Вор и убийца (СИ)

На улицах и площади полно фонарей. Фонарщики степенно переходили от одного светильника к другому, разжигая в каждом огонь. Местные жители определённо опасались темноты и не жаждали оставаться с ней наедине.
— … оно так, ночью здесь безопасно, — беседовали двое купцов-лекантийцев, которые прошли через ворота перед нашим караваном. Один из них втолковывал другому о Первом Приюте, — Запустение далековато, да стража ходит по улицам все ночь. Фонари к тому ж. Но береженного бог бережет, до рассвета без лишней надобности нос на улицу не суй.
Из ближайшего проулка протопали сапоги дюжины городских стражников. Те же копья и кожаные куртки, что и у охраны ворот. Стражники хмуро покосились на люд, мнущийся на площади и двинулись дальше, еще более мрачно пялясь то на тени в углах домов, то на вечернее небо. Городок напоминал крепость, готовящуюся к осаде.
Веселое местечко — это Сумеречье. А Запустение еще веселей?
Показался Фосс. Оливер шел в сопровождении грузного горца, в котором я узнал Акана — тюремщика, препроводившего меня в руки кардинала. От надзирателя в нем мало что осталось. Кожаная куртка, обитая по краям темным мехом, какую тут носит каждый второй; высокие сапоги, короткий меч и засапожный нож придавали ему облик настоящего горца.
— Я из здешних, — ответил он на невысказанный вопрос и представился. — Акан Рой.
— Дальше мы двинемся вместе, — произнес Оливер, — до самого конца.
Напоминание о цели похода отнюдь не согнало с глаз толстяка озорного блеска Сейчас Акан вызывал у меня симпатию, и дело даже не в том, что горец помог спастись от пуль: просто мне всегда нравились веселые толстяки. Я даже обрадовался, узнав, что он идет с нами.
Толстяк повел нас к «Белой вазе». Трактир с широким крытым двором располагался на пятой улице от южных ворот. Городок состоял как будто из одних постоялых дворов. На любой кошелек и вкус, роскошные трактиры соседствовали бок о бок с куда более скромными.
Судя по количеству гостиниц, горожане жили за счет приема путешественников и купцов на постой. Первый Приют являлся первым и единственным пристанищем на дороге от таможни вглубь графства.
Обеденный зал «Белой вазы» оказался самым заурядным, такой же, как в тысяче других подобных заведений. Меж столиков в табачном дыму бегали услужливые девицы в белых чепцах с приятными округлостями за передниками. У выхода подпирал стенку вышибала с перебитым носом и пудовыми кулачищами. Хозяин таверны навис грудью над стойкой. Он аж лоснился от удовольствия, оглядывая полный, гудящий басом зал своего заведения.
Из кухни аппетитно тянуло, в животе заурчало. Я занял свободный столик и, похлебывая темный эль, любезно принесенный веселой молодухой, ждал своих компаньонов. Они устраивали лошадей и, зная мою неуклюжесть в обращении с этими упрямыми животными, сразу отправили меня сюда.
Посреди зала потасканного вида певичка бренчала на лютне что-то монотонное. Гостям представление нравилось, торговый народ одобрительно кивал словам незатейливой песенки о хитром купце и глупом бандите. А кроме купцов и их помощников в «Белой вазе» никого и не было.
Я блаженно вытянул под столом ноги — наконец-то не в седле — и принялся набивать трубку табаком.
— Да чтоб тебя!..
Вслед за злобным рыком раздался грохот падающего тела. Большого тела. Какой-то здоровяк споткнулся об мои вытянутые ноги. Сейчас случится драка. Первый день в Загорье получается очень похожим на мое прибытие на Костяной Краб. Бракемарт и поясной кинжал слегка вышли из ножен под столом. В драке, особенно уличной или кабацкой, ночная крыса могла удивить любого, а после и удавить. Я был лучшим среди ночных крыс.
Однако любой вор должен избегать стычки. Вору следует быть незаметным.
— Прошу прощения, — я встал из-за стола одновременно с тем, как поднялся упавший.
С нехорошим прищуром на меня пялился здоровенный детина с типично арнийскими соломенными волосами. Семифутовый амбал с широкими плечами и массивной нижней челюстью. Всю левую часть лица пересекал старый шрам. Поверх охотничьей куртки из грубой кожи на широком ремне висели два ножа, а из-за спины торчал короткий лук. Куртка была залита элем.
— Еще раз прошу прощения, — повторил я, — готов заплатить за пролитый эль…
Здоровяк схватил меня за руку, потянувшуюся к кошельку:
— Погоди, милейший.
Я выдернул руку из лапы арнийца. По-хорошему разойтись не удастся. К моему лицу приблизился небритый шрам и два зло сощуренных глаза.
— Одной монетки Джону Шраму маловато-то будет! На Крабе за такое дороже брали!
На Крабе? Значит, он из берегового братства. Или врет, чтоб напустить страху. Пираты слыли самыми отчаянными головорезами.
— Эй! Вы! Оба! — трактирщик, размахивая руками, спешил к нашему столику. За его спиной с дубинкой в руках шагал еще один вышибала, первый протискивался через кольцо обступивших нас постояльцев. Торговцы были не прочь поглазеть на драку. — Всех гостей мне распугаете!
— Они не из пугливых! — крикнул трактирщику арниец и снова повернулся ко мне, обдав перегаром и чесночным духом. Толпа одобрительно загудела. Представление может состояться!
Тяжело дышавший трактирщик и двое его молодцов оказались рядом с нами.
— Не беспокойтесь, уважаемый! — кровь отхлынула от моего лица, что означало сильную злость. Не понятно чем, но меня разъярила рожа со шрамом, внутри я кипел от бешенства. Только внешне холоден. Крыса не должна выставлять наружу эмоции. — Мы не причиним ущерба вашему приличному заведению.
Обнажив сталь, я нарочито медленно положил на стол оголенные кинжал и бракемарт, а затем поднял руки ладонями вверх до уровня груди. Со стороны данный жест казался призывом к примирению. Однако на Костяном Крабе это было приглашением к схватке. Я указывал, что буду драться кинжалом и бракемартом.
Толпа разочарованно вздохнула. Но вышибалы приблизились к моему столу вплотную. Их хозяин по-прежнему смотрел на зачинщиков волнения с видом недоверчивого хорька, лысиной чувствует, что ссора только разгорается.
— За стражей уже позвали, — сообщил он.
Я незаметно отодвинул от себя лавку, на которой сидел, она не должна мешать. Мой взгляд был прикован к арнийцу. Тот смотрел на стол с двумя клинками и бормотал проклятья. Он все понял. Он точно был на Крабе!
— Мы продолжим разговор на улице, — произнес Шрам и потянулся к своему оружию, чтобы положить его на доски около моих клинков.
— Вы продолжите здесь, и только разговор!
Черная перчатка опустилась на плечо арнийца и крепко сжала его.
Засопев, Шрам резко обернулся. За его спиной стояли Фосс и Акан.
— Мы приехали, — в тихом голосе Оливера слышался лязг стали. Бывший наемник отпустил плечо арнийца и с демонстративной небрежностью снял перчатки, бросив их на столешницу. Но его взгляд не отпускал Шрама.
— Это он, — Рой кивнул в мою сторону.
Арниец покосился на меня, громко выдохнул и рухнул на лавку за соседним свободным столом.
— Эля мне! — по-звериному прорычал он ближайшей подавальщице. — Мяса и бобов!
Акан устроился рядом с ним и принялся что-то негромко втолковывать. Толпа разочарованно загудела. Но представление окончилось, так и не начавшись. Гости «Белой вазы» возвратились к прежним занятиям: к еде, питью да разговорам. Умолкшая было певичка вновь заголосила, всеобщее внимание снова обратилось к похождениям ушлого купца.
— Разумеется, мы компенсируем все случившиеся неудобства и с вызванной стражей тоже уговоримся, — Фоссато поставил точку в препирательствах с хозяином постоялого двора. Несколько звонких монет перекочевало в его руки.
— Само собой, обычное дело, — теперь владелец «Белой вазы» согласился с доводами Оливера, — просто старые знакомцы давно не виделись и на радостях от встречи чуть повздорили.
Еще раз нарочито вздохнув от скудости «компенсации», трактирщик удалился.
— А ты, Николас, чего стоишь? — сказал Фосс, обернувшись в мою сторону. Я как раз спрятал клинки в ножны. По понятиям, принятым на Крабе, обнаженная в пылу перепалки сталь не должна возвращаться в ножны, не умывшись кровью, и косые взгляды с соседнего столика давали понять, что к этому спору мы еще вернемся. Рано или поздно, но я и не возражал. Джон Шрам не понравился мне с первого взгляда.