Будь счастливой
— Возвращайся, — шепнул Алан, — теперь тебя никто не посмеет обидеть. Я сумею защитить тебя.
Он не сразу заметил, что глаза у незнакомки открылись и пристально смотрят на него. От неожиданности он замер и даже чуть-чуть испугался. На бледном лице ее глаза казались двумя черными провалами. В них не было счастливого смеха. В них не было никакого выражения, в них не было ничего, кроме мрака.
Алан выпустил руку девушки, вскочил с места и бросился вон из бокса, чтобы позвать медсестру.
2
Широкий темный коридор тянулся бесконечно долго. Она не помнила, как попала туда, в этот безлюдный мрачный замок, и продолжала идти, превозмогая страх и отчаяние. Сворачивая то направо, то налево, она надеялась отыскать хоть какой-нибудь просвет в царстве марка. Потолок был таким высоким, что был недоступен взгляду. Чей это замок? Запах многовековой пыли и тлена вызывал у нее тошноту. За каждым углом мерещилась опасность. Временами страх лишал ее сил, но, преодолевая слабость, она продолжала идти. Когда впереди показалась приоткрытая дверь в комнату, из которой падал в коридор луч света, она побежала из последних сил. Войдя в комнату, она вздохнула с облегчением. Хотя и здесь никого не было, но радовал свет, проливавшийся сквозь высокие стрельчатые окна с красивыми витражами. Радостный покой наполнил ее душу. И в этот момент кто-то схватил ее сзади и потянул в коридор, заполненный мраком. Сопротивляясь, она пыталась обернуться, чтобы увидеть лицо напавшего на нее человека, но его сильные руки стали сжимать ей горло. Задыхаясь, она закричала… и проснулась.
— Успокойтесь, это всего лишь дурной сон, — сказала Даньелл Хиггинс, промокая пот на лбу больной.
Дыхание девушки постепенно выровнялось, из глаз стал уходить пережитый во сне ужас. Она с любопытством огляделась.
— Где я? — спросила она слабым голосом.
— В больнице, — ответила сестра.
Девушка напрягла память, пытаясь вспомнить, что же произошло с ней и как она оказалась в больнице. Почему-то ей это никак не удавалось. На ее выразительном лице появилось выражение тревоги.
— Вам нельзя волноваться, — сказала Хиггинс. — Вас сбила машина, и у вас сотрясение мозга. Теперь вам необходим покой, и только покой. Тогда вы скоро поправитесь. Сейчас я приведу ваши волосы в порядок, умою и переодену.
Продолжая говорить, Даньелл Хиггинс совершала утренний туалет больной с профессиональной быстротой и ловкостью.
Ее сбила машина? Но как это произошло и почему она ничего не помнит?
— Ну вот, все в порядке. Теперь можно и позавтракать, а потом вас навестит врач.
Она попыталась сесть, но не смогла даже головы поднять от подушки. Казалось, ей залили в голову свинец, такой неподъемной она была. Откуда я? Кто я? Вопросы бились в голове, не получая ответов, и вызвали сильную боль. Лицо ее исказилось страдальческой гримасой. Она ничего не могла вспомнить.
— Кто я? — хотела закричать она, но голос не слушался, и вместо крика она произнесла это слабым шепотом.
Увидев, что больная на грани истерики, Даньелл Хиггинс поспешила вызвать врача, и вскоре палата наполнилась людьми в белых халатах. Ей задавали вопросы, ответы на которые она сама хотела бы знать, проводили с ней какие-то тесты. Все было непонятно и утомительно. Наконец ей сделали укол, принесший успокоительный сон.
В течение дня она просыпалась, когда приходили няни обрабатывать ее ссадины и швы, когда приносили еду и кто-то из медперсонала кормил ее с ложечки. Часто ее навещали разные врачи, задававшие снова и снова те же вопросы. И снова она не могла на них ответить, что доводило ее до отчаяния. Снова ей давали какие-то таблетки, делали уколы, и она погружалась в сон. Дни были так похожи один на другой, что сливались в один бесконечный день. Ничего не менялось и с ее памятью. Зато физически она уже окрепла настолько, что могла теперь есть самостоятельно, сидя в постели обложенная подушками.
Однажды она проснулась и увидела сидящего у кровати какого-то незнакомого мужчину. Он не стал задавать ей ставшие уже привычными вопросы, зато охотно ответил на все ее.
— Что это за больница? — спросила она.
— Хорошая больница, — ответил мужчина улыбаясь, — вас здесь вылечат. Обещаю.
— Вы мой новый врач?
— Нет, но я помогу вам поправиться. — Как вас зовут?
— Алан Велтон.
— Я ничего не помню. Мы были знакомы?
— Разумеется, — серьезно ответил Алан, не моргнув глазом.
— И вам известно, как меня зовут?
— Конечно. Вы Одри Белл.
— Одри Белл, — медленно произнесла девушка, но никаких ассоциаций это имя у нее не вызывало. — Я ничего не помню, — повторила она дрогнувшим голосом.
— Вам нужен покой.
— Даньелл Хиггинс говорит мне то же самое ежедневно. Но ничего не меняется. Я не могу ничего вспомнить.
— Главное, стараться поменьше об этом думать, — посоветовал Алан, — тогда память вернется быстрее.
— Когда? Когда вернется моя память?
Алан смотрел на взволнованное лицо девушки, пытаясь найти слова, чтобы отвлечь ее внимание от этого навязчивого беспокойства, как советовал ему психиатр. Ничего путного не придумав, он решил сказать ей правду.
— Специалисты считают, что память, если она была утрачена только в результате травмы, может вернуться к вам в любой момент. Через день или через неделю. Никто точно сказать не может. Нужен только покой, — повторил он.
— Вы сказали: если память была утрачена в результате травмы. Подразумевается, что могут быть и другие причины?
Поколебавшись, Алан решил быть правдивым и дальше.
— Бывают случаи, когда память временно блокируется из-за сильного эмоционального потрясения.
— Вы хотите сказать, что я могла пережить сильный стресс?
— Да, такое возможно, но не обязательно, — успокоил он девушку.
Почему-то Одри захотелось поверить этому обаятельному улыбчивому человеку.
— А родные у меня есть? Им известно, что я в больнице? — Одри внимательно смотрела на Алана. — У меня нет родственников?
— Вам нельзя так долго разговаривать, ваш мозг не должен напрягаться. — Он улыбнулся. — Я приду завтра, а теперь вам надо поспать.
Одри почувствовала, что действительно очень устала и глаза ее закрываются сами собой.
— Хорошо, — прошептала она и сразу погрузилась в сон.
Алан был потрясен. Неужели она так быстро послушалась его? Может, он обладает над ней таинственной властью? Склонившись над спящей, он с умилением разглядывал ее лицо. Глаза ее сейчас были закрыты, но Алан больше никогда не смог бы забыть необычный цвет ее глаз. Он не предполагал, что ее глаза могут быть такого необычного синего цвета. Когда она волнуется, они становились почти черными. Я должен помочь ей обрести себя, вернуть память. Что бы ни случилось в ее жизни, о которой она сейчас ничего не помнит, мой долг поддержать ее, думал Алан. А потом она сама решит, как ей жить дальше. Я не буду мешать ей, словно клятву произнес про себя он. А пока пусть считает меня своим женихом. Он бережно взял левую руку Одри и надел ей обручальное кольцо на палец. Потом снова положил руку на одеяло и вышел из палаты.
У нее не было представления о времени, и ей было неизвестно, как долго она спала. В палате никого не было.
— Одри Белл, я Одри Белл, — произнесла она вслух, прислушиваясь к звуку своего голоса.
Что еще она знает о себе? Возможно, если она увидит себя в зеркале, то вспомнит что-нибудь. Она подняла левую руку, чтобы нажать кнопку вызова медсестры, и в этот момент увидела на своем пальце прекрасное кольцо. Прежде она его не замечала. Похоже, это бриллиант и сапфиры. Обручальное кольцо… Выходит, она обручена и, вероятно, готовилась к свадьбе. Но кто он? Одри задумалась, пытаясь вызвать из памяти лицо своего избранника. Но перед ее внутренним взором мелькали только лица врачей, ежедневно посещающих ее, и лицо молодого мужчины, который тоже приходит к ней каждый день. Это он приносит ей цветы и фрукты. Значит, он и есть ее жених. Не стал бы чужой человек так заботиться о ней. Она вспомнила, что на днях Даньелл Хиггинс сняла с нее больничное белье и одела во все новое: красивое нижнее белье с кружевной отделкой, шелковую пижаму темно-синего цвета и в ноги положила такого же цвета халат. Вещи были новыми. Значит, они из магазина, а не из дома. Интересно, где она жила и сообщили ли ее родным? А может, у нее нет родных?