Сапоги — лицо офицера

Тасуя карты, Горченко презрительно говорил:
— Дурью маются наши командиры… Теперь этих диверсантов придумали… Как их поймаешь, если они тренированы и вооружены по-настоящему?..
— Очередная комедия, — согласился Коровин…
На разводе Белоус прокричал торжественно:
— Солдаты, есть ли среди вас желающие поехать на десять суток в отпуск?
Он, полковник Белоус, обещает немедленно отпуск тому, кто обнаружит диверсантов. Не вражеских, а наших, советских. Из дивизии сообщили, что в район расположения полка заброшена диверсионная группа. Для тренировки, конечно. Честь полка зависит от бдительности личного состава! Удвоить караулы! Если в ближайшие дни поблизости будут замечены посторонние, немедленно сообщить своему командиру! Ни в коем случае не стрелять! Уже одно то, что диверсанты себя обнаружат, означает провал их операции. Ну, а если удастся захватить одного, отпуск обеспечен!
Потом, отозвав в сторону офицеров, сказал:
— Продолжайте занятия, как обычно. Но в случае чего, проявляйте разумную инициативу. Повторяю, разумную!..
Сырец заерзал, тяжело вздохнул, глянул еще раз в карты и махнул рукой:
— Рискну… Восемь червей!
Партнеры ехидно улыбнулись.
Со стороны полка донесся вой сирены. Полковая тревога, только этого не хватало!
Офицеры побежали к казармам…
— Где ты пропадаешь! — раздраженно крикнул капитан Синюк. — Петров третий день на работу не ходит, тебя только на разводе и вижу, Теличко шляется черт-те где!
Вторая батарея уже второй день выгребала вонючую жижу — сгнивший картофель. В прошлую осень не проверили отопление в овощехранилище, и с наступлением настоящих холодов трубы лопнули. Замерзшую капусту съели, но мороженую картошку солдаты есть отказывались.
— Конечно, не дело командира батареи руководить погрузкой говна! — нагловато согласился Казаков. — Такими операциями должны руководить сержанты. На сержантов надо опираться, товарищ капитан!
На сержантов опираться, сплюнул Синюк, попробуй обопрись на этих овечек, никакого толку от них нет, как и от лейтенантов…
Солдаты в испачканных гнилью сапогах торопливо расхватывали автоматы и каски, выскакивали из казармы, нестройной колонной побежали на плац.
Полковое построение.
Белоус сиял.
Рядом стоял растерянный лейтенант Балу.
Полковник закричал:
— Солдаты девяностого полка! Я поздравляю вас! Мы не ударили лицом в грязь! Благодаря героическим действиям лейтенанта Балу диверсанты обнаружены и обезврежены! Сирена означает, что их план сорван! Спасибо за службу, товарищ лейтенант!
— Служу Советскому Союзу! — Балу застеснялся, но ответил четко…
Взвод лейтенанта Балу работал на артскладе, накрывал брезентом штабеля ящиков с минами. Сам он сидел в холодке и курил в кулак — на складе курить не разрешалось. Поскучав, он пошел помочиться за соседний штабель.
Человек в берете и длинной пятнистой куртке стоял спиной к лейтенанту.
— Э-э-э! — удивился Балу. — Ты что тут делаешь?
Человек неторопливо повернулся, широко улыбнулся и приложил руку к груди, как бы извиняясь. Он не был вооружен.
Балу почувствовал легонькое похлопывание по плечу, обернулся. Голубые глаза смотрели на него в упор…
— Вот только глаза и запомнил! — возбужденно хвастался Балу. — Этот, второй-то, как двинул меня между рог, я и отключился! Очнулся, когда солдаты поднимать начали. Диверсантов, конечно, и близко нет, мы — тревогу, позвонили в караул!..
Рассаживаясь в зале совещаний, офицеры посмеивались:
— Вот как важно пива с утра выпить! Не захоти Балу отлить, взорвали бы к хренам артсклад!
Полчаса назад полковник весело улыбался, теперь он был мрачен и раздражен.
— Я всегда говорил, что надо почаще устраивать тревогу! Вот сегодня командиры-танкисты воспользовались тем, что им в кой веки удалось собрать людей. Повели батальон в парк. И вот-те сюрприз — обнаружили пропавшего бойца!
Рядовой, заряжающий третьей танковой роты, исчез девять дней назад. Думали, что в самоволке, пьянствует где-то в окрестностях, но когда он через двое суток не появился в казарме, сообщили в дивизию. Пропал солдат, не шутка. Может, в реке утонул, может, в лесу заблудился, может, не выдержал, поехал, глупец, домой, теперь судить надо, когда поймают…
Танкисты нашли его в танке.
Несколько банок тушенки, полнаволочки сухарей, канистру с водой, две книги, все это заранее приготовил беглец, сложил в башне своего танка. Днем спал, а ночами сидел на прохладной земле, напевал про себя, смотрел на звездное небо. Иногда пролезал под колючей проволокой, шел по ночному лесу, купаться… К утру снова залезал в башню.
— Девять суток человек жил в танке! — все больше раздражался Белоус. — Значит, никто за это время к технике и не подходил! А теперь что прикажете, судить его? Да что там солдат, капитан Раймер опять неделю на службу не появляется! Я приказываю отдать его под суд офицерской чести! Лейтенанта Петрова нет третий день! Болен, говорите? Он пьянствует! Объявить всему личному составу — за самовольные отлучки будем судить! И офицеров в том числе… Капитан Бабошин вчера во хмелю разбил дежурную машину, тепловоз, видите ли, ему дорогу на переезде не уступил, так он его решил боднуть! Ты, Бабошин, не делай мне замечаний! Я не имею права позорить тебя перед лейтенантами, а ты имеешь право, залив глаза, садиться за руль? Ты посмотри на себя, спиваешься к едрене фени! О нет! У нас в полку не бардак! Нет! В бардаке занавесочки на окнах, чисто и музыка играет. У нас же ситуация, когда в бардаке пожар и голые бляди в окна выпрыгивают!.. А с судом не тянуть! Завтра же собрать ваш, как оно, Курицын, называется, кворум!..
На середине канцелярии сидел на стуле капитан Раймер, бледный, с трясущейся головой. Он безучастно смотрел на плакат «Советский воин предан партии». Столы писарей сдвинули в угол, один накрыли красной материей.
Пожилой худенький майор Савостин, инженер полка и председатель суда офицерской чести, тихим голосом закончил:
— Исходя из вышеизложенного и выслушав капитана Раймера Артура Гансовича, нам предстоит, товарищи члены суда, вынести решение…
Майор Асаев, постукивая карандашом, смотрел на сапоги Раймера.
Майор Курицын быстро писал в блокноте, потом строго взглянул:
— Отдаете ли вы себе отчет о серьезности вашего положения? Чаша терпения офицеров полка переполнена! Вопрос стоит о возможности вашего пребывания в рядах армии, капитан! Вы подрываете становой хребет наших вооруженных сил — воинскую дисциплину!
Майор Асаев, надув щеки, с шумом выдохнул.
Майор Савостин тихо произнес:
— Давайте выслушаем Раймера.
Продолжая смотреть на плакат, капитан встал.
— Я полностью сознаю свою вину… Решение суда должно быть суровым… Куда только я пойду?.. Я танкист, ничего не знаю, кроме танков… Если возможно, прошу учесть это…
— Послушайте, Раймер, — агитатор полка капитан Пусто-войт сидел у окна. — Может, я что-то недопонимаю, но скажите, как вы можете рассчитывать на снисхождение после стольких случаев вопиющего нарушения дисциплины? Ведь не выходя на службу, вы прекрасно знали, чем это может окончиться… Я согласен с майором Курицыным, армия не может себе позволить, чтобы кто-либо паразитировал на ее здоровом теле. Партия требует от нас принципиальности в деле борьбы с нарушителями дисциплины!
— Майор Асаев, тебе слово! — сказал Савостин.
— Раймер виноват, спору нет… А раз виноват, понеси наказание, так обычно говорят… Но, по-моему, в поступке Раймера есть и наша вина, коммунистов полка. Воспитательная работа с офицерами должна быть усилена. Что касается наказания, я думаю, будет поспешным и преждевременным ходатайствовать перед командованием об увольнении Раймера в запас. Достаточно понизить его в должности… Оставим ему возможность осознать содеянное…
Майор Курицын возмутился.
— Ты, Асаев, забываешь, что армия это не детский садик! Если мы будем пьяниц на руках носить, до чего мы дойдем! Командир полка приказал отдать Раймера под суд не для того, чтоб он отделался легким испугом!