Циклопы

— Проехали, Кеша. Что будет, если я закрою тебя в этой комнате и не разрешу встретиться с Карповой? — «На фига она мне сдалась?!»
— Борис Михайлович…, - растерянно заблеяло тело, — вы не посмеете…, вы права не имеете!! История слетит с катушек!
— Плевал я на историю, — хмуро нахамил Завьялов.
— Но это же нечестно!! — подскочило тело. — Я вам все как есть! По правде, по существу вопроса. Можно сказать — Жюли и будущих детей предал!! А вы…, - тело неожиданно хлюпнуло носом.
— Ну ладно, ладно, Кеша, я пошутил. Сейчас пойдем оттрах… Пардон, влюбимся в твою Зойку и Жюли…
Тело-Иннокентий недоверчиво глядело на бомжа. Завьялов никогда бы и не предположил, что верзила с выпирающей отовсюду мускулатурой может выглядеть разобиженным, отшлепанным ребенком.
— Не парься, Кеш. Ответь — а что бывает, если как у нас с тобой происходит несанкционированный сбой? История идет другим путем, да?
Долбанутое кокаином тело растерянно моргало. Видать, прикидывало — чего это оно так разболталось, разоткровенничалось? какой еще подвох готовиться?
— Послушай, Иннокентий — разглядывая вытянувшуюся во весь рост перед креслом родимую фигуру, Завьялов чиркнул большим пальцем под горлом: — Зуб даю! Ответишь по-чесноку на пару, тройку вопросов и поедем влюбляться в Зойку. Чтоб мне сдохнуть — сделаю все, чтобы эта чикса на тебя на полном ходу запала! И Жюли нам не понадобиться…
— Вы не врете? — осторожно присаживаясь на диванный подлокотник, спросило тело-Кеша.
— Биографы меня вруном считают?
— Нет.
— Так что с историей, дружок?
— Сие есть неподатливая и несуетливая материя, — в манере пушкинской эпохи приступил стилист. — На заре интеллектуальной телепортации существовало множество теорий. Пока подтверждение получила лишь одна: теория устойчивости временной контаминации в ограниченном периоде распада…
— Без словоблудия, стилист, перебил Завьялов. — Попроще, как родному прадеду.
— Попроще? — тело-Кеша прикусил губу. — Попроще будет так. Представьте, Борис Михайлович, что вы вошли в кафе. — Иннокентий встал с подлокотника и, дабы простота доклада была подкреплена наглядной демонстраций, эдаким гоголем с вихляющими бедрами, прошелся по гостиной. Уселся за рабочий стол с компьютером, изобразил лицом рассеянного посетителя кафешки. Ладонь под подбородок умастил: — Сидите. А напротив — девушка скучает. Если бы вы — такой прекрасный и брутальный — не зашли в это кафе, незнакомка обратила бы внимание на скромного паренька в углу. Но вы — затмили всех…
«Тобой — «затмишь», конечно, — мрачно наблюдая за наглядным спектаклем, подумал Боря. — Если ты еще пару раз жопой крутанёшь, затмишь-приманишь всех педиков в округе…»
Но Иннокентий, видать, воображал себя в чужом теле в связи с историческими представлениями, навязанными его эпохе Бориными биографами.
«Доживу до встречи хоть с одним биографом! ушатаю на фиг!!»
— Вы, Борис Михайловия, ушли из кафе, — печально продолжал стилист. — А девушка осталась одиноко коротать скучный вечерок… Парнишку так и не заметила… А если бы не вы — они бы познакомились, влюбились и нарожали деток!
«Какой же я негодник, ай-яй-яй! Надо было девушку подклеить, чтоб шибко не скучала…»
— Но вот какой же казус происходит дальше! — рассказчик внезапно, из махрового минора перешел в восторженный мажор. — Через несколько месяцев вы, Боря свет Михайлович, втыкаетесь машиной в автомобиль того паренька!
«А это — дулю, фигушки. В чужие автомобили я втыкаюсь только намеренно на гоночной трассе».
— А свидетелем столкновения является эта самая девушка! — воодушевленный собственной наглядной изобретательностью, воскликнул сказитель. — И девушка становится на сторону паренька! Когда приезжают эти… Кто у вас сейчас? гаишники?
— Не отвлекайся.
— Так вот. Девушка и паренек, при вашем непосредственном участии — знакомятся, влюбляются.
«Рожают детишек».
— Историческая цепь замыкается тем самым человеком, что разомкнул ее совсем недавно.
Борис заинтересованно хмыкнул.
— Это теория или закон?
— Судя по нашему формату — закон. Наука подтверждения дает намеками и скупо. Пару десятилетий форматы о неудачных многоразовых пертурбациях делали самые кассовые сборы. Любимая фишка: одни и те же герои то и дело, не зная подоплеки происшествий, попадают в различные ситуации. Как будто мадам История — вполне разумно и осознанно — пытается восстановить разомкнутое звено, делает попытку за попыткой, насылая на героев все более изощренные, подводящие их к означенной цели, испытания. Герои не успевают выпутываться из одной ситуации, тут же попадают в другую — живую материю Истории поджимает график контаминации…
— Что за штука ваш формат? — перебил Завьялов.
Кеша порядком удивился:
— Формат уже и у вас есть. Не знаю в точности какой… Вы тактильные ощущения в кинотеатрах уже получили? или хотя бы обонятельно присутствуете в действии?
— Понятно, Кеша, ты о кино толкуешь.
Завьялов пообещал горе-путешественнику, что заставит его раскошелиться лишь на три вопроса. Один вопрос уже в пустую проср…, пардон — профукал.
«На фига мне эти кины с обонятельной вонью разложившихся зомби, когда собственную шкуру отобрали?!»
Завьялов пригляделся к телу-Кеше… Навряд ли этот простофиля вопросики считает… Коли что ответим: дополнительные «формативные» вопросы включены в прейскурант подпунктами…
— А про меня у вас ф о р м а т снимают?
— А как же! Жюли знает наизусть всю вашу историю в кинематографии!
— И что в ней будет дальше? — Завьялов давно задавался вопросом: «Чего такого они с Зоей за две недели начудили, раз к ним мозговые путешественники валом валят? за нешуточные бабки». Предположение: свалились в койку, сломали три кровати — отверг. Не потому, что запереживал насчет потенции, а потому что был обычным приземленным реалистом: побывать в шкуре страстных любовников можно и дешевле — езжайте в тела знаменитых куртизанок, старика маркиза навещайте. А Кеша сделал ему аванс, как личности исторического мирового масштаба… Так что вопрос не шуточный — чего мы начудачили? куда мы влипли, раз — История.
— Дальше будет немного страшно, — вздохнул стилист, мечтающий о мирном путешествии в Сержу Зверева. — Влюбившись, вы выйдете из «Золотой Ладьи». Погоды — прекрасные стоят, бабье лето наступило… Пойдете гулять по улицам до самого утра…
«О чем я с этой напомаженной чиксой разговаривать-то буду?!» — разнервничался Боря, так как предположение о минимальном литре, уже накрылось тазом! Завьялов думал — упьюсь до черта, подхвачу то, что смог рукой нашарить… А тут — прогулка по бабьему лету!
— Ты проводишь Зою до дома…
«П р о в о ж у?! И даже в дом не поднимусь?!»
— Возле подъезда на Зою нападут похитители.
«Ах вот в чем дело. Мы, типа, не д о ш л и до койки…» Опомнился:
— Что?! Карпову похитят?!
— Нет, Борис Михайлович, — гордо выпрямился стилист. — Мы ее — отстоим.
— В натуре?
— Угу.
— И сколько будет похитителей?
— По формату — человек пятнадцать. Но биографы и полицейские архивы подтверждают лишь четырех человек.
«Ни фа себе мочилово?!?! Это что же я, типа, четырех профессионалов раскидаю?!?! Или Карпову приедут хитить малолетки из соседнего профтехучилища?!..»
Попадос, однако.
— А ты ничего, Кеша, не попутал? биографы не намудрили с четырьмя бандосами?
Кеша чиркнул большим пальцем по кадыку:
— Зуб даю, чтобы мне сдохнуть. Один бандос, правда, будет за рулем сидеть, но трем вы накидаете отменно.
— Ну я-то…, может быть и накидаю… И может быть — отменно…, - задумчиво разглядывая тело с мокрой курицей внутри, пробормотал Завьялов, — как карта ляжет… Но вот ты, Иннокентий…
— Доверюсь вашей мышечной памяти и рефлексам!
Стоя перед зеркальным шкафом в прихожей, Завьялов налаживал на морщинистую бомжескую шею шелковый платочек. Завязывал в который раз, пропихивал под воротник рубашки. В качестве бонуса щедрому покупателю Генрихович положил в пакет поверх костюма шикарный итальянский галстук. Но появляться с претенциозной шелковой удавкой в «Ладье» — предпочтительней реально удавиться. Пацаны уписаются. Зачморят «конотопского дядюшку» вместе со стилистом, от Кеши помощи не жди — не отбрешется болезный, родственника от насмешек не спасет.