Через реку забвения
До этого момента Терезе казалось, что и Брюс вполне доволен существующей ситуацией, но сейчас она начала понимать, что заблуждалась. Разговор приблизился если не к опасной, то к весьма напряженной черте. И Тереза чувствовала, что если та будет перейдена, то полюбившаяся ей в последнее время теория самодостаточности окажется под серьезной угрозой.
А она и без того претерпела изрядные изменения за время, прошедшее с субботы.
– Так можно мне узнать, почему ты не чувствуешь в себе готовности следовать избранному тобой философскому направлению? – произнес Брюс.
Тереза вздохнула.
– Поверь, я пытаюсь. Но мои чувства, переживания и… Словом, для этого, скорее всего, нужно быть менее эмоциональным человеком. Я методично изживаю в себе эту черту характера, но, увы, пока не добилась особых успехов.
– Счастье, что тебе этого не удалось! – с облегчением произнес Брюс. – В противном случае все обернулось бы катастрофой. Про себя я уже не говорю, потому что в первую очередь это касается тебя самой.
12
Тереза поставила на стол бокал, который за минуту до этого поднесла к губам, чтобы отпить глоток вина.
– Меня?
Брюс кивнул.
– Конечно. И прежде всего твоего творчества.
Во взгляде Терезы промелькнуло искреннее удивление.
– А при чем здесь оно?
Брюс рассмеялся.
– Ну знаешь! Странно слышать подобный вопрос от тебя. Ведь все твои песни – это сплошные эмоции. Причем очень широкого диапазона: от самых негативных до очень светлых и даже ликующих. – Он откинулся на спинку стула. – И вообще, как ты представляешь себе музыканта, лишенного каких бы то ни было чувств? Да он просто ничего не сможет сыграть!
Тереза задумчиво сжевала несколько ломтиков жареного баклажана, запила вином и сказала:
– Признаться, мне это как-то не приходило в голову.
Она вновь на некоторое время погрузилась в молчание, а Брюс внимательно наблюдал за ней, не пытаясь продолжить разговор.
Наконец Тереза медленно произнесла:
– Может быть, ты и прав. Даже наверняка. И это означает, что я зашла в тупик.
– Ну, не расстраивайся, положение не так уж безнадежно… – начал было Брюс, однако Тереза прервала его.
– Не успокаивай меня, теперь я прекрасно осознаю свои заблуждения. – Она усмехнулась. – Признаться, у меня и раньше возникали сомнения относительно того, возможно ли реализовать теорию самодостаточности на практике, а сейчас… Вероятно, она принадлежит к категории идей, которым суждено остаться неосуществленными. Во всяком случае, для меня.
– Все равно не вижу причин сокрушаться. По-моему, отказавшись от этой идеи, ты только выиграешь. – Выдержав небольшую паузу, Брюс добавил: – Между прочим, я еще в ходе пресс-конференции заметил некоторое противоречие в твоих словах.
– Какое? – быстро взглянула на него Тереза.
– Сама посуди, отвечая на один вопрос, ты говоришь, что хочешь стать самодостаточной, а на другой – что желаешь быть целостной. Но, по-моему, первое подразумевает ограничение, а второе, напротив, расширение и готовность вобрать в себя как можно больше всего. В том числе и эмоций. И как это совместить?
– М-да… – задумчиво протянула Тереза.
– К тому же мне кажется весьма актуальным то, о чем тебя спросила девушка из журнала «Рок мюзик», – добавил Брюс, пристально глядя на нее.
Она не подняла глаз.
– Помнишь, что она сказала? – спросил Брюс, хотя и без того было ясно, что Тереза прекрасно понимает, о чем идет речь. – Что-то наподобие: а как же любовь? Ведь самодостаточность ее исключает!
– Помню, – тихо произнесла Тереза.
– И что думаешь по этому поводу?
Она скользнула по начавшему постепенно заполняться посетителями залу безразличным взглядом. Ее больше занимали свои мысли.
– Хочешь знать правду? – наконец посмотрела она на Брюса.
Тот с улыбкой пожал плечами.
– Разумеется.
Тереза вздохнула, разговор давался ей нелегко.
– Идея самодостаточности потому и привлекла меня, что не подразумевает любви.
Слегка помрачнев, Брюс спросил:
– То есть ты исключаешь для себя возможность полюбить кого-нибудь?
– Вообще, вникая в суть этой теории, я больше подразумевала свои отношения с Патриком Корбеттом, – сказала Тереза. – Мне хотелось наконец научиться жить так, чтобы воспоминания о былом не терзали меня.
– И что, получилось?
Она грустно улыбнулась.
– Отчасти да, но… Порой мне кажется, что я до сих пор не избавилась от чувств к Патрику. И… – Тереза на миг умолкла, собираясь с силами, прежде чем сказать самое главное. – И я хочу, чтобы ты понимал это.
Брюс замер, вглядываясь в ее лицо.
– Выходит, я угадал? Ты действительно не сможешь полюбить… гм… другого, пока не избавишься от… э-э… эмоциональной привязанности к Патрику?
Тереза вздрогнула. Эмоциональная привязанность! Удивительно, но Брюс тоже употребил это выражение. Не потому ли, что любовью подобное душевное состояние назвать трудно? А под словом «другой» он, вероятно, подразумевает себя.
– Я… – Едва начав, Тереза умолкла, потому что ее горло сковало спазмом. Кое-как справившись с собой, она произнесла с нотками мольбы в голосе: – Я не знаю, Брюс!
Повисло молчание. Оба сидели, не поднимая глаз. Тереза рассматривала тканый рисунок на белой скатерти, которой был накрыт стол. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем она услышала:
– Солнышко, я тоже хочу кое-что сказать тебе.
Подняв голову, Тереза увидела, что Брюс серьезно и пристально смотрит на нее. Она вопросительно взглянула на него, и он продолжил:
– Мне необходимо, чтобы у тебя не было никаких сомнений на мой счет. – Вновь замолчав, Брюс в свою очередь оглядел зал, который к этому времени заполнился более чем на треть. Он мрачно усмехнулся. – Вот не думал, что придется говорить об этом в ресторане! Но раз уж так вышло… – Он вновь посмотрел Терезе в глаза. – Ты должна знать: то, что произошло между нами в субботу, имеет для меня огромное значение. И случилось это не просто так. Словом… я тебя люблю. Подожди, не прерывай! – попросил он, видя, что Тереза шевельнулась. – Началось это давно. Собственно, думаю, я полюбил тебя, как только увидел. То есть, как нетрудно догадаться, три года назад. И люблю по сей день. Вот почему для меня так важно знать, как далеко ты готова зайти в стремлении оставаться самодостаточной.
Тереза усмехнулась.
– Как далеко? Похоже, эта затея вообще провалилась. Такое у меня возникло чувство после беседы с тобой.
Брюс взволнованно вздохнул.
– Значит, у меня есть надежда?
Тереза потерла пальцами лоб.
– Понимаешь, мне очень трудно дать тебе сейчас однозначный ответ. Я еще не до конца разобралась в собственных эмоциях. Но… мы можем вернуться к этому разговору, когда я удостоверюсь, что чувства к Патрику наконец покинули мое сердце.
– Что ж… – сдержанно произнес Брюс. – Мне остается только ждать. Потому что в своих чувствах я уверен.
Пару секунд Тереза смотрела на него, потом взяла бокал и залпом допила его содержимое.
– Не нужно ждать, – произнесла она чуть хрипловато. – Пока я не могу сказать тебе те слова, которые ты, наверное, желал бы услышать, но одно знаю твердо: мне с тобой очень хорошо. Понимаешь?
Брюс протянул руку через стол и сжал ее пальцы.
– Да. Глаза его заблестели. – Мне с тобой тоже.
Тереза улыбнулась.
– Значит, ты согласен отправиться сейчас ко мне?
Вместо ответа Брюс оглянулся в поисках официанта, который обслуживал их столик. Тот заметил его взгляд и приблизился.
– Счет, пожалуйста, – попросил Брюс.
Пока белый лимузин вез Терезу и Брюса на Броудвик-стрит, они не размыкали объятий. Когда подъехали к дому, Тереза сама сообщила водителю, что его услуги сегодня больше не понадобятся. Косвенным образом это означало, что она оставляет Брюса ночевать.
– Ты уверена? – шепнул Брюс ей на ухо, под локоток ведя ее к подъезду.