Я — посланник
Мы быстро идем на другой конец кладбища, и он не перестает бормотать:
— Милла, Милла…
Луч фонарика утыкается в надгробие.
Мы у цели.
Джеймс Джонсон
1917–1942
Пал смертью храбрых
Помним. Любим. Скорбим
Милла Джонсон
Фонарик заливает ярким светом могильный камень, а мы стоим и смотрим — долго, минут десять, не меньше. И все это время я напряженно думаю: где он погиб? Как? А самое главное: это что же, бедная Милла ждала его шестьдесят лет?!
Она ждала, я точно знаю.
Не было в ее жизни другого мужчины. Потому что сердце принадлежало лишь Джимми — безраздельно.
Шестьдесят лет она ждала, что Джимми вернется.
И вот он вернулся.
9
Босоногая девушка
Однако все равно пора двигаться дальше.
История Миллы прекрасна и трагична одновременно. Но меня ждут другие послания. Следующее — Македони-стрит, дом шесть. Пять тридцать утра. Нет, конечно, я подумывал и о возвращении на Эдгар-стрит. Но мне не хватило храбрости. Слишком страшные вещи я там видел и слышал. Была, правда, надежда, что все изменилось к лучшему. Но это не так. Я туда как-то пришел в полночь. Все по-прежнему.
Восход застает меня на Македони-стрит. Середина октября, а погода не по-весеннему жаркая. Утро выдается теплым и солнечным, и я поднимаюсь по круто забирающей вверх улице. На вершине холма стоит двухэтажный дом.
На часах пять тридцать, из-за дома показывается одинокая фигурка. Похоже, это девушка, хотя точно сказать трудно — на голове капюшон, скрывающий лицо. На человеке красные спортивные трусы, серая толстовка с капюшоном, а вот обуви нет. Идет босиком. Ростом примерно метр восемьдесят.
Ну что, я усаживаюсь между двумя припаркованными машинами — нужно дождаться возвращения человека.
Ждал я так долго, что чуть не уехал на работу. Но в последний момент она — это все-таки девушка — показалась из-за угла. Она бежала, уже без толстовки, — та болталась, завязанная на поясе. Теперь я хорошо мог разглядеть лицо и волосы.
Кстати, в этот момент я как раз сворачивал за угол, так что мы чуть не столкнулись.
На мгновение мы оба застываем.
Девушка одаривает меня мимолетным взглядом.
За это время я успеваю разглядеть, что ее собранные в хвостик волосы — цвета солнца, а глаза — прозрачные, как вода. Бледно-бледно-голубые, я похожих еще не видел. И губы нежные, таким идет приветливая улыбка.
А потом она снова переходит на бег.
Я смотрю ей вслед, она тоже оглядывается. Затем отворачивается и бежит дальше.
Ноги у нее гладко выбриты, — как же я раньше не понял, что это девушка? Длинные и красивые ноги. Симпатичная, высокая. Худенькая, но грудь нормальная, спина прямая, бедра узкие. Ступни не очень большие. И шаг легкий-легкий.
Краси-и-и-вая.
Да, красивая. А я — олух.
Ей не больше пятнадцати, а я втюрился. Аж распирает изнутри — так борются любовь и вожделение. Я понимаю, меня тянет к девушке, которая в пять тридцать утра выходит босая на пробежку. Тянет неодолимо.
На обратном пути я все думаю: так чем же ей помочь? Что я должен ей доставить? Надо попытаться действовать методом исключения. Она из хорошего района — значит, дело не в деньгах. Да и друзей у нее наверняка полно, хотя кто знает…
И вот еще. Она бегает.
Наверняка задание с этим как-то связано. Непременно связано.
С тех пор я хожу туда каждое утро, но стараюсь не показываться ей на глаза.
А в один прекрасный день я решил: а почему бы не познакомиться поближе? Побегу за ней. Как есть: в джинсах, ботинках и старой белой футболке. Она уже далеко впереди, но ничего, догоню.
Девушка идет шагом.
Я пытаюсь сократить расстояние.
И перехожу на бег. Боже, такое впечатление, что я спринтер и бегу на Олимпийских играх четырехсотметровую дистанцию! Ну что ж, теперь все со мной ясно. Водитель такси, пренебрегающий спортом.
Я жалок.
Ноги задевают одна за другую.
И поднимать их становится все труднее. А ведь надо тащиться следом за девушкой. О мои бедные ноги, словно два плуга, вспахивающих землю, — зарываются все крепче и крепче… Дышать я стараюсь как можно глубже, но в горле стоит огромный ком. Легким не хватает воздуха. Я чувствую, как он всасывается вниз, но его недостаточно. А ведь надо бежать вперед. Надо!
Девушка направляется к окраине нашего городка, к стадиону. Он вытянулся в долинке, и, к счастью, дорога идет под гору. Сейчас — да, а вот как я буду выбираться — сам не знаю…
Наконец мы достигаем стадиона, девушка легко перепрыгивает через изгородь, стаскивает с себя толстовку и оставляет ее висеть на ограде. А я, пошатываясь, перехожу на шаг и падаю на землю под ближайшим деревцем — там тенек, и то хорошо.
Девушка нарезает круги.
Вокруг меня все быстро кружится.
Тошнота наползает, похоже, сейчас вырвет. И пить хочется до невозможности, — но как дойти до крана? Я даже встать не могу, лежу на спине, с меня ручьями течет пот.
«Боже мой, Эд, — вздыхаю я. — Что-то ты вообще не в форме, да…»
«Это точно», — отвечаю сам себе.
«Но это же отвратительно!»
«Да знаю я».
Еще я понимаю, что вот так просто лежать под деревом не годится. Но прятаться от девушки у меня нет сил. Увидит так увидит. Я двинуться не могу, не то что встать и пойти куда-то. А уж как завтра все мускулы будут болеть…
Между тем девушка перестает бегать кругами и приступает к упражнениям на растяжку. К этому времени воздух наконец-то начинает поступать в легкие в нужном объеме, и мне уже полегче.
Она ставит ногу на ограду. Нога длинная и очень красивая.
«Не смей об этом думать. Не смей об этом думать», — твержу я себе.
И вдруг она меня замечает. И тут же отворачивается. Опускает голову и смотрит в землю. Прямо как тем утром. На меня глядит не больше секунды. Я понимаю: девушка сама ко мне не подойдет. Умная мысль посещает меня, как раз когда она снимает одну ногу с ограды и ставит на нее другую. Хочешь пообщаться, Эд? Подойди сам.
Растяжка завершена. Девушка берет толстовку. И тут я резво подымаюсь и иду к ней.
Она начала было бежать, но тут же остановилась.
Потому что все поняла.
Я думаю, она должна это чувствовать: я здесь, потому что она здесь.
Между нами шесть или семь метров. Я смотрю на нее. Ее взгляд упирается в землю где-то в ярде от моей правой ноги.
— Здравствуйте… — выговариваю.
Глупым до невозможности голосом.
И перевожу дыхание.
— Привет, — отвечает она.
Ее глаза все еще изучают землю где-то рядом со мной.
Я делаю шаг. Один.
— Меня Эд зовут.
— А я знаю, — говорит она. — Эд Кеннеди.
Голос высокий, но мягкий — в него можно упасть с разбегу. Чем-то напоминает Мелани Гриффит. У нее похожий голос, помните? Вот и у девушки такой же, да.
— А как ты узнала, кто я? Мне же интересно.
— Ну, папа газету читал, а я твою фотографию видела. Там про ограбление банка было, да?
— Ага, — говорю я и подхожу ближе.
После нескольких неловких мгновений она все-таки поднимает на меня глаза.
— А зачем ты за мной ходишь?
И вот стою я, одолеваемый усталостью, и говорю:
— Я пока еще сам не понял.
— А ты точно не извращенец или вроде того?
— Да нет же!
И тут же начинаю судорожно думать: «Не смотри на ее ноги. Не смотри на ее ноги!»
А она глядит на меня и улыбается — приветливо, как тогда.
— Ну и отлично. А то я уже начала бояться — ты ведь каждый день приходил.
А голосок сладкий-сладкий, даже не верится, что такие бывают. Прямо как клубничный наполнитель в мороженом…
— Слушай, извини. Не хотел тебя пугать.
На губах ее выступает осторожная улыбка.
— Ладно, ничего страшного. Просто… ну… у меня с людьми разговаривать не очень-то получается.