Семь способов тебя завоевать
Я попыталась сглотнуть, однако горло сжало. Ребята здесь походили на беженцев, снующих по коридорам в поисках корочки хлеба. Прямо приливная волна фальшивого загара и отсутствия стиля в одежде. Я заметила, что начала привлекать внимание. Кто-то смотрел на мое лицо, кто-то – на фигуру. На самом деле я была здесь единственной девушкой в юбке. И в голове пронеслась мысль, что, возможно, раньше они и не видели такого в школе. «Значит, здесь не наряжаются в школу, – отметила я. – С этим можно смириться. Мне это не нравится, но я смогу справиться с этим».
Я начала двигаться сквозь толпу, пытаясь вспомнить папины указания. Второй или третий коридор слева? Наконец я вышла в коридор, где было поменьше народу, и поняла, что потерялась. Выбрав вполне дружелюбную на вид девушку, стоявшую в нескольких метрах от меня, я подошла к ней.
– Привет, – поздоровалась я. – Ты не могла бы подсказать, как добраться до кабинета директора?
Девушка смотрела на меня несколько секунд, а затем ее чересчур загорелое лицо озарилось широкой улыбкой, прямо-таки до ушей. Она подняла руку, чтобы прикрыть рот, и отступила на шаг. Затем опустила руку, ткнула в мою сторону пальцем с ярким накладным ногтем и проверещала:
– О господи! Это девчонка с козявкой!
Глава 4
Пока я шаг за шагом передвигалась по коридору, в мою сторону поворачивались ребята и раздавались смешки. Что за безумие! Фотография и выеденного яйца не стоит, чтобы помнить о ней год спустя. Как они смогли меня узнать так быстро? Я зашагала быстрее, оставляя позади насмешки. Один парень согнулся пополам, фальшиво имитируя истерику. Какая-то страшненькая девушка осмотрела меня с головы до ног, будто я гриб, а затем захихикала. Над чем смеются те ребята возле стены? Надо мной? Но ведь они, скорее всего, девятиклассники. Их даже не было здесь в прошлом году! Что происходит?
Я услышала в голове мамин голос: «Чувство собственного достоинства, Блайт. Чувство собственного достоинства». Она бы знала, как справиться с этой ситуацией. Мама невозмутима. Поэтому я последовала ее примеру. Стиснула зубы, как сделала бы мама. Задрала голову, чтобы избежать зрительных контактов. Расправила плечи и устремилась вперед, как Моисей, переходящий Красное море. Только здесь это было море синтетических материалов и дешевой косметики.
Пытаясь обогнуть одного особо крикливого придурка, я свернула не туда и оказалась в крыле старшеклассников, а затем врезалась в спину высокого, худого, светловолосого парня в очках. Я извинилась и попыталась уйти, но он захлопнул шкафчик и схватил меня за локоть:
– Подожди. Ты кто? Выглядишь знакомо.
Я закатила глаза и отдернула руку. Повернулась, чтобы уйти, но парень встал передо мной:
– Стой! А я тебя узнал. Ты дочка Мак-Муссолини. Ого, а разве ты не должна быть в Меритоне вместе с остальными мажорами? Что привело тебя сюда, в наши трущобы?
Хотя я и знала, что не стоит обращать внимание на местных бабуинов, этот парень вывел меня. Поэтому я применила другую мамину технику – выдать саркастическую тираду, чтобы выставить человека идиотом.
Посмотрев на парня невинными глазами, я сказала:
– Я здесь, чтобы учиться. И позволь рассказать тебе, чему я здесь уже научилась. Ошеломительный прием, который мне оказали этим утром, растрогал меня своей неожиданной формой. Я очень высоко ценю то, как ты поприветствовал меня и изо всех сил постарался вести себя так, будто я не незнакомка, а давно знакомый тебе человек. Этого я точно не забуду. Никогда!
Я не ждала ответа – откинула назад свои каштановые волосы и, пританцовывая, направилась прочь, даже не оглянувшись. Я продолжала идти, пока не нашла чертову администрацию. Но даже не остановилась у стойки. А пронеслась мимо нее, мимо множества секретарских столов прямо в кабинет папы. Он даже не успел сообразить, что должен был разрешить мне войти, а я уже закрыла за собой дверь.
Вид отца пугал. Как будто его в чем-то уличили. Выпученные глаза. Широко открытый рот. Руки болтаются по бокам, будто в рукавах пусто. И вот тогда-то я и поняла – он что-то знает. Знает то, чего не знаю я. Что-то плохое.
Отец вытянул руки перед собой, чтобы остановить меня.
– Я только что узнал, – вздохнул он. – А до этого и не догадывался. Мне только что рассказал один из секре тарей.
– Рассказал что? Подожди, дай догадаюсь. – Усмехнувшись, я показала в сторону коридора. – Она рассказала, что не успела я сделать и двадцати шагов от двери, как какая-то школьница назвала меня «девочкой с козявкой» и ребята начали смеяться? Даже девятиклассники! А они не могли видеть фотографию. Откуда они узнали? Почему все до сих пор помнят фото и узнают меня?
– Это связано с ежегодным альбомом выпускников, – робко произнес отец.
Я прищурилась и сердито посмотрела на него. Вцепилась мертвой хваткой в ремешок сумки, чтобы руки перестали трястись.
– А что с ежегодником? – прошептала я.
Отец ничего не ответил.
– Что с ежегодником, пап?
Отец помахал обеими руками, пытаясь меня успокоить. Не сработало.
– Все будет хорошо, – сказал он. Но я ему не поверила. Он сделал крошечный шаг в мою сторону и заговорил тихим, успокаивающим голосом: – Когда я рассказал Глэдис, старшей секретарше, – что записываю тебя в эту школу, она удивилась. А на мой вопрос почему, объяснила, что из-за ежегодника. Когда я сказал, что не знаю, о чем она говорит, Глэдис рассказала, что одна из фотографий в ежегоднике… ну, ты знаешь… твоя фотография. Прошлогодняя.
– ЧТО?
– Сейчас, милая… – начал отец, но я не позволила ему договорить.
– Ты директор! Ты мой папа! Как ты мог допустить это? – закричала я.
Отец отчаянно закачал головой:
– Я не знал. Извини. Мне следовало быть в курсе этого. Но такие вещи курирует преподавательский состав, а ответственный учитель – новенький, и он не обратил на это внимания. Очевидно, никто не знал, что ты перейдешь сюда. Глэдис заметила фотографию, когда отправляла снимки на печать, но предположила, что она согласована со мной. Но я, конечно, никогда бы так не поступил, поэтому… – Отец замолчал.
Меня как обухом по голове ударило. Мое тело гудело, как заряженный трансформатор, полный бесполезных разъяренных джоулей, которым некуда устремиться.
– Все знают, – стиснув зубы, сказала я. – И не только редактор ежегодника. Надо мной смеялись все вокруг.
Отец несколько раз моргнул и побледнел:
– Этого я объяснить не могу. Не понимаю, откуда все знают. Извини, милая. Думаю, тебе просто нужно вернуться туда и вести себя, как ни в чем не бывало, будто эта фотография – просто смешная шутка. Скоро все про это за будут.
Я посмотрела отцу в глаза и сказала:
– Единственное место, куда я вернусь, это Меритон.
Он покачал головой:
– Ты не можешь.
Я уперла руки в бока и приподняла плечо:
– Ох, правда? Почему?
– Потому что я уже отозвал твою регистрацию в Меритоне. Закон запрещает регистрацию в двух школах.
Отец глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Затем сцепил руки за спиной и начал покачиваться. Ого, плохой знак!
– Я знаю, что сейчас ты подавлена, Блайт, но Эш-Гроув – твоя школа. Тебе просто надо как-то уладить возникший конфликт. Такого рода навык поможет тебе в дальнейшей жизни. Ты никак не можешь составить мнение о школе за те пять минут, что провела здесь. У нас сильная школа. Хорошие ученики. Тебе придется адаптироваться, Блайт, вот и все.
Я не могла поверить, что отец только что толкнул мне речь директора. Затем он махнул рукой в сторону двери, выпроваживая меня, будто я какая-то незнакомка.
– Давай подпишем твои регистрационные бумаги, распечатаем расписание, и ты пойдешь в класс, – предложил он.
Мои ноги не двигались. Да я и не хотела этого. Меня поразило, что папа выступил передо мной в роли директора Мака. Честно говоря, это поразило меня и причинило боль. Мы были на грани ссоры. Думаю, мы даже переступили эту грань. Обычно наши ссоры проходят так – я расстраиваюсь, а папа уступает. И никак иначе.