Назад в юность 2 (СИ)

Начальник ЦРУ задумался:
-Том, я не в силах, конечно, помнить все подробно, что у нас делается. Но, по-моему, совсем недавно мы слушали ваш доклад, где вы утверждали, что старение членов Политбюро приобретает неотвратимый характер, и к середине восьмидесятых годов Раша будет входить в состояние анархии. Все молодые активные члены партии, имеющие перспективу, мониторятся нашими аналитиками и мы практически знаем, когда они должны делать, то или иное телодвижение, ну вот, как например этот перспективный Корбачефф. Но, тем не менее, ни один ваш аналитик не смог предсказать таких действий Политбюро. Видимо здесь имеет место какой -то неучтенным нами фактор. Так вот делайте, все, что возможно, но чтобы мы знали, что или кто это такой. Это очень большой прокол с вашей стороны и он может стоить вам должности.
-Сэр, я еще не закончил, дело в том, что идет резкая активизация действий КГБ, похоже, им опять вменено в обязанность следить, за всеми высокопоставленными члена партии, особенно в регионах. В самом КГБ идут внутренние проверки, мы уже потеряли десяток важных информаторов, особенно в Армении и Грузии. Кстати, и эти сведения мы получили не из Москвы, а из Ташкента. Там работать намного легче, чем в самой России.
-Странно, все это, почему они всполошились, как будто также получили новые данные по нашим работам. Том ты пока свободен. По видимому нам надо провести в ближайшее время провести совещание по этому вопросу, а затем со всеми материалами идти к президенту. Дело начинает принимать совершенно неожиданный оборот.
Понятия не имею, о делах творящихся в эмпиреях я продолжал жить своими медицинскими делами.
Надо сказать, что быть врачом Брежнева все же имело свои положительные стороны. Так в один из рабочих дней у меня зазвонил прямой телефон с Кремлем, позвонивший представился комендантом и сообщил, что принято решение о выделении мне квартиры соответственно статусу, и что мне сегодня надо подъехать на Кутузовский проспект, и он продиктовал адрес.
Когда мы с Аней подъехали на больничной волге к сталинской высотке, нас встретил управдом, который и повел нас знакомиться с квартирой.
Огромная трехкомнатная квартира с множеством подсобок, высоченными потолками, кухня, в которой можно было танцевать, даже на меня произвела впечатление, а уж Аня ходила по натертому паркету, осторожно как по льду, и молчала. Наконец она проснулась и ее первые слова были:
- Наконец то мы сможем пригласить бабушку пожить с нами.
-Аня, мне кажется. что бабушка уехала от нас уставшая, и не надо ее вновь привлекать, к воспитанию детей. Моя зарплата вполне позволит нам нанять няню для присмотра за детьми.
Но в присутствие постороннего человека мы долго не пикировались, оставив все это на потом.
По дороге обратно в общежитие, мы заехали в ведомственные ясли забрали наших девочек, а потом я забежал в магазин купил бутылку шампанского. Вечером, когда наши девушки, наконец, засопели своими носиками в кроватках, нам, наконец, удалось собрать стол и отметить сегодняшнее неординарное событие. Мы сидели и вспоминали все, что пережили за эти непростые московские годы. У меня они вообще слились, в одну непрерывную работу, без просвета. Докторская диссертация отнимала все силы, надо было нарабатывать материал, писать работы и публиковать их в медицинских журналах. Это было достаточно трудно. Перелом произошел только после перепечатки моей статьи одним американским медицинским журналом. Действительно, правильно говорят “нет пророка в своем отечестве” лишь после этой публикации, ко мне пришла некоторая известность.
Да и Ане тоже пришлось нелегко. Еще в начале нашей жизни в Москве, когда она работала в НИИ, там узнали, что у нее муж работает в Кремлевской больнице, и начались всякие шепотки, А когда я защитился и стал профессором, то шепотков стало еще больше. И хотя вроде ничего происходило, но Аня все это переживала и, в конце концов, мне пришлось самому заняться ее трудоустройством, и теперь она работала в Госплане, где ее мужем - доктором медицинских наук интересовались значительно меньше. Она была на хорошем счету, да и работа ей нравилась и, если бы не дети, то, наверняка, уже продвинулась по служебной лестнице.
Мы сидели долго, вспоминая, то, одно, то другое событие нашей жизни, смеялись над лепетом детей, и строили планы, что и как у нас будет сделано в новой квартире.
Конечно, в основном, говорила Аня, я же, несмотря на все попытки забыть о проблемах, не мог отстраниться от них. В прошлые годы, еще во время учебы в университете, мне это вполне удавалось, но теперь, я всегда и везде помнил о своей основной задаче, и жизнь это мне портило очень здорово.
Вот и сейчас Аня воскликнула:
-Сережа, ты опять меня не слушаешь, ты хоть когда-нибудь можешь забыть о своей работе? У нас такой серьезный разговор!
Мысленно я усмехнулся, если бы Аня знала, о чем я думаю, ведь к мой основной работе, это не имело никакого отношения.
А думал я о том, что далеко не все члены Политбюро побывали у меня, и, к сожалению, я не могу им всех давать одинаковые установки, иначе явно сходные мысли у всех тех, кто побывал у меня в кабинете, наведут логически думающих товарищей на определенные мысли.
-Анечка, да я задумался, что траты нам предстоят, надо будет обставить квартиру, вот и думаю, как бы это все сделать.
-Сережа, ты ведь совсем не слушал, что я тебе говорю, я ведь только, что тебе объясняла, что мы должны делать. И вообще, это не твоя забота, твоя забота деньги заработать, а я найду, как их потратить с большей пользой,- категорически завершила свою мысль моя жена.
И действительно, как заработать деньги? Даже сейчас, будучи заведующим крупным отделением больницы, доктором медицинских наук, получал я не слишком много. И эта проблема сейчас должна была встать во весь рост. Тем более, что в наших планах была еще и няня, чтобы моя жена могла работать, а не сидеть дома на бесконечных больничных по уходу за детьми.
Утром я вышел, как всегда взять свежие газеты из ящика в коридоре, по пути обратно, развернул Правду, на ее первой полосе была огромная статья Суслова. Называлась эта статья ” К вопросу о необходимости совершенствования Конституции Советского Союза, в связи с развитием следующего этапа в созидании социалистического общества и появлением его нового субъекта - советского народа”.
Прочитав первые строки, я застыл на месте, лихорадочно вчитываясь в формулировки текста. Простоял я в коридоре до тех пор, пока Аня, озабоченная моим долгим отсутствием, не выглянула в коридор и закричала:
-Сережа, ты, что там пропал, иди, дома почитаешь!
Я шел домой. А в душе нарастало ликование:
- Получилось, ведь получилось, черт побери!
Очень сложно было заниматься всем, тем, что я делал, не имея даже представления, как реагируют мои подопечные на внушаемые им мысли. Я должен был оставаться абсолютно вне подозрений. И вот теперь я точно знал, что мои попытки дают какой-то результат. Потому, как в моей прошлой жизни, никакой статьи по этому поводу я припомнить не мог.
Когда сел за стол то сказал Ане:
-Представляешь, похоже, у нас будет Конституция меняться, вот видишь, статья в газете, так просто такие статьи не пишут.
-Ты знаешь Сережа, у нас в Госплане, тоже что-то не так. Мы начали готовить материалы к двадцать пятому съезду, составлять планы на следующую пятилетку. Так Косыгин к нам приезжал, говорят, шум стоял дикий. Байбаков ходит сам не свой, на всех кидается. Похоже, что у них что-то не складывается. У нас то в отделе здравоохранения ничего особенного, а вот Лебединский ходит довольный, вроде бы для них новые ЭВМ будут делать. Он со своей АСПР автоматизированной системой плановых расчетов, всех достал, а тут Косыгин, когда приезжал, полностью его поддержал и потребовал полностью заменить всю вычислительную технику. Вроде даже сказал, что дожили до того, что у японцев скоро будем ЭВМ покупать, стыдоба.
Мы обсуждали с Аней статью в Правде, а про себя я думал о будущих микрофонах, в нашей спальне. Мне, честно говоря, было все равно, я давно уже смирился с этой неизбежностью. Как хорошо, что моей жене - такое никогда в голову не придет, что нашу, такую положительную семью, могут прослушивать сотрудники КГБ.