Куриный бульон для души. 101 история о счастье
– Не могу, – ответил он. – У меня болит нога, мне нужно прилечь.
Наверное, у меня на лице было написано разочарование, потому что он взглянул на меня и сказал:
– Ты такая грустная! Не грусти! Ты ведь теперь счастлива, забыла?
Я улыбнулась от его предположения, что несчастье может уйти навсегда. Я пожаловалась на то, что уже несколько дней отлыниваю от тренировок, а так нельзя («Конечно, можно», – возразил Король Дивана), но мое восприятие все же переменилось. Слова Фрэнка о том, что я счастливая, напомнили мне о моем проекте. И я точно решила погулять. Надо ценить то, что так легко дается: свежий воздух, холодное ясное небо и возможность шагать по округе.
Надевая прогулочную обувь и пальто, я почувствовала себя лучше. Я была благодарна. Я была счастлива.
Алейна Смит
Цвет счастья
Я не хочу потратить всю жизнь на трение, если можно превратить ее в импульс.
После девяти лет нерешительности я наконец-то решила покрасить прихожую и коридор. Раньше я не решалась… Но при виде красиво оформленных комнат в нашем доме я наконец-то поняла, что дело тут не только в нерешительности.
Я оказалась здесь, когда вышла замуж и уехала из родного города. Мы были первыми хозяевами этого дома, и можно было начинать с чистого листа. Меня тяготило то, что я ничего не знаю в новом городе, и я понятия не имела, как оформить три спальни, две ванные комнаты, кухню и гостиную. Конечно, я мечтала об уюте, но тогда мне все казалось чужим, включая мой собственный брак. Я так тосковала по прежнему дому, что некоторое время даже собиралась вернуться в родной город.
Но за несколько лет мы покрасили спальню, ванную (дважды) и кухню (тоже дважды), а потом и комнату нашего первенца. Детская была прекрасна, мы оформили ее в стиле джунглей, сделав светло-зеленые молдинги на светло-коричневых стенах. Это была самая уютная комната в доме! Я собиралась оформить прихожую и коридор, но всегда находила повод потянуть время: второй ребенок (и чудесная комната для него), две работы, мало времени.
За эти годы мои когда-то близкие связи с родителями ослабли по ряду причин. У них стало хуже со здоровьем, и они реже приезжали в гости. Разлука терзала меня, и, чтобы заглушить боль, я стала себя загружать разными делами. Покраска коридора была отложена до лучших времен. Мне было легче забыть про нее, чем выбирать краску, попутно разбираясь со своими чувствами.
Через пару лет я больше не могла подавлять боль от разлуки, и мне пришлось обратиться к психологу. Он посоветовал мне сконцентрироваться «внутри», на своей нынешней семье; а не «вне», на той семье, в которой я росла.
Однажды мы с сыном вернулись с прогулки, и я вдруг заметила, каким недружелюбным выглядит наш дом: белые стены без картин, голые окна без штор. Как будто боль, разлука, депрессия и все остальные мои чувства не позволили мне сделать обстановку по-настоящему уютной. «Вот если бы родители приехали ко мне в гости и снова зашли в эту прихожую – это, пожалуй, заставило бы меня доделать начатое», – мелькнула мысль. Но мои родители могут больше и не появиться у нас, а главные члены моей семьи теперь дети и муж. Нужно закрасить прошлое и взглянуть в чудесное будущее с моей семьей, поняла я, с той, которую создали мы с мужем.
Казалось, мой муж не меньше меня обрадовался возможности перемен. Он с удовольствием помог мне перекрасить белые стены, убрать с окон жалюзи, чтобы на их месте появились шторы в теплых тонах. Всего один слой бежевой краски смог преобразить наш дом. Именно тогда до меня дошло: целых девять лет я не просто тянула с выбором цвета – я не могла решиться перестать смотреть в прошлое. А все, что от меня требовалось, – заглянуть внутрь своего счастливого дома.
Хизер Макгоун
Счастливчик
Дочь – это счастливые воспоминания о прошлом, радостные моменты сейчас и надежда на будущее.
Наша дочь – армейский ребенок. Мы с ее матерью были военнослужащими; она – медсестрой, я – адвокатом, начальником военно-юридического управления. Меня трижды направляли в Афганистан и Ирак, и тогда я узнал, что на пути к счастью нас вновь и вновь сводит воедино радость пятилетней малышки. Несмотря на многие испытания и разлуки, она нас объединяет – и делает счастливчиками.
Эмма родилась в январе 2006 года. В северной части штата Нью-Йорк стояла ужасно холодная зима, а до моего отбытия в Афганистан оставалось десять дней. Через пять месяцев туда отправилась и ее мать. Эмма, как и множество других детей военных, осталась с бабушкой и дедушкой – она стала самым юным жильцом коммуны для пожилых в Механиксбурге, штат Пенсильвания, где за ней присматривали мой отец, которому было восемьдесят шесть, и моя мать, которой было семьдесят семь. Наша дочь пользовалась там бешеной популярностью: улыбки пятимесячной малышки притягивали как магнит.
Сложно выразить словами, как мучительно чувство вины, когда тебе приходится оставить такую кроху. Особенно тяжело пришлось матери Эммы. Конечно, мы знали, что нас ждут неудобства и разлуки, ведь мы сами выбрали эту жизнь, искренне веря в значимость службы в армии. Мы хотели быть частью большого сообщества, где такие ценности, как жертвенность, честь, бескорыстие и искренность, все еще имеют значение. Наша приверженность этим ценностям не раз подвергалась жесткой проверке. Оставить ребенка за пределами зоны военных действий… в общем, это нелегко.
Восемь месяцев спустя я приехал из Баграма и Кандагара, чтобы забрать ребенка, с которым был едва знаком и не умел обращаться без присмотра людей опытных. Увы, Эмма, я и два пшеничных терьера оказались за триста семьдесят миль от родни. И я всегда буду благодарен жене моего начальника, которая великодушно навещала нас и давала незаменимые советы. Она проверяла, не наделал ли я непоправимых глупостей.
И все же, невзирая на бутылочки и подгузники, пропавшие выходные и бессонные ночи, пропущенные встречи и потрепанный «Блэкберри», я всегда чувствовал, что между мной и Эммой происходит что-то важное. Мы выжили, у нас все было хорошо, и так было каждый день. Честно сказать, я чувствовал, что мне неописуемо повезло пожить с ней вдвоем.
Ее мать должна была вернуться из Афганистана в следующем году. И пока мы ждали, я каждую ночь в изумлении смотрел на свою прекрасную дочь. Смотрел и тихо спрашивал ее: «Почему я такой счастливчик?» И ей же отвечал: «Потому что у меня есть ты».
У меня была Эмма. Мама Эммы была на другой планете. Той холодной зимой 2006/07 года нас в Уотертауне, штат Массачусетс, было только двое, не считая собак. Оглядываясь назад, я могу сказать, что это был незабываемый период моей жизни.
Через некоторое время, когда Эмма стала потихоньку говорить, она научилась мне поддакивать. Я до сих пор помню, как она лежала в кроватке, пока я читал ей книжки про «Коровок-машинисток» и «Если мышке дать печенье». А потом она повернулась и сказала: «Папа, ты такой счастливчик, потому что у тебя есть я». Так оно и было.
Так и было, и я всегда молюсь о том, чтобы так и оставалось. Это самые искренние слова в наших отношениях: я осознаю, как мне повезло, и я был благословлен дочерью. Она знает о моих чувствах; мы оба чувствуем это и будем чувствовать всегда.
Я счастливчик, потому что все дошкольные годы моя принцесса позволяла мне быть ее принцем. В ее гардеробе была дюжина платьев, у нее были хрустальные туфельки и все, что полагается, и мы танцевали, горланя песни из «Красавицы и Чудовища» и «Золушки».
Я счастливчик, потому что Эмма вдохновляет и помогает мне быть великим; она открыла для меня окно в мир, о котором я не знал прежде. И когда она была совсем крохой, и сейчас я просыпаюсь пораньше для нее. Отцовство приказало мне поддерживать свою дочь, обеспечивать ей такую жизнь, какой она может гордиться. А она… Она для меня – как тренер, ради которого мы в школе бежали лишнюю милю, потому что наши победы были и его победой. Не могу удержаться от улыбки – тренер в крошечных тапках и ночнушке с надписью «Хэлло Китти». Она тоже смеется, и ее смех растопил во мне последние крупицы эгоизма.