Сила притяжения (СИ)
Глава первая
Глава первая
Анна
Хотите, назову вам главную причину моей ненависти к летним каникулам? Да-да, не удивляйтесь, каникулы действительно можно ненавидеть, и я всегда с успехом это делала. Не потому что я была ботаником до мозга костей — скорее, уж наоборот. Я не любила это время года — или жизни, как хотите — потому что оно всегда неумолимо подходило к концу. И приходилось снова брать себя в одну руку, сумку с книгами — в другую, после чего бодро и, изображая на лице радость, нестись в университет.
Хотя, это означало еще и то, что я могла снова встретиться с друзьями, которых их родители вечно забирали куда-нибудь на острова, или на моря, или на галеры — а что, у всех свои методы воспитания. Мои, например, заключались в том, чтобы либо уезжать к бабушке в Ярославль, либо оставаться с младшим братом, пока родители работали.
Хотя, я, конечно, наговариваю на свою семью. Ведь за день до окончания каникул мы вернулись из путешествия по странам Европы — Литва, Латвия, Польша, Чехия, Франция. Так что, можете себе представить, как «сильно» мне хотелось из этого рая выныривать и погружаться в свою обычную рутину.
К сожалению, первое сентября наступило слишком быстро. И всё бы ничего, но какие-то умники в Министерстве образования — или в руководстве абсолютно всех учебных заведений старшего звена в городе — решили, что в День знаний ограничиться одними линейками и вечеринками мало. Нет, им пришла в голову гениальная идея нагрузить всех еще и занятиями. Так что, вместо нарядного платья и маленькой сумочки я облачилась в джинсы и футболку, а плечо мне весь день вознамерилась оттягивать довольно внушительных размеров сумка.
Стук в дверь как раз отвлёк меня от созерцания своего далёкого от счастливого лица.
— Анют, ты встала? — в комнату заглянула моя мама, на ходу заплетая длинные медные локоны в косу.
Я кивнула ей, мягко улыбнувшись. Она ведь была не виновата в том, что я не выспалась и очень не хотела ехать на учёбу.
— Как видишь, — констатировала я весьма очевидный факт.
Мама послала мне ласковую и полную ободрения улыбку:
— Завтрак почти готов. Но Саша всё никак не поднимется.
— Я разбужу его, — махнула я рукой.
Обойдя родительницу и звонко чмокнув её в щеку, я направилась в комнату к младшему брату, которому также предстояло отправиться на учёбу — правда, только в школу. Еще одна причина ненавидеть каникулы — у школьников они начинались на месяц раньше. То есть пока мой непоседливый братишка вовсю развлекался и веселился с друзьями, я была вынуждена терпеть все тяготы и лишения студенческой жизни — сессия, защита курсовой, сдача зачётки и прочие вкусности. Утешало одно — мысль, что рано или поздно мелкому тоже придётся столкнуться с этим.
Толкнув дверь, я вошла в полутёмную комнату. Ну, конечно, он задёрнул шторы и, справедливо рассудив, что раз темно — то еще ночь, просто продолжил спать. Бросив хитрый взгляд в сторону кровати, на которой возвышалась гора из подушек и одеял, я раздернула тяжёлые портьеры, впуская в комнату солнечный свет. Одеяла завозились, но никто из них не показался. Тогда, присев на край, я потянула одно из них на себя.
— Уйди, — буркнул сонный голос из самых недр.
Я только улыбнулась, чувствуя, как внутри всё теплеет, несмотря на то, что меня попытались вежливо послать.
— Котёночек, пора вставать, — ласково произнесла я, не оставляя попыток найти в ворохе ткани своего братца.
Раньше меня точно таким же способом будил папа. И реагировала я примерно вот как мой младшенький родственник, а именно — максимально сильно упиралась рожками и отказывалась являть миру своё лицо.
Так и брат — пробубнив что-то, он, видимо, чуть повернулся, и вполне уже отчётливо произнёс:
— Отвали.
Согласна — это было грубо. Но пороть двенадцатилетнего подростка мне как-то не хотелось. Я была уверена, что момент с ремнём оказался упущен ещё лет в шесть. Тем более, у него наступил тот самый чудесный возраст — переходный. Он же — пора бунтарства, желания выделиться и показать себя. Я и сама такая была, так что старалась не обижаться.
Но, церемониться бесконечно я тоже не могла. Поэтому, схватив одно из одеял, я просто стащила его на пол. За ним последовало второе, а после и третье. Да, не удивляйтесь — мелкий постоянно мёрз. Виданное ли дело — в плюс двадцать восемь градусов спать в пижаме и под несколькими одеялами?
Хотя, не исключено, что это просто было его гнездо. По крайней мере, эта мысль пришла мне в голову, когда на кровати сел взъерошенный, как рыжий воробушек, и крайне недовольный долговязый мальчишка с заспанным лицом, на котором отчетливо угадывались красные полосы от подушек. Знакомьтесь, дамы и господа, Александр Данчук собственной персоной.
— Ненавижу тебя, — буркнуло это создание, потирая глаза.
— Я бы ответила, что разделяю твои чувства, но это было бы наглой ложью, — улыбнулась я, глядя на щурящегося от солнца мальчика, — Санечка, поднимайся. Завтрак уже готов почти. Мама переживает, что ты опоздаешь в первый же день учёбы.
— Не хочу в школу, — капризно протянул Саша.
Но на это у меня был заготовлен один весьма весомый аргумент. Так что, улыбнувшись, я спросила:
— То есть, Машу ты увидеть тоже не хочешь?
И — бинго! — я увидела, как щеки моего братишки розовеют, чего было весьма легко добиться, ведь бледностью мы пошли в маму. А кое-кто и причёской, добавила я мысленно, наблюдая за тем, как Саша подскакивает на кровати, пытаясь пригладить свои медно-рыжие непослушные вихры. Вот что может сделать имя любимой женщины с мужчиной. Даже если ему всего двенадцать лет.
Засмеявшись от того, как засуетился мелкий, я кинула:
— Жду тебя на кухне через пять минут. Иначе всё самое вкусное съем сама.
А после спустилась на первый этаж, ведомая потрясающими ароматами, доносящимися с кухни. Я всё никак не могла привыкнуть к тому, что мы жили в доме. Потому что это был, чёрт возьми, дом! Двухэтажный, с просторной гостиной, с камином, тремя ванными комнатами и задним двориком. Мы переехали всего пару лет назад, когда родители осознали, что в двухкомнатной квартире двум разнополым детям, у одного из которых, к тому же, шило в одном месте свербело регулярно, жить просто невозможно. Либо — что тоже вероятно — они, наконец, накопили на него.
Я очень любила это место. Оно будто сошло со страниц женских романов — тех самых, где героиня жарит по утрам своему любимому яичницу с беконом, пока он сидит за столом, пьёт свой кофе и читает газету. Она при этом обязательно в цветастом фартуке и перчатках-прихватках, и иногда на голове у неё красуются бигуди.
Реальность немного отличалась от моих фантазий. Хотя бы тем, что завтраки нам обычно готовил папа. Серьезно — у него получились самые восхитительные французские тосты и венские вафли из тех, что мне доводилось пробовать за всю свою жизнь. И тот факт, что этот человек был моим отцом, никак не повлиял на справедливость моей оценки.
Войдя в просторную и наполненную светом кухню, я увидела, что отец в очередной раз решил встать за штурвал кулинарии, вооружившись лопаткой и миской, наполненной жидким тестом и в которой утопал половник. Приблизившись к нему, я обняла родителя за талию, прижавшись к его спине. Я всегда так делала с тех самых пор, как научилась ходить, и порой мне казалось, что и в сорок лет я буду начинать своё утро вот так. При условии, что я не выйду замуж и не съеду от родителей.
— Доброе утро, папочка, — негромко сказала я, вдыхая его аромат.
Каюсь — я была папиной дочкой. До мозга костей. Нет, маму я тоже бесконечно любила, но с отцом у нас была какая-то особая связь, которую иначе, кроме как мистической, назвать было сложно. Мы понимали друг друга с полувзгляда, и всегда поддерживали один другого, даже если это означало поссориться с мамой. И даже когда я, казалось бы, разочаровала семью, заявив, что танцы — не то, чем я дышала и хотела бы заниматься, папа, который был знаменитым танцором и тренером, не просто не отказался от меня, но и помог определиться с моими собственными мечтами. А ведь я была Данчук — в танцевальных кругах это была не просто фамилия, это был бренд, знак качества. Нашей семье было положено танцевать — это заложили в нас сами гены. Но, увы и ах — я делала это лишь ради развлечения и в качестве небольшой спортивной нагрузки. Это не было моим призванием. Видимо, какой-то ген во мне сломался.