Трудно быть геем (СИ)
- Слушай! Слушай! Бля-а-а… Мне Якутина почти дала, прикинь, - Толик был весь какой-то дерганный и возбужденный.
- Что значит «почти»?
- Ну, я тока сунуть хотел, а она мне, типа, такая нет. Без презика не буду. Вот бабы, бля! Из-за резинки уперлась!
- Презик, говоришь? - я вдруг вспомнил, что, собираясь на дачу, положил деньги и телефон в сумку-планшет, и там я точно видел маленький серебристый квадратик. - Пошли, - и я потянул Тольку за рукав в дом.
- Ты знаешь, кто? Ты… ты самый лучший в мире друг! - Толька обнимал меня и хлопал по спине кулаком с зажатым презервативом. - Ты меня просто спас!
- Иди ты, - отпихивался я от него, - чего за телячьи нежности?
Освободившись от дружеских объятий, я отрыл в куче вещей свою ветровку и надел ее.
- Ты куда собрался? Мы с ребятами договорились еще на день остаться.
- Домой! Сегодня мать с дачи приедет, а я, пока сюда собирался, срач оставил. Надо убраться.
- Ага, - ответил Толик, явно меня не слушая. Сейчас все его мысли были сконцентрированы на маленьком серебристом квадратике.
Со мной вместе домой собралась одна из девочек. Идя через поле на платформу, я оглянулся. Мне хотелось в последний раз увидеть дом Антона, сам не знаю, для чего.
Толян появился только через несколько дней, весь какой-то взъерошенный и похожий на сердитого ежа.
- Ты чего такой? - спросил я у него.
- Слушай! И чего все так хуеют от секса?
- В смысле?
- Что в нем такого? Обычный дроч, только в мокрую дырку.
- Чего тебе не понравилось-то, не пойму никак.
- Да хуй его знает. Резинка жмет, ощущения слабые, хлюпанье противное, и сиськи дергаются, как омлет.
- Может, как холодец?
- Ну, да. Как холодец.
- Может, просто Якутина - не твое?
- Может. Но дала мне только она. Так что мое не мое, а трахаться я с ней еще буду.
Я только пожал плечами. Вообще, приход Толяна отвлек меня от моих мыслей. Все эти дни я постоянно думал об Антоне. Вернее, даже не про него, а про секс с ним. Я вспоминал те странные ощущения, которые испытывал, вспоминал его крепкие руки и его шепот мне на ухо и жалел. Жалел, что не остался.
- Кстати! Вано про тебя спрашивал.
- Чо говорил? - меня бросило в жар.
- Да он днем нам пиво и чипсы приволок, ну, и спросил, типа, где этот парень мелкий. Во, я ржал!
- Чего ржал-то?
- Да спали вместе, а он даже твоего имени не спросил! - Толян по-идиотски засмеялся.
- Дебил, бля! - отмахнулся я. Знал бы тогда мой друг, насколько был близок к правде.
Пошла еще одна неделя лета. Я категорически отказывался ехать на дачу, мотивируя это тем, что я уже взрослый и там мне будет скучно. В один из дней мне позвонила Танька и сообщила, что приехала на пару дней с дачи и попросила зайти к ней, намекнув на то, что дома никого. Не то чтобы мне не хотелось ее увидеть, просто было как-то плевать, но я пошел.
- Ты можешь мне помочь? - спросила она меня после недолгого молчания.
- Ну, если смогу…
- У тебя презерватив есть? - я не ожидал такого вопроса и удивленно мотнул головой. - Жаль. Ладно! Не проблема. Купим.
- Я чего-то не пойму, чего ты…
- Глупый, что ли? Сейчас все объясню. Понимаешь, там, на даче, есть парень, ну он такой…. Ну просто мяф! - сказала Танька, закатив глаза. - Ну, я общаюсь с его сестрой, и Катька мне сказала, что Женька не любит неумех. Он встречался с девкой какой-то, так бросил ее потому, что она девственницей была. Ну, теперь понимаешь, к чему я?
Я сидел, открыв рот. Нет, мне не было больно или обидно. Мне было противно. Светлый и веселый Танькин образ растворился в моем сознании и на его место пришел образ самки с горящими похотью глазками и возбужденным румянцем на щеках.
- То есть ты предлагаешь мне, - наконец, очнулся я, - вскрыть тебе целку для какого-то Женьки?
- Ой! Извини! Какая же я дура! - округлила глаза Танька. - Я не подумала о твоих чувствах! Ты прости меня. А?
Я посмотрел на нее с жалостью, как на больного умирающего друга, встал и молча ушел. Больше мы с ней не встречались.
Толян целыми днями пропадал, окучивая Якутину, Вовчик и Колян уехали куда-то с родителями, и я целыми днями тупо сидел за компом. К середине июля, когда жара совсем рассвирепела и не уходила даже на ночь, я не выдержал и уехал с тетей на дачу, оставив квартиру матери. Она давно мне намекала, что у нее вообще нет личной жизни из-за моего постоянного сидения дома.
- Машунь, а ты когда-нибудь делала то, за что тебе потом было стыдно? - спросил я у тети однажды. Мы сидели на терраске. Был вечер, и мы пили вкусный чай с конфетами.
- Конечно! Только не спрашивай, что именно, - улыбнулась она.
- Да нет. Я не про это. А у тебя было такое, что ты знала, что сделала что-то плохое, но тебе это понравилось, и ты бы это хотела повторить?
- Эм-м-м… Не буду спрашивать тебя, про что ты говоришь. Понимаешь, это называется учебой на своих ошибках. Да и потом, ты еще ребенок, и тебе трудно понять, что правильно, а что нет. Может, когда повзрослеешь, ты поймешь, что то, что ты сделал, вовсе не так уж и плохо? Надеюсь, ты не ограбил никого и никого не убил? - улыбнулась она.
- Нет, конечно, - мне стало легче.
Естественно, я не мог рассказать ей всего, что чувствовал, но она меня успокоила. И правда, я же не своровал ничего и никого не убивал. Я не сделал никому ничего плохого. Это был просто эксперимент, и таких открытий в моей жизни, наверное, будет еще много.
Я вырос на этой даче, и у меня тут была своя компания, разношерстная, веселая и шумная. Мы знали друг друга с детства. Возраст девчонок и парней колебался от тринадцати до восемнадцати. Самые младшие, как правило, уходили домой в десять, а «взрослые» сидели в наших «елочках» до утра. «Елочками» мы называли полулесок недалеко от дач. Я уже перешел в группу «взрослых», поэтому приходил домой под утро и ложился спать. Тяжесть на душе ушла, и я просто наслаждался свободой и солнцем.
К концу июля на дачу приехал Влад. Мы не виделись с ним больше года. Не то чтобы мы раньше были с ним близкими друзьями. Просто тусовались вместе. Ему было чуть больше семнадцати, он занимался плаванием и был жутким бабником. Вот, собственно, и все, что я знал о нем на тот момент. Он сильно изменился и вырос за этот год. Представьте загорелого пловца с копной вьющихся темных волос и с красивыми миндалевидными серыми глазами. На фоне смуглого лица эти глаза казались полупрозрачными, а взгляд из-под густых бровей был тяжелым и суровым. Он напоминал мне волка, сильного, смелого и опасного.
В моих горячих ночных фантазиях место Антона постепенно занял Влад. Не то чтобы я питал какую-то надежду. Все наши девочки вздыхали по нему, и он, как истинный мужчина, не обходил ни одну из них своим вниманием, даже страшненькую и прыщавую Тошку. Так что мне там ловить было точно нечего.
Мы, как обычно, сидели в «елочках» и пили пиво. Недалеко от наших участков была деревня. Мы общались с деревенскими ребятами, хотя они были такими же деревенскими, как и мы. Деревня давно утратила свое истинное значение и использовалась всеми как дача.
Парень из «деревни» принес большую канистру приятной на вкус кисло-сладкой жидкости.
- Бражка, - со знанием дела сказал кто-то из ребят.
Эффект от бражки был странный. Мои тело и руки приобрели какую-то приятную слабость, а ноги стали ватными. Зато голова была чистой и ясной. Мой организм потребовал вывести из себя излишки жидкости, и я удалился недалеко в лес, светя себе под ноги телефоном. Удобрив чахлую березу, я уже было направился обратно, как вдруг за моей спиной хрустнула ветка. Я обернулся, посветил фонариком и увидел Влада. Он был пьяным в хлам и стоял возле огромного дерева, слегка покачиваясь. Не знаю, что на меня тогда нашло. Может, злосчастная бражка, наконец, дошла до моего мозга, а может, мой мозг сам так среагировал на Влада. Я подошел к нему и, чуть привстав на цыпочки, поцеловал в губы.
Он то ли случайно упал на меня, то ли просто так захотел, но его тело крепко прижало меня к дереву. Он ответил мне на поцелуй, уверенно и умело. Его руки мягко придерживали мое лицо в районе щек, а я жадно шарился по его спине под футболкой.