольцо, в центре которого по наводке местных егерей находилось логово тигра. Страшно было всем, но азарт брал свое. Людей было много – целая стая, а в стае всегда спокойней. Платили за все англичане, которым захотелось получить шкуру матерого уссурийского тигра. Англичан было двое – Ральф и Гордон. Здоровенные рыжеволосые детинушки, словно сошедшие с этикеток крепкого виски. Они передвигались рядом, с тяжелыми ружьями наперевес. Готовые при первой же опасности всадить пулю зверю в глаз, чтобы не попортить шкуру. Охота длилась уже много часов. Тигр не показывался. Русские понемногу начинали роптать, однако Ральф и Гордон не желали отступать. Все шло тихо, но вдруг слева раздался мощный рык потревоженного зверя. Вслед за тем раздался торопливый выстрел и полный ужаса человеческий крик. Когда охотники добрались до места трагедии, было уже поздно. По всей опушке валялись рваные лохмотья одежды, а в самом центре в луже крови лежало разодранное тело охотника. Зверь оказался быстрее человека. Людская стая бросилась вдогон, но тигр уходил, ловко путая след. Спустя еще час безрезультатного преследования, продираясь сквозь чащу, Антон услышал непонятный голос где–то в глубине своего сознания: «Не ходи за мной и удержи остальных. Здесь мои дети. Иначе, убью вас всех». Еще не соображая, что делает, он схватил бежавшего рядом Гордона за рукав кожаной куртки и крикнул ему в лицо:
– Стой! Отпустим его.
– Я охотник! – отмахнулся англичанин и исчез за деревьями. Тотчас из чащи раздался его дикий крик. Так кричит человек, когда его рвут на части.
… Антон стоял прислонившись плечом к высокой сосне и уткнув ружье дулом в мох, когда на противоположный край полянки неслышно вышел здоровенный огненно–рыжий зверь. Тигр замер и посмотрел на человека. Между ними было не более пяти метров. Их взгляды встретились. Огромные глаза опасного хищника словно гипнотизировали человека. Но страха не было совсем. Хрустнула ветка и тигр исчез, словно его и не было…
Антон открыл глаза. За окном было уже почти темно. Малой спал, уронив книжку на пол. Апельсины лежали на тумбочке совершенно не тронутыми, видимо он не смог перешагнуть через отвращение к комбату. Антон повернул голову на подушке и посмотрел в окно. Занавесок на ставнях не было, поэтому он увидел кусочек звездного неба. Далекие звезды мерцали и переливались загадочным светом. Младшому вдруг сильно захотелось есть. Он с минуту в нерешительности разглядывал комбатовские апельсины, но голод оказался сильнее воли. «Значит выздоравливаю», – подумал Антон и, протянув руку к пакету, вытащил один апельсин. Очистив его, с неподдельной радостью съел цитрусовый плод, получив несказанное удовольствие. Затем перевернулся на другой бок и снова заснул.
… Он сидел посреди большой и белой комнаты, стены которой светились ровным мягким светом. Ни спереди, ни сзади, ни с боку не было никого и ничего. Ни одной живой души, ни одного предмета. Единственным предметом было его собственное тело, висевшее в десяти сантиметрах от пола. Голова необыкновенно чиста, хотя, действительно ли это была голова, он поручиться не мог. И видел он себя как–то по–новому, непривычно, будто со стороны.
Откуда–то издалека пришла мысль: «Где я?», но показалась она какой–то странной и неуместной в этой белой комнате. Вслед за первой пришли другие мысли–ответы: «Я там, где хорошо», «Там, где всегда покой», «Там, где не бывает тревог и волнений». И вдруг, между этими ответами, невесомым, но настойчивым облачком снова всплыл вопрос, показавшийся как и все вопросы в этой комнате лишним: «Где же я?» Стены комнаты слегка изменили свой свет на более яркий. Показалось, что шестигранная комната закрутилась вокруг собственной оси и, в то же время, все чувства говорили, что она стоит недвижимо. И вот появилась ещё одна мысль–ответ, ясная, четкая и спокойная как лед: «Ты в гостях у своей смерти». Он вскочил во весь рост, и босые стопы его коснулись светящейся матовой поверхности пола, теплого и жутко холодного одновременно. Он больше не висел в воздухе, а стоял, опираясь на собственные ноги. Исчезла былая легкость, у тела появился вес, и вместе с тем дикая боль пронзила его словно удар молнии. Он сделал шаг и почувствовал, что ноги его будто опутаны свинцовыми цепями. Он не может идти… «Да, ты уже в конце пути, еще немного.» Нет, я могу! «Ты пришел, ты нашел свой покой.» Нет, я не хочу покоя!