Я - Даго (ЛП)

Та пожала плечами.
— Здесь нужно иметь деньги, парень. Разве тебе не говорили об этом, прежде чем ты отправился в Друзо? Здесь даже свободный человек, если у него нет денег, отдается в неволю к другому.
Она повнимательней присмотрелась к своему собеседнику. У того был паршивенький щит и меч в ножнах из липовых дощечек. Единственной замеченной ею ценной вещью была мастерски сделанная кольчуга. В меховой накидке было множество дыр. Такими же дырявыми были сапоги и штаны. На лицо парень был красив. Но она не хотела заниматься любовью.
— Продай свою кольчугу и меч, — посоветовала она. — Только вот никакой ярл не возьмет тебя в дружину, никакой купец не наймет.
— А тебе, госпожа, воин не нужен?
— Нет. Я бедна почти так же, как и ты. Еще перед осенью было у меня четыре раба, три рабыни и муж, занимавшийся торговлей шкурками куниц и выдр. Ты не слыхал, как осенью на город напали аскоманнские разбойники? Вот тогда-то мой муж и погиб, и я стала вдовой. Рабов пришлось продать. У меня остался только дом. Зарабатываю я тем, что знаю языки склавинов и эстов, могу излечивать раны, а еще я занимаюсь сейдром, то есть — искусством чар.
— Я тоже владею искусством чар, — похвастался сын Бозы.
— Так может твои чары смогут достать из воздуха мешок куфических монет Аббасидов, — пожала она плечами. — Если ты сможешь сделать такое, приходи в мой дом и постучи в дверь три раза. Меня зовут Астрид. А тебя?
— У меня нет имени, — серьезно отвечал сын Бозы.
— В таком случае, я ошиблась, приняв тебя за мальчишку. Ты вообще еще дитя. Уходи из Друзо еще сегодня же, потому что завтра, может случиться, я встречу тебя в сарае, где держат рабов.
Сказав это, она ушла. Сын Бозы увидал, как она открыла дверь ключом и исчезла в темноте сеней. Тогда он чуть ли не бегом направился в сторону сарая на площади, в котором Гурда продавал рабов. Сын Бозы сожалел, что так много времени потратил на разговоры с чужой женщиной. Разве не учила его Зелы, как вести себя в городе, какие правят в нем законы, какие ловушки расставляются здесь на прибывающих из далеких лесов людей? Опять спрятался он за углом сарая, довольный тем, что торг меж Гурдой и человеком в белом до сих пор не закончился. Пара воинов, сопровождающих купца, до сих пор еще осматривали отдельных невольников, выясняли силу мужчин, заглядывали им в рот и пробовали пальцами зубы. У женщин обнажали грудь и живот, чтобы проверить, рожали ли те уже, всовывали пальцы меж ног, чтобы удостовериться, был ли у них мужчина. Сын Бозы не понимал языка, которым пользовался купец в разговоре с Гурдой, но язык тела покупающего был для него понятен полностью. Гурда поступил глупо, пригнав рабов, худых и уставших от тяжкой дороги. Он сам и его люди забавлялись с невольницами, забывая о том, что за девственниц дают самую высокую цену, а они не оставили чести ни у одной хотя бы девицы. Ведь разве многого стоит поношенная куртка или выщербленный меч? Человек в белом потрясал маленьким мешочком и показывал Гурде на его рабов с презрением. Всего лишь маленький кошелек должен был получить Гурда за недели трудов, за множество опасностей и десятки погибших. В один миг понял сын Бозы самую суть торговли: вначале Гурда должен был рабов выкупать, подкормить и только после этого вести переговоры с купцами. Разве в этом большом городе существовал только один человек в белом? Только Гурде было спешно по каким-то своим делам. Спешка же в торговле приносила только вред. Если сын Бозы захочет разбогатеть, охотясь за рабами и торгуя ими, он будет делать это не так как Гурда.
В конце концов, когда стало уже почти темно, человек в белом вытащил из кармана, скрытого в складках одежды, второй кошелек. После этого Гурда приказал своим людям сложить свое оружие в углу. Откуда ни возьмись появились вооруженные воины в блестящих панцирях и стали вязать людей Гурды. Сын Бозы внезапно понял, что Гурда продал в рабство и собственных людей, тех, с кем он совершил разбойничий налет. Вот как, значит, выглядит предательство. Теперь стали ясны ему и предупреждения Астрид о том, что здесь любой легко может превратиться в раба. Границы между свободным и несвободным человеком не определялись никакими законами, ими не были даже короткие или длинные волосы, лишь только оружие в руках да полный кошель.
Уже на закате рабов загнали в сарай, а Гурда с двумя кошельками у пояса пошел меж шалашами. Над городом вздымался дым от печей, разожженных во многих домах, от горящих между палатками и шалашами костров. Гурда шел меж хижинами, откуда долетал запах жареного мяса, откуда выглядывали обнаженные до пояса женщины и зазывали разбойника к себе. В шалашах и палатках торговали пивом, едой, а также собственным телом ради чьего-то удовольствия. «Город — это такое место, в котором все можно купить и все можно продать», — так говорила Зелы, хотя никогда в городах и не была, а только слыхала о них от других спалов.
Вид полуобнаженных, с распущенными волосами женщин, что манили не только Гурду, но и сына Бозы — будил в последнем телесное желание. Никогда у него не было иной, кроме Зелы, женщины, так как та не позволяла ему сблизиться ни с кем из женщин на дворище спалов. Эти же тут — даже в свете костров — казались красавицами, а выпуклости их грудей и круглые плечи вызывали в парне странную боль. Но он был ужасно голодным, оборванным и грязным, от запаха еды он был чуть ли не в обморочном состоянии. Но гораздо сильнее боли вожделения и голодных мук был страх перед тем, что увидал он на невольничьем рынке. Если он до сих пор оставался свободным человеком, то лишь потому, что никто не знал о его существовании. Никто и не предполагал, что где-то среди шалашей и хижин бродит оборванный, не знающий городских обычаев, без кошеля у пояса, только лишь с мечом и щитом человек.
Гурда остановился у какой-то палатки и дал блестящую монету мужчине, подкладывающему дрова в костер. Через некоторое время ему вынесли жбан пива, и Гурда долго и жадно пил. Затем он пошел прямо, наверное, к какому-то известному лишь ему сараю, где он бывал уже много раз, и сын Бозы подумал тогда, что если он позволит разбойнику дойти туда, то потеряет его. Поэтому, когда Гурда на короткое время зашел в такое место, куда не проникал свет от какого-либо костра, он догнал его бесшумно, вынул Тирфинг и одним ударом снес голову эсту; потом склонился над дергающимся в агонии телом и срезал оба кошеля с пояса.
Никто и не заметил случившегося, хотя буквально в нескольких шагах пылал костер, вокруг которого сидели несколько оружных эстов и пели какую-то песню. Сын Бозы отвернул от костра и направился к дому Астрид, обходя все костры, шалаши и сараи. Он перелез через защитный вал, который совершенно не охранялся. Воины сторожили лишь ворота крепости, где жил городской правитель.
Как и сказала ему женщина, он трижды громко ударил кулаком в двери. Та сразу же открыла, и сын Бозы заметил в ее глазах изумление. Еще он увидал большую, мрачную комнату, слабо освещенную огнем горящего камина и каменной, наполненной маслом лампы, стоящей на деревянном столе.
Астрид была в длинной до щиколоток льняной рубахе, волосы у нее были распущены, отмытое от золы лицо — молодое и приятное на вид.
— Чего ты хочешь? — спросила она на языке склавинов.
— Я наколдовал эти монеты своими чарами, — ответил сын Бозы. — За них я хочу здесь жить, научиться языку здешних народов и городским обычаям. А еще я голоден.
Женщина молча подошла к камину и сняла подвешенный над огнем небольшой котелок, наполненный кашей с жиром. После этого она наложила каши в каменную миску и подала деревянную ложку.
Сын Бозы осмотрел комнату. Ничто не говорило о том, чтобы здесь жил какой-то мужчина. Но из комнаты наверх вела лестница. Может быть кто-нибудь спрятался там? Он не верил, чтобы Астрид жила сама. Город не казался ему подходящим для одиноких женщин.
— Где твой мужчина? — спросил он.
— Я живу сама. Я же говорила тебе, что я вдова. Вот я специально и пачкаю себе лицо. чтобы считали, будто я уже старая и гадкая.