Веяние тихого ветра-A Voice in the Wind]

Тем временем легионеры оправились от первоначальной паники. Офицеры активно сражались, ловко орудуя своими мечами и отдавая приказы. Воины снова сомкнули ряды и, пользуясь всей своей выучкой, пошли на противника.
Атрет увидел, как упал его брат, Вар. Взмахнув мечом, он отсек руку какому–то римлянину. Когда он попытался прорваться к брату, у него на пути стал еще один сотник, и у Атрета не было никакой возможности уцелеть, орудуя только непривычным мечом. Атрет отражал удар за ударом. Затем, призвав на помощь всю свою недюжинную силу, обрушился на сотника всем весом и свалил его на землю.
— Атрет, сзади! — закричал ему отец. Атрет мгновенно нырнул к земле и обернулся назад, сделав резкое движение мечом вверх и проткнув нападавшего ударом меча в живот. Нападавший закричал, быстро рухнул на землю, и Атрет не успел высвободить оружие.
Тот сотник, которого Атрет свалил, снова встал на ноги и пошел в атаку. Оставшись без меча, Атрет схватил сотника за ноги и повалил его на землю. Прижав римлянина к земле, он обхватил его голову и сломал ему шею. Выхватив гладий из мертвых рук, он вскочил на ноги и напал на римлянина, вытаскивавшего копье из убитого германца. Атрет нанес легионеру удар мечом по шее, и в лицо ему брызнул фонтан крови. Бросив меч, он вынул фрамею из тела убитого воина и побежал.
Он не видел позолоченного шлема своего отца, а силы германцев стали заметно таять, когда римляне перегруппировались и показали всю свою организованную разрушительную силу, которой всегда славились. Маркобус, чья левая рука безжизненно повисла вдоль тела, приказывал своим воинам отходить. В отличие от римлян, эти племена не видели ничего позорного в том, чтобы отступать, не ввязываясь в кровопролитные сражения. Батавы отступили, оставив Атрета и его отряд практически беззащитными. Атрет понимал, что здравый смысл призывал хаттов уходить в лес, но кровь у него была горячей, а руки сильными. И, снова издав воинственный клич, он бросился на двух римлян.
Сраженный в грудь стрелой римлянина, упал дядя Атрета. Его двоюродный брат, Рольф, пытался пробиться к нему и был сражен сотником. Издав бешеный рык, Атрет рубил своих противников направо и налево, раздробив голову одному легионеру и оставив без руки другого. Слишком много воинов его племени полегло в этом бою, и здравый смысл, наконец, возобладал в нем. Он приказал оставшимся в живых уходить в лес. Те растворились в лесу, оставив римлян, которые не могли их преследовать и испытывали горечь, оттого что битва закончилась так быстро, едва начавшись.
В глубине леса, на несколько сот метров выше, Атрет увидел свою сестру, Марту, обрабатывавшую раненое плечо своего мужа. Рядом без сознания лежал его брат с перевязанной раненой ногой.
Корчась от боли в плече, Юзипий, муж сестры, произнес только: «Твой отец» — и, с трудом подняв руку, указал Атрету куда–то в сторону.
Атрет пробежал по лесу в западную сторону и увидел мать, державшую на коленях отца. Одна сторона шлема была пробита мечом, позолоченная бронза на шлеме была покрыта кровью. Атрет издал дикий крик и опустился на колени.
Мать с бледным и искаженным от ужаса лицом лихорадочно работала над глубокой раной, прошедшей по всему животу отца. Со слезами на глазах она пыталась запихнуть обратно вывалившиеся внутренности и закрыть рану. «Гермун, — причитала она, — Гермун, Гермун…».
Атрет схватил мать за покрытые кровью запястья, намереваясь положить конец ее тщетным усилиям:
— Оставь его.
— Нет!
— Мама! — он еще крепче сжал ей запястья. — Он мертв. Ты уже ничем ему не поможешь.
Она успокоилась и больше не сопротивлялась. Он отпустил её, и она в бессилии опустила красные от крови руки. Атрет закрыл широко раскрытые глаза отца и положил его руки на грудь, которая уже не колыхалась. Мать долго сидела неподвижно, затем, всхлипывая, нагнулась и обхватила руками окровавленную голову мужа. Концом его короткого плаща она утерла ему лицо, как будто перед ней лежал ребенок.
— Я отнесу его к остальным, — сказал Атрет. Мать приподняла Гермуна за плечи, и Атрет поднял его с земли. Когда он споткнулся под тяжестью тела своего отца и опустился на одно колено, по его суровому лицу потекли слезы. Но, переборов усталость, он подавил рыдания, снова встал и пошел, и каждый шаг давался ему с трудом.
Когда они дошли до его сестры и Юзипия, он положил тело отца рядом с телами Дульга и Рольфа, вокруг которых возились другие женщины их семьи. Тяжело дыша и чувствуя слабость в спине, Атрет взял в руки изящно вырезанный талисман, который отец носил на шее, и сжал деревянный образ в ладони. Этот образ был вырезан из дуба, росшего в священной роще, и оберегал Гермуна во многих битвах. Атрет хотел получить от него силу, но на самом деле не чувствовал ничего, кроме отчаяния.
Битва была проиграна, его отец погиб. Власть теперь переходила к нему, если только у него хватит сил справиться с ней. Но хотел ли он ее?
Пророчества Веледы, бруктерской провидицы, которая жила в своей башне, где никто не мог ее видеть, не сбылись. И хотя Юлий Цивилис со своими повстанцами уничтожил первые легионы, восстание терпело поражение. Спустя год они так и не обрели свободы.
После того как в течение двенадцати месяцев они стали свидетелями падения трех императоров, к власти пришел Веспасиан. И теперь против Юлия Цивилиса были брошены восемь дополнительных легионов под командованием младшего сына этого правителя Домициана. Веледа предрекла, что молодость Домициана погубит его, но юноша пришел во главе своих легионов в первых рядах и не стал прятаться за спины своих воинов. Он был полон решимости доказать всем, что является таким же искусным военачальником, как его отец, Веспасиан, и как его брат, Тит. И это ему удалось. Разгромив силы мятежников, Домициан взял их в плен. Воинов Юлия Цивилиса он приказал уничтожить. Пленников выстроили в ряд и каждого десятого отправляли на распятие. Когда сам Юлий Цивилис в цепях был отправлен в Рим, единство тех племен, которые его поддерживали, распалось. Многие из батавов оказались в плену. Из племени Атрета погиб почти каждый третий.
Глядя на своего отца, Атрет чувствовал, как в нем закипает гнев. Всего неделю назад вождь хаттов бросал куски веток и коры священного дуба на белую материю. Он не смог различить, какое знамение получилось в результате, но жрец сказал, что ржание и храпение белой лошади означает, что его ждет победа.
Победа! Где она, эта победа? Неужели даже боги повернулись против них? А может быть, римские боги оказались сильнее самого Тиваза?
Пока в селение приносили остальных погибших, оставшиеся в живых воины собирались вместе и говорили о том, что римляне ушли на север.
Атрет рубил дерево, чтобы построить дом смерти для своего отца, тогда как его мать одевала мужа в самые дорогие одежды и готовила траурный пир. Она поместила рядом с мужем самую дорогую посуду и наполнила чаши зерном и крепким медом. На блюдо положили куски жареной баранины и свинины. Когда все было готово, Атрет зажег дом смерти. В темноте пламя казалось особенно ярким.
— Вот и все, — сказала мать, и слезы текли по ее щекам. Она положила руку на плечо Атрета. — Завтра вечером собери людей в священной роще.
Он знал, что имела в виду мать, — он должен будет стать новым вождем.
— Пусть все решат жрецы.
— Они уже выбрали тебя, как и все остальные. Кто, как не ты? Разве не твои команды они беспрекословно выполняли, когда завязалась битва? И хатты последними покинули поле боя.
— Это потому, что отец к тому времени был уже убит, но не благодаря мне.
— Ты будешь вождем, Атрет. Гермун знал, что этот день когда–нибудь придет. Вот почему он всегда воспитывал тебя так — гораздо строже, чем остальных сыновей. Еще во время твоего рождения было знамение о том, что ты станешь великим вождем.
— У нас были и неправильные знамения.
— Но только не это. Есть вещи, которые мы не можем выбирать. Ты не можешь уйти от того, что тебе предопределено. Ты помнишь тот вечер, когда отец привел тебя на совет и представил тебя с твоими щитом и фрамеей?