Волны святого волшебства

Он выглядит мрачным и измученным, внезапно подумала она. Под грязной дневной щетиной кожа посерела от усталости. Он провел рукой по глазам.
— Можно и так сказать. Боюсь, у меня плохие новости.
Анжела уставилась на него. Плохие новости? Берега реки обрушились? Вездеход утонул в грязи?
И лишь увидев его глаза, в которых светилось сострадание, она все поняла. Сердце ее сжалось.
— Уинстон… — хрипло прошептала она. Его губы скривились.
— Боюсь, что да.
Она прижала ко рту сжатые кулачки.
— О нет!
— Что толку говорить, — сердито возразил Фил. — Он пытался ввести лодку в бухту. Похоже, она перевернулась. Мы вытащили его к вечеру. Он, должно быть, сразу утонул. Мне очень жаль, Анжела.
Она была в шоке.
— Благодарю вас. Я уверена, вы сделали все, что могли.
Ее голос звучал очень вежливо.
Фил, казалось, еще больше помрачнел. Он взял ее за плечи и впился в нее взглядом, затем погладил по шее, отбросив несколько прядей, выбившихся из-под эластичных ленточек, подаренных Региной.
— Не будьте такой сдержанной. Плачьте. Кричите на меня, — хрипло потребовал он. — Делайте что угодно, но дайте выход чувствам, не подавляйте их.
Анжела покачала головой. Она не знала, что сказать. Она даже не понимала, какие испытывает чувства. Что-то вроде застывшего замешательства.
— Скажите что-нибудь, — ласково попросил он. Что бы вы обо мне ни думали, сейчас не время сдерживаться.
— Не знаю, что я чувствую, — решилась она наконец. Ее голос звучал очень странно. — Я… я не уверена, что вообще что-нибудь чувствую.
— Шок. Ну конечно. Ах, я дурак. — Он обнял ее за плечи. — Пойдемте в гостиную, вам надо хорошенько выпить.
Анжела послушно пошла с ним. Она видела, что он участливо поглядывает на нее. Но все еще не могла вымолвить ни слова. Он, не спрашивая, налил ей коньяку вложил в руку сферический бокал и сжал ее пальцы вокруг него.
— Пейте, — коротко сказал он.
Она молча повиновалась. Но после первого глотка поставила бокал на стол. Фил нахмурился.
— О нет, — прошептала она. — Пожалуйста. Право же, не хочу.
Он опустился на колени рядом с ее креслом и внимательно поглядел ей в лицо.
— Тогда кофе?
Несмотря на оцепенение, Анжела слабо улыбнулась.
— Кафезиньо? Нет, прошу вас! Мне это, правда, не нужно.
— Это почти предательство, — сказал Фил. Ему очень хотелось нормализовать ситуацию, так же как и ей. — Вы ведь пили кофе в миссии?
— Но не такой, как у вас, — ответила она, вспоминая черную патоку, которой он угощал ее на завтрак. — Не такой крепкий и сладкий.
— Именно так его пьют бразильцы, — возразил он. — Вы, должно быть, испортили себе вкус ужасным английским варевом.
В его голосе можно было расслышать облегчение. Он, должно быть, испугался, не останется ли навсегда в его руках безгласный живой труп, подумала она.
— Уинстон вообще не любит кофе. Мы всегда пьем чай, — сказала она… и запнулась, почувствовав боль, словно от укола иглой. Она судорожно вздохнула. — Не любил. Не любил кофе, — спокойно поправилась она.
— О, дорогая, — печально сказал Фил.
Он порывисто притянул Анжелу к себе и начал одной рукой баюкать ее голову у себя на груди.
— Плачьте! — приказал он.
И, словно вняв его приказу, Анжела заплакала. Все это время, пока ее плечи вздрагивали, а чувства изливались в рыданиях и всхлипываниях, Фил нежно обнимал ее. Он ничего не говорил, но теплая грудь под ее щекой казалась надежной как скала.
В конце концов она выплакалась. Всхлипывания перешли в небольшие прерывистые вздохи, а потом совсем затихли. В горле у нее першило от рыданий, глаза распухли, а голова болела. Но слез больше не было.
Она осторожно освободилась от объятий Фила Боргеса. Лишь долю секунды он сопротивлялся ее движению. Затем заботливо помог откинуться на подушки. Его руки опустились, хотя он все еще стоял на коленях рядом с ней.
— Простите, — сказала Анжела. Она утерла глаза рукой и всхлипнула.
Фил очень нежно убрал прядь волос с ее мокрого лба. Затем снова подал ей бокал с коньяком.
— За что простить? — недоуменно спросил он. — За горе? Мы все иногда горюем так или иначе. А теперь выпейте.
Прежде чем она ответила, он легко вскочил на ноги и подошел к бару. Анжела увидела, что он налил себе в стакан немного золотистой жидкости и одним глотком осушил его. Только сейчас Анжела вдруг заметила, что он выглядит так, словно его неутомимость подошла к концу.
Ну конечно, Фил, наверное, работал много часов, прежде чем они нашли Уинстона, подумала Анжела со внезапным сочувствием. Невзирая на свою неприязнь к Уинстону Крею в обычных обстоятельствах, он, должно быть, искренне сожалел, когда они вытащили бедного утопленника. А может быть, и не одного. Ведь Уинстон намеревался подбирать верующих, идя вверх по реке. Его лодка была достаточно велика и приспособлена для долгого плавания.
— Он был… один? — спросила она, ужаснувшись этой мысли.
— Да, слава Богу.
Он снова наполнил стакан и так же быстро выпил. Его глаза были устремлены в зеркало над баром, но казалось, что он где-то очень далеко отсюда.
— Уинстон не пытался уговаривать вас сопровождать его? — спросил Фил, вздрогнув.
Анжела покачала головой.
— Он знал, что я не согласна с его миссией в сельве.
— И на том спасибо, — проворчал Фил. Его голос звучал почти грубо. — Но какого черта он считал, что…
Анжела слабым движением выразила протест.
— Простите, — нетерпеливо сказал он. — Но человек ответственный просто не имеет права беспечно отправляться в дикие места, чтобы вмешиваться в чужие дела, пока не уладит собственные.
— О какой ответственности вы говорите? Фил снова налил себе, но не выпил. Вместо этого он вдруг резко обернулся. Он стоял со стаканом в руке, наклонившись над столом, и смотрел на нее. Анжела с изумлением увидела, что его рука чуть заметно дрожит. Должно быть, неудачная спасательная операция потребовала больше физических усилий, чем ей представлялось.
— Просто об ответственности, — повторил он с нажимом.
Она озадаченно покачала головой. Уинстон каждую минуту бодрствования ощущал ответственность перед своей паствой, это уж точно.
— Но…
— Об ответственности перед дочерью-сиротой в чужой стране, — Фил говорил резко, почти грубо, — оставшейся без денег, без друзей. Без понятия, как приобрести их.
Он был сильно рассержен.
Анжелу озарило. Фил уже говорил ей, что считает себя ответственным за нее. Теперь, когда ее отец мертв, он тем более будет считать себя обязанным присматривать за ней. И он не делает секрета из того факта, что эта перспектива ему не очень нравится. Она покраснела.
— Я сама могу… — чопорно начала она, но он раздраженно перебил ее:
— С вами сейчас все в порядке. Но если бы мы с Андреасом не подоспели? Что, если бы вы остались совсем одна в этом проклятом школьном домишке? Или в сельве? Кто мог бы тогда присмотреть за вами? Кто хотя бы вспомнил о вашем существовании? — бросил он ей в лицо. — Горстка детей да пара индейских рабочих, которые и писать-то не умеют. Даже если бы знали, кому написать. Это же просто кошмар!
Он с мрачным выражением осушил свой стакан.
— Я об этом не подумала. — Она медленно покачала головой.
— К счастью, в этом не было нужды. Анжела закусила губу.
— Потому что я оказалась здесь, в вашем доме, вы это подразумеваете? Но я не собираюсь злоупотреблять вашим гостеприимством…
Она запнулась. До чего же это чопорно звучит, с отвращением подумала она. Чопорно и неблагодарно, в то время как она лишь хотела напомнить о праве самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
Она попыталась исправить положение.
— Не то чтобы я не была благодарна. Я знаю, что без вас мои шансы выжить были не…
Это прозвучало еще хуже — напыщенно и глупо. Фил выглядел мрачнее тучи. Анжела безнадежно умолкла. Ей не в чем было его винить. Но почему же, почему он так действует на нее? Никто другой не мог бы повергнуть ее в такую застенчивость, заставить ее умолкнуть на полуслове, словно школьницу.