Загадочная женщина

– Женщину зовут Елена Сёдерберг. Это вы?
– Нет, я же уже говорила.
– Тогда расскажите мне, кто вы.
– Я – Луиза Андерсен, вы ведь это уже знаете. А в чем дело?
– Кто ваш отец, Луиза? Почему вы так уверены, что у вас нет сестры? Единокровной сестры, с которой вы не знакомы, – откуда вы это знаете?
– В чем, собственно, дело? Почему вы говорите со мной так, словно в чем-то меня подозреваете?
– Почему вы не хотите рассказать мне о своей семье?
Луиза хватает ртом воздух, все завертелось у нее перед глазами, ей становится тошно. Проклятая головная боль. Когда это началось? Сегодня утром? Или со вчерашнего дня?
– Хорошо, давайте зайдем с другой стороны. Вы приехали на остров три года тому назад. Расскажите мне, что вы делали до этого?
– Ничего особенного. Я путешествовала, – отвечает Луиза.
Снова у нее болит голова, теперь где-то спереди. Возможно, она заболевает?
– Путешествовали?
– Да, путешествовала, – говорит она раздраженно.
– Чем вы занимались?
– Я… да ничем особенным. Работала в различных кафе, переезжала из города в город, – повторяет Луиза. – Я не слишком хорошо помню свои путешествия, да и детский дом тоже.
Ей пришлось забыть все это, когда она приехала на остров, – чтобы жить настоящим. Это ведь не запрещено.
– Луиза?
– Да?
– Вы можете назвать мне какое-нибудь место, где вы раньше работали? Тогда, возможно, я смогу связаться с ними…
Полицейский роется в своих бумагах, его голос куда-то пропадает; Луиза уже не в состоянии воспринимать этот голос. Как и сухие звуки листаемых документов, которые шелестят друг о друга, переворачиваемые шершавой кожей на его указательном пальце. Она смотрит на этот палец, как загипнотизированная, ей становится тошно, глаза закрываются. Все помещение раскачивается, двигается, как при поездке из Кристиансё в Гудйем, она все еще чувствует, как катер качается у нее под ногами. Темнота. Она снова поспешно открывает глаза. Ей не хочется, чтобы ее затянуло туда. А Мортен все листает, на лбу у него появилась морщина. Что он там выискивает? По крайней мере, он больше не глядит на нее обвиняюще. Она снова пристально рассматривает женщину в светлом летнем платье, дом, пожилую женщину, детей. И опять ничего не узнает.
6
Сначала в свой кабинет заходит полицейская. Это вытянутое помещение с письменным столом и креслом на колесиках, расположенными в самом его конце. У стены, напротив двери, стоит маленький круглый журнальный столик и два деревянных стула с красной обивкой. На столе виднеется большая табличка с надписью. Ибен Х. Хансен. Йоахим садится на один из стульев. Что может означать эта «Х»? Еще раз Хансен? Йоахим представляет себе это имя так: Ибен Хансен Хансен. Воображение уже работает дальше, как обычно: он представляет себе, что у обоих родителей была фамилия Хансен, но они не смогли прийти к согласию, чью фамилию должна взять их дочь Ибен. Смешная история. Он пытается сосредоточиться на событиях, происходящих в настоящий момент. Стул, на котором он сейчас сидит, жесткий, хотя и обит тканью, и неудобный. Ибен Хансен Хансен поворачивает свое кресло на колесиках и усаживается в него. Она сидит, широко расставив ноги, упираясь локтями в колени и нагнувшись к нему с дружелюбным выражением лица.
– У нас есть к вам несколько вопросов относительно вас и Луизы.
Йоахим выжидающе кивает.
– Эдмунд Сёдерберг.
– Кто?
– Человека, пришедшего к вашей любимой, зовут Эдмунд Сёдерберг. Он директор «Сёдерберг Шиппинг», крупной судоходной компании в Силькеборге. Вы наверняка слышали о ней?
– Разумеется. – Йоахим откидывается назад и ощущает жесткую спинку стула.
Он удивлен и не может этого скрыть. Семья Сёдерберг – одна из известнейших и богатейших семей в стране.
– Мне нужно знать, где вы познакомились с фру Луизой.
– А какое отношение она имеет к «Сёдерберг Шиппинг»?
– Давайте сначала займемся моими вопросами, – решительно заявляет полицейская. – Итак, как долго вы знакомы с Луизой?
Йоахим делает глубокий вдох, хочет было снова запротестовать, но осознает, что это бесполезно.
– Я познакомился с ней примерно два с половиной года назад, – отвечает он, поднимая руки в знак согласия, и все же не выдерживает: – Это совершенно смехотворно. Это что, допрос?
– Так вы не можете вспомнить, когда вы встретились с ней? – спрашивает раздраженная женщина.
– Подождите, черт побери! Я как раз вспоминаю, когда я с ней встретился… Это было сразу после… дайте подумать; да, это было в марте, а сейчас у нас что, июль?
Ну вот, два года и четыре месяца?
Ибен все время кивает, не проявляя никаких эмоций. Йоахим терпеть не может разговаривать с такими людьми. Людьми, которые совершенно не эмоциональны. Он садится так же, как она, широко расставив ноги и упираясь локтями в колени, и копирует ее интонации.
– Я встретился с Луизой во время своих чтений, в том самом кафе, которое ей сейчас принадлежит. Я уже тогда понял, что в ней есть что-то особенное, и да… с того дня мы больше не расставались друг с другом. Я переехал к ней практически сразу. Это все?
– Где вы жили в то время?
– В пансионе, если вам это нужно знать.
– В пансионе?
– Да, я как раз развелся.
Йоахим внимательно рассматривает Ибен Хансен Хансен, ее толстое обручальное кольцо: оно такого размера, что больше похоже на гайку. Может, ей тоже нужно поскорее развестись?
– Вы, наверное, знаете, как это бывает… Когда человеку нужно просто уехать? – говорит Йоахим, понимая, что ведет себя несколько по-детски. Но именно такую реакцию полиция или вообще любая власть часто провоцирует в нем: он становится строптивым, он не любит, когда ему отдают приказания. – Мне следовало убраться из Копенгагена, и я бежал как можно дальше на восток, – слышит он свои собственные слова.
Зачем так много рассказывать этой Ибен? Чтобы вдохновить ее. Вдохновить на то, чтобы она занималась дальше не им, а этим больным человеком, который крепко подцепил ее на крючок.
– Семья моей бывшей жены с запада, поэтому восток был очевидным выбором. Мне надо было просто бежать. У меня никогда не получалось обустроиться по-настоящему, и тогда, да, тогда я принял решение, что мы будем вместе. Такое бывает, когда человек встречает самую большую любовь своей жизни, Ибен, – продолжает он, подняв брови и стараясь выглядеть назидательно.
– Луиза была замужем до этого?
– Нет.
– Вы уверены?
– Да. Она бы об этом рассказала.
– А что она рассказывала? Например, о своей семье?
– Она не поддерживает отношений с семьей.
– Где живет ее семья?
– Понятия не имею.
– А есть ли у нее братья, сестры?
– Нет… не думаю.
– Вы не думаете?
– Нет. Она бы упомянула о них.
Ибен выпрямилась:
– Чем занималась Луиза до того, как вы с ней встретились?
– Она много путешествовала.
– Где?
– О-о, да просто, по-видимому, рюкзак на плечи и вперед.
Тишина. Ибен не сводит с него глаз. Йоахим хмурит брови. Он и сам понимает, как нелогично звучит то, что он говорит.
Неожиданно пришел его черед сомневаться. Как это, собственно говоря, произошло? Он жил в пансионе, в маленькой комнатке. Он был настолько измотан этой борьбой, продолжавшейся несколько лет до его развода с Эллен. Сложнее и быть не могло. Она саботировала любую его попытку переехать. И еще дети. Дети, которых у них никогда не было, и от которых, как утверждала Эллен, она отказалась из-за него. Она пожертвовала собой, только чтобы он мог спокойно писать. Он был ошеломлен: никогда не думал, что она хотела иметь детей. А теперь она уже была слишком стара для этого. Она бесилась от злости, обвиняла его в том, что он отнял у нее лучшие годы, что уничтожил ее, требовал слишком многого, был настоящим тираном. Мысль о том, что он мог уйти от нее, найти себе женщину помоложе и создать семью, от которой она сама отказалась, привела ее к полному душевному расстройству.