Кто поверит эху? - Часть 4 (СИ)
Вдохнула глубже, задержала дыхание - издевка судьбы, в этом доме пахнет полынью и чабрецом, волей и ее, Истэ, юностью - выросла в загородном поместье...
...А может, она все это придумала - после того, как ее предал воспитанник, как повинуясь непонятному зову она вернулась на родину и оказалась в ловушке. Теперь вот смотрит в это ледяное лицо, полное ненависти, и кажется - так было всегда.
А Энори иначе смотрел, ему-то с чего ненавидеть Истэ...
Воистину, в эту поездку ей выпало не только вспоминать старое, но и удивляться новому. Сперва Энори, теперь вот Кэраи. В отличие от лесного найденыша, он изменился не так уж сильно, но словно всю душу выстудили у него зимние ветры. А ее страх понемногу сменялся злостью. Наваждение сюда привело, что же себя обманывать, - злая чужая сила; но теперь она просто обязана победить. Теряться нельзя, и нельзя быть робкой. Ради своих дочерей. Если погибнет мать, их в лучшем случае - если весьма повезет - ждет судьба тех танцовщиц.
А Кэраи хорошо устроился, ей самой в прежние годы дом-ракушка нравился куда больше неуклюжего, массивного родового гнезда Таэна. Преувеличенно-напоказ осмотрелась, лишь бы не встречаться взглядом с хозяином. Неторопливо повернулась к окну, держась прямо - он не должен заметить ее страх. Запоздало сообразила - решит, что она лжет и прячет глаза, тогда посмотрела прямо на него с холодной улыбкой - дружелюбию все равно не поверит. Провела пальцем по головкам цветов - высокий букет из неизвестных ей бессмертников был сухим, ничем не пах.
- Все такая же щеголиха, - сказал Кэраи, и ей почудилась насмешка в голосе. Поняла, убрала руку быстрее, чем успела подумать. Заметил дешевые кольца... Но что делать, если без них руки кажутся неухоженными, а те немногие дорогие, что были, не стоило брать в дальний путь?
- Зачем ты приехала?
- К сыну. И не поднимай бровь, я все-таки мать.
Он может знать и про моих дочерей, подумала запоздало. Тогда все погибло, я буду воском в его руках.
- Отойди от окна и сядь, - велел он.
- Боишься, нарушу порядок в твоей комнате? Сразу видно, тут мало жизни. В снежном сугробе и то уютней. Будь у тебя дети...
Она играла с огнем, но он не отозвался никак: то ли про девочек не знал, то ли решил ударить внезапно.
Ожидаемые вопросы Кэраи, с кем она уже виделась, показались Истэ заданными лишь для вида - через своих людей он явно рассчитывал все разузнать быстрее. А вот кто помог ей устроиться и где, интересовало всерьез, и это уже было страшно. Уверенность, едва ли не надменность вновь показалась лучшей защитой:
- Я могу многое рассказать, но не тебе. Будто не знаю, как у таких, как ты, делаются дела - виновным оказаться куда проще, чем оправданным.
Вряд ли он посмеет что-то выведывать у нее силой. Хотя много воды утекло, и Кэраи не прежний, и она уже не первая дама провинции, защищенная своим положением. Но если вести себя униженно-робко, с ней и поступят, как с простой горожанкой.
Свадьбу сыграли в конце месяца Хаши-Выдры, первого летнего. Невеста была бесспорно красивой, хоть Кэраи нравились девушки более утонченные. А жених... красавцем его от души не назвали бы, но выглядел он несомненно достойно, внушительно. Кровь поколений, правящих этой землей.
Сильно пахло розами и левкоями, звенели височные золотые подвески невесты, переливались красно-белые свадебные одеяния молодоженов. Много добрых пожеланий звучало.
Когда раскинули крашеные деревянные таблички, чтобы узнать, какая судьба ждет новобрачную, она так побледнела... А ведь в этой полушуточной забаве не было ни одного дурного знака. Ей выпала "любовь". Что выпало брату, Кэраи не помнил. Вскоре после этого он уехал в Столицу. А еще через два года сбежала сама Истэ. По взаимной любви.
И вот стоит, как ни в чем не бывало, только дрожание пальцев выдает, что не так уж в себе уверена. Ах, да...Тагари тогда выпала "нежданная помощь". И даже, кажется, ясно теперь, кто был тем помощником.
- Ты потеряла право войти в его дом, и брак ваш расторгнут.
- Наш брак тебя не касается. Бывший или нет, но он мой бывший муж. Но я здесь не ради него. Я хочу видеть своего сына.
- Обойдешься, - сказал Кэраи, не заботясь о вежливости.
Сидящая напротив Истэ подперла кулачком подбородок, улыбнулась той ненавидяще-медовой улыбкой, которую так хорошо помнил Кэраи и насчет которой так долго заблуждался его брат:
- Когда я видела тебя в последний раз, ты был еще почти мальчишкой, со столичным лоском и столичным же гонором, но все же в тени Тагари. Сейчас в тени оказался он - только понимает ли это? Пока рискует жизнью на границах, родной братец прибрал к рукам всю власть...
Нет, она не подослана. Ничего не знает.
- Я не собираюсь препираться с женщиной, - Кэраи поднялся. - Ты из этого дома не выйдешь, пока я не решу, что дальше.
Заметил, как Истэ побледнела, а только что говорила так дерзко... чего же так испугало?
- Даже если засадишь меня в самый глубокий подвал, есть люди, которые расскажут в городе, что я здесь. Вся ваша легенда рухнет.
- Тебя первую завалит обломками.
- Дай мне только увидеть мальчика. Я его мать! До меня дошли слухи, что его отправили на попечение монахов... и это первый Дом провинции? Больного ребенка убрали с глаз?
- Что еще скажешь?
- Ждешь, пока я наговорю себе на смертный приговор? - немного криво усмехнулась Истэ. Сразу будто десяток лет прибавила такой улыбкой.
- Говори что угодно, это уже не имеет значения. Значит, ты приехала из соседней провинции, узнав о тяжелой судьбе маленького сына? И потому начала распускать слухи, назначать встречи?
Молчит, глаза, как выражаются поэты, мечут молнии.
- Ты же умная женщина, - сказал он почти примирительно. - Да, ты, допустим, могла раскаяться в том, что бросила ребенка, узнать, что его жизнь снова в опасности, еще чего-нибудь узнать... Но в этом случае ты понимала бы, что любые тайны играют против тебя... и против нашего Дома. Не веришь мне - обратилась бы сразу к отцу этого самого ребенка, раз он уже однажды тебя отпустил, да еще и с любовником, - сжал ладонь под столом, осознав, что начал повышать голос. Истэ дважды подавалась вперед, приоткрывала губы, словно желая опровергнуть его слова, но так и не произнесла ни слова.
А может быть, лучше привести ее к брату? Тагари уже почти обвинил его в измене, в чем еще обвинит, в сговоре с бывшей женой? Ну уж нет, раз братец велел заниматься расследованием, вот и будет оно. Кто рассказал, кто и зачем ее вызвал... Хотя цель-то как раз понятна, поднять шума побольше, Тагари и без того с трудом понимает, что делает. И такой повод, просто подарок - услали больного наследника, может, хотят уморить. Самое то, что нужно после истории с Энори. Нет уж, пусть пока посидит под замком...
Прическу Истэ украшали драгоценные шпильки с белым нефритом, золотые. Красивые: изогнувшиеся драконы. Тяжело им было держать густые локоны.
- Ты забрала их с собой, когда убежала, - не спросил - сказал утвердительно. - Не по твоему нынешнему рангу этот камень и этот узор. Сними.
Протянул руку; Истэ поколебалась, прикусила губу, и вынула шпильки. Не отдала в руку, бросила на пол.
- Зря.
Не глядя, отыскал в одном из ящичков стола маленький мешочек с золотыми монетами, положил на столешницу рядом с ней.
- Возьми, как раз покроет их стоимость. Умрешь ты или нет, они не для тебя.
Истэ глянула с ненавистью, придерживая волосы. Оставшиеся заколки не решалась вынуть - не хотела, видно, унизиться, окончательно предстать перед ним растрепой.
- Если хочешь, я позову служанок, они помогут тебе с прической, - предложил равнодушно.