Волны святого волшебства

Он так ничего и не сказал ей, направив коня круто в гору. Здесь лес был погуще, но деревья ниже. Временами ему и даже Анжеле приходилось пригибаться, чтобы избежать низко нависших веток.
Уже совсем стемнело. Филипп достал из рюкзака мощный фонарь и приладил его к седлу. Луч заливал дорогу сверкающим светом, но тени от деревьев выглядели угрожающими. Анжела слышала, как попискивают мелкие зверьки, разбегающиеся в поисках убежища.
Через некоторое время они остановились, и Филипп слез на землю. Анжела огляделась. Это была небольшая полянка, на которой, видимо, и раньше останавливались люди. Трава местами вытоптана, а на кострище оставались зола и угли.
— Почему мы остановились? — нервно спросила она, поглядывая на длинные тени.
— Бензин кончился, — пошутил он и нетерпеливо добавил: — Мы здесь отдохнем. Нельзя ехать всю ночь.
Анжела насупилась.
— Я… ну, мне не нужен отдых. Я могу ехать дальше.
— Ты можешь — лошадь не может, — грубо сказал он. — Ей и так сегодня досталось, а ночью двигаться труднее. Слезай-ка и разжигай костер. — И, поскольку она не шевельнулась, он пристально взглянул на нее. — Не знаешь, как разжечь костер, юный миссионер?
— Еще чего! — тоже грубо ответила Анжела. Пять лет жизни на опушке леса не пропали даром, кое-что она все-таки знала.
— Тогда слезай и дай бедному коняге отдохнуть.
Она ненавидела его.
— Боюсь, что не смогу, — жалобно сказала она.
Он уставился на нее, затем бессердечно расхохотался.
— О, я не подумал. Да, для дебюта сегодняшнее путешествие было тяжким.
Он протянул руки, приподнял ее и опустил на землю легко, как ребенка. Это выглядело не очень достойно. И стало еще менее достойным, когда Анжела пошатнулась, как только он отпустил ее.
Он тут же снова подхватил ее.
— Судорога?
В его голосе прозвучало сочувствие, но девушка была слишком поглощена неожиданным отказом своих ножных мышц, чтобы заметить это. Она покачала головой, в широко открытых глазах стояла тревога.
— Нет, не знаю. Я не чувствую ног.
— Мышцы онемели, — сказал он, бережно опуская ее на землю. — Разотри их. Это скоро пройдет.
Анжела последовала его совету. Слабое чувство обиды рассеялось, когда кровообращение восстановилось, ноги обрели чувствительность и как следует разболелись. Она немного выпрямилась. Фил поставил фонарь на землю и теперь снимал с лошади сбрую. Он не замечал ее мучений. Ладно, подумала Анжела со вновь вспыхнувшей обидой, он тут же ее заметит, когда обнаружит, что костер не разожжен.
Фил тем временем уже положил рюкзаки на землю и начал развязывать их.
— Давно ты здесь? — бросил он через плечо.
— Пять лет, — ответила она.
— Пять лет? — Он поднял глаза в немом изумлении. — Но, конечно, не с Уинстоном?
— Почему же? С Уинстоном.
Смуглое лицо выразило неприкрытое недоверие.
— Я не очень близко знаю этого человека, но здесь не слишком населенная местность. Я должен был бы слышать, что у него есть молодой помощник. Торговцы знали бы. Или шахтеры.
— Нет, — тихо сказала она.
Его брови сошлись в одну линию. Это придавало ему еще более повелительный и нетерпеливый вид, чем обычно.
— Он что, тебя скрывал?
— Да.
Фил прикрыл глаза, опустив веки. Но ничто не могло прикрыть насмешливую улыбку на губах.
— Не объяснишь ли зачем? — протянул он.
— Это сложно…
— Ладно, — сказал Фил, улыбнувшись одними глазами. — Пить лет назад ты был совсем еще ребенком. Сколько же тебе тогда было? Одиннадцать? Двенадцать?
На самом деле ей тогда было восемнадцать. Но в качестве мальчика, ей и сейчас нельзя было дать больше восемнадцати, и она об этом знала. Анжеле страшно не хотелось в этом темном и уединенном месте открывать ему, что она не мальчик. Она опустила глаза и рассказала лишь часть правды.
— Он… мы… мое пребывание в доме хранилось в тайне. Когда приходили гости, я прятался в лесу. Дети, конечно, знали о моем существовании, потому что я их учил. И еще индейцы. Больше никто.
Он бросил на девушку взгляд, опаливший ее. Затем, слегка пожав плечами, вернулся к своим делам и начал проворно извлекать из рюкзака какую-то ткань, не глядя на Анжелу и не обращаясь к ней. Наконец он развернул содержимое рюкзака, и она увидела, что это палатка.
— Зачем? — сказал он наконец, все еще не глядя на нее. Он, казалось, был весь поглощен распутыванием палатки. Голос его звучал так, будто этот вопрос надоел ему. — Зачем он тебя прятал?
Анжела закусила губу, наблюдая за ним. Она колебалась.
— Уинстон Крей — мой отец, — тихо сказала она наконец.
Он повернул голову, и она увидела в его глазах такую ярость, что испуганно заморгала. Но он сразу вернулся к возведению палатки.
— Ты меня изумляешь, — сказал Фил сдавленным голосом, закрепив основание, и ловко собирая каркас. — Так у него где-то есть жена? Или ты дитя греха?
Ирония была неожиданной, неприкрытой и неуместной. Анжела вздрогнула.
— Ничего подобного, — тихо сказала она. — Моя мать была его женой, Она умерла в Европе. После этого он привез меня сюда. Вот в чем причина секретности. Она ненавидела миссию, и ее семья хотела помешать мне вернуться к отцу. Были даже сражения в суде. Я помню их.
— Значит, твой отец хотел иметь сына при себе. Чтобы тот мог продолжить его деятельность?
Его слова по-прежнему звучали насмешливо.
— Я преподаю чтение и письмо. Еще географию старшим детям. Немного ботанику, — сухо ответила Анжела.
Он нахмурился.
— Но я никогда не слыхал о тебе. Он проделал поразительную работу, сохраняя тебя в тайне. Не верится, что это возможно.
Анжела вздернула подбородок.
— А что тут такого? Мне, например, тоже не приходилось слышать ваше имя.
Все, чего она этим добилась, была презрительная усмешка, искривившая уголки его губ.
— Видимо, твой отец считает, что я недостойный субъект для детей, — сказал он. — Стащить мою карту — да, позволить имени дьявола осквернить его уста — нет.
Анжела нахмурилась. Что-то шевельнулось в памяти.
— Вашу карту? — медленно сказала она. Он пожал плечами.
— Я ее вычертил. Уинстон решил, что ему она нужнее, чем мне. Ладно, это неважно.
Пошли. Залезай в палатку. По крайней мере, обсохнем.
Анжела попыталась встать, но сочла за лучшее отказаться еще от одной попытки. Вместо этого она кое-как вползла в палатку, поднырнув под входной клапан. Фил хмуро наблюдал за ней, но ничего не сказал, пока она не оказалась внутри.
— Снимай с себя все, пока не доберешься до сухого, — скомандовал он и швырнул ей какую-то грубую одежду. Когда он ушел, она на ощупь определила, что вещи были тонкие и поношенные, но абсолютно сухие. Анжела стянула куртку и брюки и начала энергично растирать влажную кожу. Она хотела переодеться в сухое прежде, чем он вернется.
Фил внес в палатку яркий фонарь и приглушил его свет, прикрыв регулируемую заслонку. Затем уселся напротив нее, скрестив ноги, и начал ужин из собственных запасов.
Анжела поежилась. Было ясно, что палатка рассчитана на одного человека. Вынужденная близость вызвала у нее сердцебиение. Конечно, он оставался совершенно невозмутимым, но ей от этого не легче.
Фил бросил на нее острый взгляд поверх тарелки.
— Ты очень нервный для отважного миссионера.
— Я не миссионер.
Он поднял брови, словно не веря ей.
— Нет? А что об этом скажет Крей?
Скажет много слов, по большей части гневных. Особенно сейчас, когда он начал понимать, что у нее есть собственная воля и своя цель в жизни. Но Анжела не стала говорить об этом с чужаком. Она лишь пожала плечами.
Фил поставил миску на пол и, обняв руками колени, поглядывал на нее. Несмотря на его расслабленную позу, Анжела чувствовала себя словно под микроскопом. Она напряглась.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Анжела вздрогнула. Надо было подготовиться к такому вопросу, с досадой подумала она. А теперь он застал ее врасплох. Но она не намеревалась говорить ему правду. Секундное промедление уже выглядело подозрительным.