Слово наемника
– Его величество собирается удивить своих подданных и родственников огненными стрелами!
– Чем-чем? – переспросил я, пытаясь влезть в старую куртку, в которой обычно бегал с друзьями.
– Уберите лохмотья! – приказал Франц, перехватывая мою руку и отбирая куртку.
– Так какими стрелами-то?
– Огненными стрелами, – повторил мэтр Этух и, давая понять, что больше он ничего не скажет, хлопнул в ладоши, вызывая моего камердинера: – Брит, оденьте его светлость графа д’Артакса в парадный костюм. Граф, не хотите же вы попасться на глаза своему королю в столь затрапезном виде?
Спорить со стариком было так же бесполезно, как и с отцом. Вот с дядюшкой (виноват, с его величеством) находить общий язык было куда проще. Недавно король пообещал, что лично похлопочет перед отцом, чтобы меня отправили учиться в университет Фризландии, а не в Высшее училище искусства, наук и ремесел где-то в славянских землях – не то в Ладоге, не то – в Луковце… Отец хотел, чтобы я осваивал славянскую культуру и не забывал древлянский язык, унаследованный от матушки. А мне не хотелось ехать за тридевять земель. Да и вообще, в древлянских землях ужасно холодно!
Весь вечер я мучился – щеголял в самом нарядном платье и ждал, когда начнется огненная потеха. Едва дождался и чуть не лопнул от любопытства.
Однако она того стоила. Огненные стрелы летали по ночному небу, оставляя за собой длинные дымные хвосты, а потом высоко в небе разрывались на сотни маленьких молний. Кто-то из гостей уже назвал их файерами.
Файеры запускал желтокожий человек в халате, расшитом золотом.
Старый Франц шепнул, что купец из Чины, привозивший в наше королевство фарфоровые чашки и шелк, хочет заручиться добрым отношением короля и его ближайших родственников.
На правах ближайшего родственника у меня хватило наглости подойти поближе и посмотреть. Купец, узкоглазо улыбаясь и поминутно кланяясь, соизволил разломать одну из бамбуковых стрел и показать, что она набита черной пылью. Чтобы пыль не высыпалась, отверстие заклеено шелком, а сквозь шелк просунута веревочка. Если поджечь веревочку, то стрела полетит сама собой! Здорово!
Один из придворных, зачарованно наблюдая за полетом стрелы, заметил:
– Ваше величество, а ведь файеры можно использовать не для забавы. Если такими стрелами забросать осажденный город… Нельзя ли купить у чинайца его секрет?
– Я уже понял, – сухо сказал король и, обернувшись к моему отцу, спросил: – Базиль, что ты думаешь?
– Если файерами начнут забрасывать города, то скоро ими начнут забрасывать и рыцарскую конницу, – отозвался отец.
В это время одна из стрел взорвалась прямо над нами, осыпая присутствующих искрами, цветными огоньками и кусками разорвавшегося бамбука. Дамы вопили, собаки лаяли, кони ржали…
Отец же и бровью не повел:
– Представьте, ваше величество, что будет, если начинить эту бамбуковую трубку железом и взорвать ее среди войска?
Король рассеянно покивал, соглашаясь, а потом задумчиво заметил:
– А трубку взять не бамбуковую, а железную… Тогда можно и не взрывать, а просто направить на противника…
– Ваше величество, вы – гений! – с придыханием в голосе изрек придворный лизоблюд. – С таким оружием мы сумеем разгромить любого врага! Одно ваше слово – и я заберу у этого узкоглазого его файеры.
– Нет, – покачал головой король. – Если такое оружие появится у нас, скоро оно будет и у наших врагов.
– Но ведь у этих, чинайцев-синайцев, оно уже есть… – растерянно проговорил придворный. – Я слышал, как купец заявил, что они запускают файеры тысячу лет.
– Вот и пусть запускают, – усмехнулся король и обернулся к отцу: – Базиль, вы же не только мой брат и наследник, но и первый министр. Верно?
– К чему вы это? – слегка растерялся отец.
– К тому, что вы контролируете таможни. Распорядитесь, чтобы на въездах в наше государство изымались все огненные стрелы и черный порошок. Потом… Да, потом уничтожать на месте. Бамбук сжигать, а порошок пусть бросают в воду.
– Будет исполнено, – коротко ответил отец и добавил: – Немедленно.
Откланявшись брату-королю, первый министр удалился.
Слова отца никогда не расходились с делом. И если он сказал – немедленно, то сейчас в нашем доме начнут зажигаться огни, а секретарь под диктовку отца начнет писать распоряжение, переписчики размножат текст (или его отвезут в королевскую типографию), а наутро десятки гонцов развезут приказы по таможням и комендантам пограничных крепостей…
Значит, старички-разбойнички сбежали с приисков не только с камушками, а «звезданули» еще и порошок, прах его раздери! А я-то голову ломал – как они выбрались из тоннеля? А они, поросята, никуда и не забирались. Пробили шурф, заложили туда порошок и подожгли…
– Если бы не порошок, – объяснял старожил, – нам бы тут руду дробить до скончания века. А так завсегда взрывают перед подъемом. Сейчас на работу отправят.
Старожил не ошибся. Едва ли не сразу дверь барака распахнулась, внеся толику утренней свежести в скопившуюся за ночь вонь, в проеме появился человек в неизменном кожаном камзоле и, привычно поморщившись, проорал:
– Подъем! Две минуты на оправку…
Арестанты, каторжники – кто мы там? – нехотя поднимались, разгребали солому, в которую зарывались на ночь, и шли к длинному отверстию вдоль стены.
– Не копаться! Живо, живо! Выходим по одному! Руки – за голову! Вперед! – продолжал надрываться вертухай. – Новички – прямо идти по дорожке, не дергаться! Кто отойдет в сторону – получит стрелу в брюхо!
Сначала не поняли, что за дорожка, потом определили, что идти нужно между двумя рядами камней.
Реденькой цепочкой стали выбираться во двор, щурясь от неяркого солнца. Кандалы не позволили мне завести руки за голову, пришлось поднять их вверх.
Во дворе ждали арбалетчики, держащие нас на прицеле, и люди с собаками – молчаливыми, внимательно следящими за каждым движением и чуть ли не с человеческим выражением глаз. Были еще надзиратели с алебардами, были и «крючники» – люди с баграми. Багры-то им зачем?
Командовал охраной невысокий смугловатый крепыш, чей рост и всклоченная борода делали его похожим на старого гнома. Для полной картины не хватало только кирки. Хотя за пояс была заткнута короткая дубинка. Рядом с коротышкой стоял и наш бригадир. Судя по виду – ночь он провел весело.
– Выходим, выходим, ребятки, неча телиться! – поторапливал «гном». – Спать дома будете, коли доживете. Быстрее, быстрее, детки!
«Гном» шутил, но от его шуток было невесело. Один из арестантов – парень в разноцветном трико случайно или спросонок, шагнул мимо границы, и сразу же в живот и в грудь ему впилось несколько арбалетных болтов…
– Всем стоять! – выкрикнул крепыш. – Оттащите мясо!
Мы замерли, боясь пошевелиться. Охрана насторожилась, собачки напряглись. Двое охранников захватили труп крючьями, быстро оттащили его в сторону, и выход арестантов возобновился.
Когда все вышли, в сарай заскочило несколько псарей и пара охранников. Видимо, для проверки – не спрятался ли кто-нибудь.
– Вот, нашли, – доложили охранники, вытаскивая наружу связанного кузнеца.
– Че это? Нут-ко, кляп-то выньте, – приказал «гном».
Эрхард, освобожденный от кляпа, завыл и принялся кататься по земле.
– Тронулся, – уверенно сказал «гном». – Рановато, правда… Нут-ко, поди сюда, – подозвал он алебардщиков. – Долбани-ка его по башке, чтобы не мучился. Хотя, может, и подождать? – спросил «гном» сам себя и сам же ответил: – Ладно, пусть поживет пока. Тащите-ка обратно, где взяли. Может, оклемается. Старички, – крикнул «гном» тем, кто попал сюда раньше нас, – стройтесь да в рудничок шагайте, неча вам тут уши вялить, работать надо, хлебушек отрабатывать. Шагайте-шагайте, детушки неразумные… Ну, в ногу, ать-два…