Йормунганд (СИ)

Будущих жен обнаружил старший брат Бьярне — Свенн. Он любил подкарауливать купающихся деревенских девок и глазеть на них из- за кустов, а иногда подшучивать, если была охота. Особенно нравилась ему одна, рослая и плечистая, с широкими бабьими бедрами и округлым приятным животом. Та разделять симпатию никак не хотела, и пару раз возвращался домой Свенн с расквашенным носом и синяком под глазом. Но девка девкой, а удовольствие удовольствием. И Свенн исправно ходил на речку. Только в очередной раз он застукал там не баб из деревни, а что ни на есть прекрасных леди. Сначала Свенн принял их за Дочерей и хотел дать деру, только Дочери так себя не ведут.
Йормунганд хмыкнул, он- то знал, как могут вести себя Дочери. Но вслух говорить не стал.
Так вот, продолжал Бьярне, опрокинув еще стопку самогона, вместо белых покрывал лежали на берегу серебряные перья, такой тонкой работы, что Свенн совсем голову потерял. Высунулся он, значит, хвать эти перья и бежать. А девы не сразу спохватились, а как поняли, что случилось, раскричались, из воды повыскакивали и за ним. Как есть, голышом. И быстро же они бежали, собаки.
— Лебеди, — поправил Йормунганд.
— А бежали как собаки. Быстро, — не согласился Бьярне, — И догнали почти, только Свенн хитрее оказался, да и местность лучше знал. Так что прибегли те девы прямо к нашему двору. Представь себе зрелище, я молотком машу, Вильхельм в клещах заготовку держит, а тут Свенн прибегает весь в мыле, а за ним три женщины в чем мать родила. И кричат, и ругаются. В драку лезут. Ведут себя, словом, вовсе не по- женски.
Бьярне вздохнул.
— Хорошо было. Мы с теми девами условились, что перья им отдадим, если они за нас выйдут, и год с нами проживут. Те артачились поначалу, но мы- то мужчины хоть куда, так что согласились годок в тепле и довольстве пожить. Хорошо было. Свенн себе Ллею взял, высокую и плечистую, как та деревенщина. Тоже поколачивала его, но так, любя. Вильхельм Дариной прельстился, тонкокостной, вот тронь и переломится. Пылинки с нее сдувал, розу ей выковал, как настоящую.
— А ты? — спросил Йормунганд. Он уже догадывался, чем закончится история, и ему стало немного грустно. Самогон погружал его в меланхоличное настроение.
Бьярне помолчал, пожевал нижнюю губу.
— А про себя я тебе как-нибудь в другой раз расскажу.
Ночью, лежа на узкой лежанке, слишком короткой для него, Йормунганд пытался представить себе дев- лебедей. Одна с взглядом прямым и властным, с карими глазами и светлыми волосами до пояса. На поле боя ее голос слышен сквозь крики и лязг мечей. Вторая как загнанная лань, тихая и нежная. В рукаве она носит отравленный кинжал, глаза ее полны прозрачной голубизны, а волосы черны как помыслы. Третья — огонь, ее взгляд обжигает, зубы оскалены в ухмылке, и она любит убивать. За ушами у них воткнуты лебединые перья, сами они наги и их ярость служит им одеждой.
Йормунганд перевернулся на живот.
Нет, подумал он, проваливаясь в сон, совсем без одежды они не могут. В этих краях холодно.
Едва сошел снег, Бьярне отправил Йормунганда отвезти готовое оружие для местного землевладельца. Бьярне долго читал ему наставления, кому поклониться, что сказать. Йормунганд заметил, что ему небезопасно показываться лишний раз на людях. Бьярне только рукой махнул, мол, Гюльви за время странствий так изменился, что его теперь ни одна Дочерь не узнает.
— Хозяин — тварь паршивая, — Бьярне ухмыльнулся, — так что имей в виду, постарается отправить тебя обратно порожняком и без денег. Так что вот тебе подарок для него, для детей и для жены. Остальное — отдашь оружейнику. Он заплатит сколько надо.
— Почему не поедешь сам? — Йормунганд закинул ворох железных наконечников для стрел в тележку, — Я думал, ты захочешь увидеть старых друзей. Может быть, появились новости о твоей семье.
Бьярне потер пальцем переносицу.
— Нет, — сказал он, — езжай.
— Повздорил с местными?
— Ага, навроде того.
Йормунганд пожал плечами.
— А не боишься, что распродам весь товар и сбегу с деньгами? — Йормунганд усмехнулся.
Бьярне помолчал, погладил окладистую бороду, а потом тихо и внятно сказал.
— Твоя беда, Гюльви сын Лодура, в том, что ты всех людей априори считаешь хуже себя.
Йормунганд вздрогнул.
— Ты считаешь, что тебе можно доверять, но сам при этом никому не доверяешь, ждешь к себе такого отношения и заранее обижаешься. Как будто оправдываешь заранее задуманную подлость или, хуже того, красуешься, что ничего плохого не сделал, а мог. Я тебе, сын Лодура, верю. Верю, что вернешься, а нет — невелика утрата, лишь бы сам не пострадал. Понял?
— Да.
— Ну, добре тогда.
Хозяин проводил его до двери и закрыл за ним дверь.
У телеги скрипело колесо. Лесок уже продернулся тем неуловимым зеленым отсветом, который появляется только ранней весной. Еще немного и начет зеленеть, а потом и зацветет. Йормунганд не знал, какие цветы цвели в этих местах, но не сомневался, что красивые. Если есть что в мире постоянного, так это красота цветов.
Бьярне сдул пыль с железной розы. Свенн покрасил соцветие в красный цвет, но краска со временем облупилась. Бьярне осторожно потрогал лепесточки пальцем. Хороша работа. Свенн умел делать такие вещи, тонкие, изящные. Старший больше заборы делал, да ворота, а сам Бьярне — клинки: мечи, ножи, секиры.
Он не дарил подарков, когда выбрал себе жену. Все равно лишь на год, как появилась, так и уйдет. Так и случилось. Вот только Касс ушла, забрав с собой его сердце. Задумывали ли ведьмы все так с самого начала, или получилось спонтанно? Бьярне не искал ответа. Когда братья собрались в путь, он знал, что они не вернуться. Чертовы ведьмы, они забрали не только их сердца, но и жизни. Разве можно жить без сердца?
Наивные дураки, вот кем они были, и кем остались.
Бьярне достал костяные руны, потряс мешочек и, не глядя, вытащил горсточку. Разложил в нужно порядке и уставился на них, наморщив лоб.
Может быть, дело в том, что у них не получилось детей? Касс говорила, что не хочет ребенка, но мало ли что у нее было на уме. Кто знает?
Одни из его братьев был все еще жив. Руны предсказывали ему лишения и трудную дорогу, но не смерть. По поводу второго брата руны молчали, пустая руна красноречиво ответила на его вопрос.
У них с Касс мог родиться мальчик, такой же смышленый, как и тот, что явился верхом на чужом коне. Или девочка, маленькая принцесса, утешенье отца. Было бы хорошо воспитывать здесь ребенка, даже если бы Касс ушла. Кусочек ее плоти, частица ее крови осталась бы с Бьярне навсегда, и его сердце тоже.
Что толку гадать, Бьярне смел руны обратно в мешочек. Мальчик вернется только к вечеру, надо бы сообразить чего повкуснее.
Перепутав повороты, Йормунганд плутал между маленькими, незнакомыми, похожими друг на друга поселками.
Шел дождь, и высокий человек ехал на телеге скрючившись, высоко подняв ворот кожаного плаща. Вода стекала по его темно-рыжим волосам и капала с подбородка. Пегий конь потемнел от влаги, постоянно фыркал, мотал головой. Дождь и ему не нравился. Йормунганд сочувствовал Задире. Боевой конь, а впрягли в тележку.
Йормунганд заставил себя выпрямиться и оглядеться в поисках пристанища. Сквозь серую пелену дождя все дома выглядели одинаково, и понять какой из них постоялый двор было трудно. Он спешился и постучал наугад. После продолжительного времени ему открыл худосочный крестьянин, который не посмел бы отвадить крепкого незнакомца.
— Айе! — сказал Йормунганд, морщась от аромата лука исходящего от крестьянина, — Могу я у вас переждать непогоду? Как дождь перестанет, я сразу уеду.
Крестьянин начал было отрицательно мотать головой.
— Дом старосты дальше, — начал он.
— Мне все равно до дома старосты, — нетерпеливо прервал его Йормунганд, — Мне сейчас нужно обогреться и чего-нибудь поесть. И Задире тоже. Есть у вас сено и куда коню поставить?