Окно напротив (СИ)
- Всё хорошо, - сказала мама и, опустившись на колени, села рядом.
Я взмахнула руками и радостно бросилась ей на шею.
- Но они сказали, что ты…
- Какая ерунда. – Она подняла руки и крепко обняла меня. – Видишь, я с тобой. Со мной всё в порядке.
Я почувствовала, как она гладит меня по спине и закрыла глаза. Мне стало тепло и хорошо. Слава Богу, всё обошлось. Роднее её объятий, не было ничего на свете. Мы вместе, не хватало только Анютки. Нужно скорее дозвониться до нее.
- Что с тобой было? – спросила я, оторвавшись и заглянув в ее глаза.
- Закружилась голова, - улыбнулась мама и убрала мои разметавшиеся волосы за плечи.
Я смотрела на нее и не верила своим глазам. Такая красивая, молодая, со светлыми глазами, аккуратным, вздернутым носом и тугой рыжей косой.
- Никогда меня не пугай так больше, - попросила я и поцеловала её руку.
Мамины ладони пахли свежей выпечкой. Я сразу вспомнила вкус хлеба, который она сама пекла нам. Ароматная хрустящая корочка, душистая теплая мякоть. От одного только запаха все вокруг делались добрее.
Я положила голову ей на колени и почувствовала легкое поглаживание. Как в детстве, когда мы с сестрой не могли уснуть. Она пела колыбельную, тихо, вполголоса, мы закрывали глаза и слушали.
Хорошо, что всё позади. Мама, молча, перебирала мои волосы, и я радовалась, что всё позади.
И этот прибрежный песок, прохладный и тяжелый, так уютно хрустел под ногами, пока она неспешно шла возле кромки воды. В её походке было столько грации, и платье так красиво развевалось на ветру, растворяясь в лучах заходящего солнца, что я почувствовала гордость. Какая прекрасная женщина дала мне жизнь! Ах, если бы можно было хотя бы самую малость походить на нее. Хотя бы на половину быть столь же прекрасной!
Из-за ветра шумели сосны, волны ударялись о берег у самых ее ног. Она ступала по мокрому песку под неведомую музыку, мелодичную и почти божественную. Оглянувшись, мама посмотрела на меня с теплой улыбкой, и я рассмеялась. Нет, ну, правда, и как я могла подумать о плохом?
Она взяла подол платья в руки и игриво, словно девчонка, запустила вытянутый носочек ноги в воду. Поболтала им и вдруг побежала, создавая сотни брызг. Её заливистый смех плыл по волнам, эхом отдаваясь в моей голове.
Река мерцала, отражая кусочки света. Деревья, стоявшие в отдалении, выпрямились и потянулись к небу, распахнувшему вдруг свои объятия. Мне захотелось встать и побежать за мамой. Тоже стать прекрасной русалкой на фоне заката. Господи, как хорошо. Как тихо. Как же хочется летать!
- Девушка, - меня вдруг отвлек тихий голос.
- Она больше суток здесь вот так, - прошептал другой.
Они определенно не собираются уходить. Я ворочаюсь, не желая открывать глаза. Наконец, принимая неизбежное, распахиваю веки, точно ворота в собственную душу.
- Нам очень жаль, - с виноватым видом произносит мужчина в белой шапочке на голове.
Я смотрю и вижу в глубине его глаз, что он, и правда, очень сожалеет.
***
Её не было.
Так странно. Я спешила домой, зная, что открою дверь и увижу маму. Она покажется в дверях кухни, сделает пару замечаний с серьезным лицом и неизменно улыбнется. Можно будет сделать всего один шаг и очутиться в ее крепких объятиях.
Но её не было. Неужели мне теперь придется с этим смириться?
Жить.
Как? Зачем? Стоит ли?
Дома стояла оглушительная тишина. Такая звонкая, пронзительная, разрастающаяся и достигающая безумного крещендо.
Я упала в кресло, словно от удара по голове. Часы на столе отбивали время. Медленно, торжественно, ритмично. От этого звука веяло страхом.
Где взять силы, чтобы пережить это?
Я вздохнула так, словно сдерживала дыхание почти восемнадцать лет. Наверное, всё случилось из-за того, что мысли в моей голове выстраивались неправильно. Мама мешала, она была единственной причиной, по которой я не могу уехать учиться. И, возможно, именно эти мысли накликали беду.
Мне же очень хотелось, чтобы мои мечты исполнились? Теперь препятствий нет. Можно уехать. Самое время порадоваться. Ура!
По моим щекам громадным потоком полились соленые слезы.
Она умерла. Её больше не будет. Что бы ты ни сделала, уже ничего не изменить. И это так больно.
Мамины очки и набор для вышивания по-прежнему лежали на столе нетронутыми. Телефон молчал. Я закрыла глаза и сжала кулаки почти до треска в костяшках пальцев. Нужно позвонить Ане. Как сказать ей? Как вообще можно сообщать такие вещи?!
Это просто убьет её. Психологи могут говорить всё, что угодно. И про конкуренцию братьев-сестер и про вину в этом родителей. Но все меркнет пред лицом смерти. Кто, как ни сестра, поймет меня? Кто еще сможет разделить эту боль, наполнить собой эту пустую комнату? У нас всё еще есть шанс забыть старые обиды, ведь роднее друг друга нет никого на свете.
Я дрожащими руками набрала номер общежития и попросила найти Аню. Через пять минут мне сообщили, что не могут найти её. Трубка бессильно упала на рычаг. Ну, почему все вдруг решили оставить меня наедине с моим горем? За что?!
Совершенно живая, обычная, мама лежала там без движения. На твердой поверхности стола, накрытая тонкой белой простыней. Веки её были сомкнуты, на лице царили расслабленность и умиротворение. Я смотрела на тело, которое когда-то было моим родным человеком, и мечтала силой мысли вдохнуть в него жизнь. Смотрела и ждала. Но она не моргала. Черт возьми, не моргала совсем!
Я вдруг осознала, что лежу на полу. Мои руки сжаты на груди, щеку царапает грубый синтетический ворс ковра. И даже после увиденного, происходящее всё ещё казалось лишь злой шуткой. Стоило только закрыть глаза, и теплые мамины руки уже трепали тебя по голове. Она смеялась, разливая чай по чашкам и очарованно разглядывала Серегины ресницы. Молчаливо одобряла мой выбор. Мы все были вместе. И всё было по-прежнему. Если не открывать глаза.
Я так боюсь забыть её лицо…
Тени расползались по квартире. Не помню, как добралась до маминой кровати и упала на подушку. Из меня будто выкачали всю кровь. Наволочка еще сохраняла запах её волос.
В темной комнате раздался вой. Что это? Неужели, моё горло способно издавать эти звуки? Надломленное, протяжное завывание, разрезающее тишину. Я почти слышала рядом с собой её голос, глубокий, спокойный, похожий на заблудившийся в дымке ветер.
Она не вернется. Никогда не вернется, нет.
***
Мы научимся с этим жить.