Училка (СИ)
— Книги. — Настя чуть смущенно улыбнулась. — Да, девочки, я книги читаю. Любовные романы.
— Это маленькие книжечки в ярких обложечках, в которые утыкаются женщины, войдя в метро? У нас на рынке девчонки тоже читают, когда клиентов нет.
— Да. Я теперь езжу в «Олимпийский»…
— Куда?
— Во Дворец спорта «Олимпийский», там каждую неделю книжная ярмарка. Цены на книги обычно ниже, чем в магазинах, вот я туда и езжу.
— А потом читаешь эту макулатуру?
— Читаю. — Настя счастливо улыбнулась. — Знаете, там очень хорошо. В большинстве своем там торгуют очень интеллигентные, умные люди, с которыми интересно поговорить. Я душой отдыхаю. Книги всегда можно посмотреть, потрогать, полистать. Для меня туда съездить — как в церковь сходить.
— Ты же атеистка.
— Конечно, только сейчас многие стали кричать, что они верят в Бога, стали носить кресты, только от этого веры не прибавляется, вера у каждого в душе должна быть, а потом, каждому свое: одному поклоны бить, другому — книги читать.
— Не святотатствуй.
— Наоборот. Я считаю, что нужно уважать любую веру, Только бы она шла от сердца, а не навязывалась. Пусть каждый верит, лишь бы это не приносило вреда другим.
— Так ты только книги читаешь? И все?
— Почему только? Я еще, только не смейтесь надо мной, пожалуйста, хочу сама книгу написать.
— О чем?
— О любви, конечно.
— Ты? О любви? — Галка громко хмыкнула. — Да что ты знаешь о любви?
— А почему ты считаешь, что я не могу об этом писать?
Напрасно Ирина бросала на Галку недовольные взгляды и делала страшные глаза.
— Ты думаешь, что раз у меня мало опыта в этом, так я не могу об этом и мечтать? — Голос у Насти задрожал.
— Нет, конечно, уж если кто из нас и достоин любви, так это ты, Настя. Прости меня, я сказала не подумав. — Галка нагнулась, протянула руку и положила ее на Настино колено. — Не обижайся, а уж если тебе понадобится помощь, возьмешь нас с Ириной консультантами для своих романов, ладно?
Настя улыбнулась и кивнула в знак согласия. Конечно, неприятно, когда тебя не воспринимают всерьез и считают маленькой. Кто же виноват, что так получилось, что один-единственный любовный опыт был у нее таким неудачным? Его и любовью было нельзя назвать. Жалкие ухаживания в институтском спортивном лагере, несколько вечеров, проведенных под звездами, неловкая близость на поляне, покрытой колкой травой… А после начала учебного года он просто перестал ее замечать, словно ее и не было на белом свете. Настя даже и не переживала особенно долго, — к счастью, вовремя поняла, что это увлечение было вызвано просто возрастом, извечным девчачьим любопытством и стремлением стать наконец взрослой.
Однако это не дает права девчонкам смеяться над ней. Что же ей делать, если так хочется написать книгу о любви, свою, а не чужую. Разве не может она писать о чувствах, которые пусть и не изведала сама, но о которых мечтает? Что же ей делать, если она просто заболела этой мечтой — написать книгу о любви, если в голове у нее звучат обрывки разговоров героев, если она мысленно представляет их, если она живет их жизнью?
— Настюша, лапонька моя, что задумалась? Мы тебя не обидели? Просто это так необычно. Но я уверена, у тебя обязательно получится. Ты у нас такая организованная и настойчивая. Только, чур, я буду первой твоей читательницей, договорились? — Голос Ирины звучал ласково, а улыбка была искренней.
Настя кивнула:
— Вот и хорошо. А теперь, думаю, нам всем пора идти спать. У нас впереди еще целых два дня отдыха. Ох и отдохнем, девочки!
4
Конец августа, как всегда, выдался суматошным: предстояло подготовиться к началу учебного года. В самую последнюю неделю уволилось несколько преподавателей, завуч школы Марина Теодоровна неотрывно сидела у телефона и обзванивала всех знакомых учителей, ушедших на пенсию. Необходимо было срочно найти замену, чтобы обеспечить учителями все классы. Школа в районе котировалась довольно высоко, хотя бы потому, что всеми правдами и неправдами пока еще удавалось обеспечивать преподавание всех предметов. Сюда стекались ученики, желающие получить полноценное образование. «Скажите мне, как можно работать в таких условиях: учителей все меньше, а школьников все больше», — ворчала завуч, но в ее голосе звучала нескрываемая гордость за свою школу.
Насте нравилось ходить в школу. Когда-то в ней преподавала ее мама, потом в ней училась и сама Настя, а в этом году ей предстояло уже во второй раз взять первый класс. Ее первые ученики окончили начальную школу, она попрощалась с ними в мае. В этом году они будут учиться во вторую смену. Настя улыбнулась: хорошо было бы увидеть ребят, посмотреть, как они выросли за лето.
Хлопнула дверь, в класс вбежала Наталья Сергеевна: «Ты представляешь, нам опять не прибавили зарплату! Что будем делать?» Она пришла в школу на год раньше Насти. Все события она воспринимала с возмущением, всегда громко кричала, но быстро успокаивалась. Она преподавала химию в старших классах и с большим удовольствием проводила со своими учениками опыты на уроках. Ребята ее любили и за глаза ласково называли Пробиркой.
— Как что будем делать? Выкручиваться, как всегда.
— Ты говоришь об этом так спокойно. На что мы будем жить?
— А на что мы жили весь прошлый год?
— И тебе не надоело постоянно искать приработок, вместо того чтобы спокойно готовиться к урокам?
— Конечно, надоело. Но можем ли мы в данный момент мечтать о невозможном?
Настя задумчиво рассматривала листок, лежащий перед ней на столе. Казалось, искреннее возмущение коллеги ее мало трогало.
— Настя, я тут, о чем ты все время думаешь? Что это у тебя?
— Список класса, моего класса.
— Эка невидаль! Ты же их увидишь ровно через пять дней.
— Ты не понимаешь, я читаю имена и представляю себе ребят, какими они будут: любопытными, робкими, ленивыми или старательными. Мне интересно, насколько имя соответствует характеру человека. А потом, всегда интересно сравнивать свое первое заочное впечатление с мнением, которое сложится после продолжительного знакомства.
— Колдуешь, значит? Ну и что ты обнаружила на этот раз?
— О-о-о, много интересного, например, в классе у меня есть Марианна Валерьевна Елизарова.
— Очень трудное сочетание, сразу не выговоришь.
— Вот именно.
— Обычно любящие родители стараются подобрать своему ребенку благозвучное имя, стараясь, чтобы оно хорошо сочеталось с отчеством. А тут просматривается явное увлечение героиней известного телесериала.
— Но в этом нет ничего удивительного: ее мама была в декретном отпуске, сидела дома, а на экране наших телевизоров так долго и нудно рыдала Марианна, что незаметно вошла в кровь и плоть людей, и запищали в колясках беззубые Марианны, одетые в памперсы и поедающие по утрам французскую молочную смесь «Ням-ням» номер один. Хотелось бы мне знать, как они ее зовут дома.
— Подожди, разве уже прошло столько времени, что уже успели подрасти дети?
— Увы. Мне всегда становится немного не по себе, когда я слышу имена, ставшие известными благодаря кинофильмам и книгам. Словно человек несет на себе печать того героя, словно должен быть на него похожим, словно должен прожить его судьбу. Анжелики с сигаретами в зубах, разгуливающие по нашим улицам, вызывали у меня боль несбывшегося. Разве такой была прекрасная Анжелика — маркиза ангелов? Даже в парижских трущобах она сохраняла свою аристократическую гордость и манеры. И что, скажи на милость, мне ожидать от этого ребенка? Такой же судьбы, как у Марианны?
Настя грустно улыбнулась, ей вдруг вспомнилось, как много лет назад ей очень повезло: знакомая девочка на целых два дня дала толстую книгу в сером переплете о приключениях Анжелики, как читала она целыми днями, напрочь забыв о предстоящей контрольной по алгебре, а ночью прикрывала свет фонарика подушкой, чтобы не увидела мама. Контрольную она написала, как всегда, хорошо, и заснула на уроке биологии к ужасу Дины Ивановны, с душевным трепетом рассказывавшей о внутриутробном развитии человеческого эмбриона.