Практика на Лысой горе
Долго уговаривать студентку не пришлось. Еще раз глянув на обоих мужчин, она попрощалась и быстро выскочила в коридор.
– Ты чего нес? – мило поинтересовался Вий, вытирая лоб ладонью. – Я чуть дар речи не потерял.
Чугайстрин встал и принялся мерить кабинет шагами. Сцепил пальцы за спиной, мысленно замыкая энергию в круг, чтобы хоть немножко восстановиться. Прощупывание юной ведьмы вытянуло немало сил, состояние было не из лучших.
– Лучше бы потерял его сразу, – пробурчал он. – Зачем было чушь нести про отбор студентов?
Вий не ответил, хотя оно и понятно. Что тут еще скажешь, если мудрому суровому ректору университета пришлось импровизировать. Сдаешь, Павлуша, сдаешь.
– Я как-то не задумывался, – протянул Чугайстрин, – хоть о Багрищенко и знаю, но как-то… Откуда они силу черпают? Она меня неплохо покусала, хоть при этом не пыталась повредить.
– Ворскла, – буркнул Вий, принимаясь бездумно перебирать бумаги, лежавшие на столе. – Река ведь не только Полтаву питает и силу ей несет. Местные же все время к ней прикладываются, а речка от этого только лучше делается.
Чугайстрин чуть нахмурился. Да уж, равнинные реки – это вам не горы, всякое может быть. Вздохнув, снова сел.
– Сильна. Очень, – он развел руками, – больше и сказать-то нечего. Хотя…
Вий насторожился:
– Что?
Резкий телефонный звонок заставил обоих подпрыгнуть. Вий глянул на определитель и поморщился:
– Опять эти упыри из управления. Иди погуляй немножко, а то я сейчас сморожу какой-нибудь бред.
Чугайстрин спорить не стал. Упырей знал лично, никакой особой жажды с ними общаться не испытывал, поэтому быстро вышел из ректорского кабинета. Если учесть, что особо идти некуда, то единственным решением…
В коридоре внезапно ощутился слабый аромат вишни. Он чуть нахмурился. Совсем же недавно вдыхал его. Опустил глаза, всмотрелся внимательнее, разглядел темный волос. Эге, да это ведьмочка синеглазая. Чугайстрин хмыкнул и щелкнул пальцами. Волос закрутился темной спиралькой и поднялся на уровень глаз. Чугайстрин легонечко подул на него – спираль окутало зеленое пламя и потянулось тоненькой ниточкой к выходу. Случайность поможет отыскать того, с кем Багрищенко разделила силу. Если этот таинственный рядом – хорошо, если нет – хотя бы будет направление. Он быстро последовал за магической нитью. Однако, преодолев два пролета, услышал голоса.
– Та они шо там у вас, показылыся [6]? – лютовал Дидько. – Между прочим, это же членовредительство! Одних чучел тридцать штук извели за месяц!
– Жорж Гаврилыч, поспокойнее, – прозвучал грудной женский голос; казалось, мурчит огромная кошка – хищная и чуть утомленная. – Я все знаю. Но им надо тренироваться.
– А я что? Железный? Где я вам столько нечисти наберу, Солоха Панкратьевна? – продолжал возмущаться завхоз, поднимаясь по лестнице. – Это на охоту надо! А раньше лета – ни-ни! Так что как хотите, а Вий-Совяцкому бумагу я подам!
Всколоченный и раздраженный Дидько увидел Чугайстрина и ойкнул. Его сопровождающая, статная немолодая женщина в приглушенно-красном костюме, смотрела с любопытством.
– О, какие люди, – протянула она, улыбаясь алыми губами, в серых глазах вспыхнули искорки. Подняла руку и поправила прическу – иссиня-черные локоны – зависть всех женщин университета.
«Да уж, – подумал Чугайстрин, – век бы тебя не видеть».
Декана ведьмовского факультета стоило обходить десятой дорогой и желательно обвешавшись массой обережных заклинаний. Но, увы, не случилось.
– Рад видеть, пани Кандыба, – проникновенно произнес он, улыбаясь со всей искренностью, на которую только был способен. Увидев протянутую руку, подхватил и коснулся губами. От кожи пахло лавандой, пальцы были сухими и прохладными.
– Взаимно, пан Чугайстрин, – улыбнулась она. Улыбка, кстати, фирменная. Называется «чтоб ты сдох не сейчас, а попозже и в сильных мучениях». Впрочем, Чугайстрин ни капли не был удивлен.
Дидько топтался на месте, скручивая в трубочку какую-то бумагу. Видимо, ту самую, о чучелах. Встревать в разговор он не собирался, но смотрел на обоих с явным неудовольствием.
Солоха, кажется, этого в упор не замечала, глядя прямо на Чугайстрина.
– Давненько вас не было в наших краях, уж совсем забыли, – голос сочился ядовитой озабоченностью, – али не прихворали часом?
– Ну что вы, Солоха Панкратьевна, как можно? – мягко ответил он. – У нас лекари не зря самые лучшие в стране. Работы невпроворот только, совсем не вырваться. А тут чудо произошло, приехал к Павлу Константиновичу.
Ведьма только хмыкнула. Как же, по глазам видно, что не то что не поверила, а насквозь вранье видит.
– Это славно, – сверкнула она белозубой улыбкой. – Кстати, а как ваша, кхм, трембита?
Чугайстрину с трудом удалось удержать невозмутимость. Вот ведьма! Это ж надо произнести название музыкального инструмента так, что Дидько заподозрил что-то крайне неприличное.
– Играет потихоньку, – ответил Чугайстрин, бросив на завхоза выразительный взгляд. От Солохи он не укрылся, поэтому та только хмыкнула.
– Что ж, и то хорошо. А теперь прошу простить, мы к ректору спешим.
– Да-да, – покивал Чугайстрин, – разумеется. Рад был видеть и… еще увидимся.
Стоило им только скрыться в коридоре, как он облегченно выдохнул. Встреча с бывшей – испытание не из легких. Удивительно, как такая-то панянка пропустила Багрищенко с ее силищей? Солоха ж может и Вия переспорить!
Глянув на замершую зеленую нить, Чугайстрин вздохнул и последовал за ней. Хорошо хоть мольфарские чары поиска никто не видит, а то пришлось бы сейчас отчитываться, как перед пионервожатой.
Зеленая нить разгоралась все ярче и вела прямо в университетский дворик, за корпусом. Носитель энергии был рядом, но что он делал на заснеженной площадке, да еще и в темноте? Вглядевшись в даль, Чугайстрин увидел одинокую фигурку, сидевшую на скамейке.
На миг замер, не зная, что делать дальше. Внахалку подходить – только спугнет, а уйти, даже не коснувшись ауры носителя, – глупо.
Шумно вдохнув, направился к скамье, по ходу придумывая, что б такого сказать. Вблизи сидевший оказался девчонкой в смешном берете с брошкой-лисой, темном пальто и длинной веткой в руке, которой задумчиво что-то чертила на снегу.
Рыжие кудряшки рассыпались по спине, снежинки поблескивали на них причудливым украшением. Не доходя нескольких шагов, Чугайстрин почувствовал странное тепло. Потом невольно улыбнулся: молодец, студентка, использует тепловой луч. С таким заклятьем не страшно и в плавках в мороз разгуливать.
– Разрешите? – поинтересовался он низким тихим голосом.
– А? – отозвалась она, резко вскинув голову. Желтые глаза удивленно уставились на Чугайстрина, тонкая рыжая бровь недоуменно приподнялась.
«А ведь та самая же, – меланхолично отметил он, – симпатичная, кстати».
На лице девушки не было и тени смущения, как в первый раз. Теперь уж скорее озадаченность, попытка поверить собственным глазам, которые почему-то вздумали вместо реальности показать сон.
– Да, – наконец произнесла она, – конечно.
И с выжидательным любопытством посмотрела на Чугайстрина, словно ожидая, что он будет делать дальше.
Шепнув несколько слов, он сделал маленький шажок к скамье. Та дрогнула, девчонка охнула и вцепилась в быльце. С самым невозмутимым видом сел рядом на уже теплое и сухое дерево.
– Можешь убрать луч уже, – спокойно и невозмутимо произнес Чугайстрин, делая вид, что не замечает ее ошарашенного лица. – Я продержу скамью долго, еще и костерок могу развести.
Девчонка нахмурилась, но теплый луч исчез. Спешно стерла нарисованные на снегу символы, однако Чугайстрин все же заметил несколько мольфарских символов здоровья. Интересно, зачем ей? Болеет кто-то из близких?
– Вы кто? – почти прошептала она, глядя снизу вверх.
Нет, не боится, но все же насторожена. Почти так же, как и Багрищенко. Может, не зря сила и разделилась на девочек-то?