Сердце Города (СИ)
Дождь перешел в морось. Со стороны низины, с Уотерс, медленно выползал туман, цепляясь белесыми отростками за крутые скаты вдоль набережной и чёрные фонарные столбы. В желтоватом уличном освещении мокрый асфальт глянцево блестел. Машин почти не попадалось, разве что на регулируемых перекрёстках — светофоры горели красным минут по пять, пропуская несуществующих пешеходов и собирая коротенькие очереди. На параллельных дорожках раскатывали припозднившиеся велосипедисты, изредка тренькая звонками на бродячих кошек. Миновав горбатый мост, Мирилл вырулила на окраину — туда, где дома попадались реже, выглядели неряшливей и утопали в зарослях крапивы, ежевики и шиповника. Многие здания пустовали; их сразу можно было отличить по особенному затхлому оттенку немытых стёкол и ржавеющим почтовым ящикам — рыжие хлопья проступали сквозь трещины в осыпающейся голубой эмали, и казалось, что внутри, за искривлёнными дверцами, тоже одна металлическая труха.
Часы над заливом пробили восемь, как раз когда Мирилл подъезжала к последнему крупному перекрёстку на окраине. Едва слышный перезвон — призрачный, камертонный — волной расплескался по улицам и взметнулся к небу, угасая бессильно.
Бессильно.
Мирилл резко крутанула руль вправо, и, как только «Жук» выровнялся, утопила педаль газа. До выезда на скоростную трассу было полтора километра.
«Я успею?»
Туман выплеснулся на дорогу сгущенным молоком. Мирилл влетела в него — вслепую, каждую секунду ожидая удара. Пальцы немели от напряжения. Мигнули и исчезли фонари, резко запахло вербеной…
…«Жук» вылетел на тот же самый перекрёсток. Неработающий светофор ревниво мигал круглым жёлтым глазом.
— Сволочь, — громко и ясно произнесла Мирилл.
На секунду светофор погас, а потом снова зажегся — кислотно-зелёная стрелка, указующая в сторону дома Бриджит.
— Ты сегодня сердитая, — заметила она, встречая Мирилл у калитки. Вокруг дома Бриджит ни шиповник, ни крапива не росли — зато пёр, как на дрожжах, розмарин. Хоть открывай магазин с пряностями. — Покусал кто?
— Это я его покусаю, — мрачно пообещала Мирилл, сунув руки в карманы. — Идём?
Бриджит видела «Ромео и Джульетту» впервые в жизни. Сюжет, как выяснилось, она представляла весьма смутно — какие-то отрывки были на слуху, и только. На сей раз кассета попалась в хорошем состоянии — к счастью. И даже древние хрипящие динамики не могли испортить финальную песню. Впившись взглядом в экран, Бриджит обливалась слезами, трубно сморкалась в бумажную салфетку и бормотала что-то про молодых идиотов.
— Ну вот как же так… — растерянно пробормотала она, когда пошли титры.
— Да ладно, это же понарошку, — отмахнулась Мирилл, катая по нёбу языком терпкую можжевеловую ягоду из глинтвейна. — Ненастоящие смерти.
По правде сказать, и у неё горло тоже стискивало, и глаза щипало, но очень хотелось спихнуть некстати нахлынувшую сентиментальность на пряное вино.
— Ну-ну, — пробубнила Бриджит, недоверчиво скосив взгляд. — А тебе, видать, что-то в глаз попало, да?
Пришлось срочно ретироваться в ванную.
Уже на обратном пути Мирилл заметила, что забыла выключить свет в холле на первом этаже, и сбежала по лестнице, на ходу вытирая руки подолом туники. Огляделась по сторонам, зачем-то проверила замки на входной двери, когда вдруг заметила на вешалке под ворохом прозрачных дождевиков тёмное пятно. Отдернула шуршащий полиэтилен в сторону, несколько секунд пялилась на незнакомый рюкзак — а потом вздрогнула, вспомнив.
Дэвид.
Потёртый «брезент» цвета хаки, молния с сорванной собачкой, торчащие из кармашка оранжевые наушники с отогнутым микрофоном. Внутри — обычный набор бывалого автостопщика и немного пикапера: полотенце, зубная щетка, ноутбук, пачка чипсов и пачка презервативов, пижонские тёмные очки и документы в прозрачном файле. Права, медицинская страховка, диплом, удостоверение личности… В права была вложена фотография женщины средних лет — в цветастой бандане и с такими же белесыми, точно обесцвеченными волосами, как и у Дэвида.
Мирилл очень аккуратно всунула документы обратно в файл и застегнула рюкзак, мысленно сделав зарубку на память — ночью, после того, как она завезёт обратно Бриджит, нужно заехать на мусоросжигательную станцию и сунуть рюкзак в печь, чтобы от Дэвида не осталось даже следов.
Впрочем, нет. Всё равно останутся — хоть в памяти той белобрысой женщины с горбатым носом и глуповатой улыбкой, потому что он был настоящим… Способным изменить если не вселенную, то хотя бы Город, за что и поплатился.
— Почему ты приехал сюда, идиот, — прошептала она, задыхаясь от ошеломляющей смеси пьяной нежности и раздражения. — У тебя ведь весь мир был как на ладони.
«В отличие от меня».
Когда Мирилл вошла в комнату, Бриджит сидела на ковре, спиной к двери, и вдумчиво складывала кассеты в коробку. В стеклянной дверце шкафа, по корешкам блеклых потрепанных книг скользнуло размытое отражение. Мирилл подняла руку, прикасаясь к губам — оно повторило за ней, с опозданием, неловким смазанным жестом — и вдруг спросила:
— Бридж, а как я выгляжу? Только не оборачивайся, скажи по памяти.
Она даже не удивилась вопросу. Пожала мясистыми плечами, хмыкнула:
— Как Джульетта в гробу. Маленькая глупая Белая Девочка.
— Мне уже тридцать два, — раздраженно отмахнулась Мирилл и повторила: — А все-таки? Я имею в виду цвет волос, глаз, или там рост…
Бриджит спокойно переворачивала кассеты лейблами вверх — одна к одной, очень аккуратно. Так же, как выкладывала апельсины на длинном деревянном прилавке в на углу Карбиш и Уэрсби.
— Не помню. Дырявая у меня память, не серчай на старуху.
Мирилл села на ручку кресла и привалилась спиной к стене, чувствуя себя подтаявшим пластилиновым человечком.
— Бриджит… Как ты думаешь, а я вообще существую?
— А то. Кто-то ж сожрал все сырные шарики, — заржала Бриджит. — Смотри, ещё живот вспучит — и сразу всякую маету из головы выкинешь.
— А я никогда не болею, — растерянно откликнулась Мирилл. Это было абсолютной правдой — хотя Бриджит, которая врала как дышала, наверняка не поверила.
* * *Первую жертву Мирилл помнила очень хорошо. Высокая полнокровная женщина, переехавшая в Город с двумя взрослыми детьми, мужем и стайкой разноцветных волнистых попугаев — штук пятнадцать, не меньше, в трёх огромных клетках. Утроилась она на работу в архив, хотя по профессии — и призванию, что совпадает крайне редко — была археологом. Мирилл в то время заканчивала школу и знала по имени почти каждого в Городе, хотя её собственное имя уже тогда не помнил почти никто — в прошлом остались и обидные дразнилки, и наивная дружба. Только миссис Ханга, соседка и по совместительству работодательница, привечала нелюдимую старшеклассницу. Впрочем, и у самой хозяйки пекарни репутация была жутковатая — то ли ведьма, то ли сбежавшая наследница якудза, то ли просто отравительница собственного мужа… Но такой выпечки в Городе не было больше ни у кого — и потому миссис Ханга прощали даже небезупречную репутацию.
Новенькая же Мирилл понравилась — особенно рассказами о своих научных изысканиях и планах открыть секцию археологии при школе. Поговаривали, что где-то в городе спрятан то ли мегалит, то ли алтарь, то ли развалины языческого храма… Мирилл хихикала в кулачок и думала почти всерьёз, не рассказать ли ей о белых-белых, оплетённых цепким вьюном камнях в парке, чуть на отшибе, добраться до которых можно только хорошенько поплутав по ежевичнику. Камни оставались тёплыми даже в самую холодную погоду, выступали из земли гребнем, как позвонки огромного змея, и иногда вздрагивали от прикосновений, как живое существо. Но стоило ей только заикнуться об этом, как Город откликнулся густой, протяжной волной страха. Часы над заливом сломались и звенели сутки напролёт, а улицы заволокло таким густым туманом, что на расстоянии вытянутой руки уже и родную мать не узнаешь. А когда туман схлынул, то Город уже принял решение — и сообщил его воспитаннице, в своей особенной, ультимативной форме.