Восьмая Марта (СИ)

— Придурок! — я отвесил затрещину бритому затылку друга, но тут же взяв в захват его мощную шею, тихо сказал: — Спасибо тебе, брат… за всё.
— Спасибо не булькает, — Геныч боднул меня в лоб.
— Не, булькать мы будем вечером, а сейчас я за своей малышкой.
— И что — даже чаю не попьёте?
— Веди, давай! Надеюсь, она жива?
— За кого ты меня принимаешь, сынок, машина — это святое! — Геныч размашистым шагом протопал к массивному гаражу. — Почти каждую неделю выгуливал твою ляльку. Прошу!
Моя «бэшечка» улыбалась мне во весь радиатор, сверкая чёрным лаком. Не было бы рядом Геныча, я бы весь капот облобызал.
— Так, потом поворкуете, пойдём, а то Жека там весь шашлык сожрёт.
Еле сорвался от пацанов и больше двух часов мотался по городу. В последний раз я так кайфовал за рулём только когда права получил. Водил я уже тогда неплохо и в свой первый официально разрешённый заезд сжёг бак бензина. Тогда у меня тоже была «бэха», но древняя старушка. Эту малышку я купил сразу после армии, перед знакомством с Иркой.
А потом пришлось бросить свою резвую и верную девочку на целых полгода, чтобы обеспечить комфортную жизнь неверной ш-ш-шамотре Ирке. А потом ещё на год свалил, чтобы навести комфорт в собственной душе, да и в голове тоже. И как я мог столько обходиться без машины, она ведь — моё продолжение.
К дому я подъезжаю неохотно. Если бы с пацанами не договорился, то точно гонял бы до глубокой ночи. Но успею ещё. Да, моё место жительства мне определённо нравится, даже внутренняя гордость встрепенулась от того, что смог позволить себе такую роскошь. И самое классное — куча парковочных мест. Респект застройщикам и, кстати, с одним из них только что поедал шашлык.
Иду к парадной не спеша, озираясь, как в первый раз — иллюминация, как в Диснейленде, ровные ряды ёлочек и кустарников. Под мощный вокал Evanescence размышляю как здесь, наверное, красиво летом. Едва разминувшись с зазевавшимся мной, в подъезд прошмыгнула какая-то пигалица, и дверь захлопнулась перед моим носом. Никакого почтения к старшему поколению.
Открыл дверь своим ключом и тут же наткнулся на строгий взгляд консьержки. Как её там, Борисовна, что ли? Чёрт, забыл! Но тут же компенсировал приветствие широкой улыбкой, к тому же, сегодня уже виделись. Тётка удовлетворённо кивнула и скрылась в своей конуре. Молодец — блюдит!
— Минуточку! — крикнул я, услышав, как съезжаются дверцы лифта и ускорил шаг.
Хотя, к чему было торопиться, если имеются ещё два подъёмника. Правда, есть вероятность, что они под облаками зависли. Но лифт всё же не уехал. Джинсовая нога с рваной дырой на колене придерживала для меня дверь. Ну спасибо, пипетка, реабилитировалась.
Войдя в кабину, я мазнул взглядом по мелкой фигуре — джинсы, курточка, милое личико, задорный хвостик чёрных волос. Пигалица и есть, правда, немного старше, чем подумалось издали. Ничего интересного. Кроме… дырки на джинсах. Этот маленький неровный островок обнажённой кожи выглядел на удивление эротично и этим бесил.
— У Вас штаны порвались, — с раздражением подумал я… почему-то вслух, и на всякий случай, показал где именно. Захотелось ещё пальцем прикоснуться, но, к счастью, я ещё не настолько одичал на суровой чужбине.
— Дома заштопаю, — сердито ответила мелкая и нажала кнопку моего этажа.
«Боевой зайчонок», — сквозанула мысль, и я с трудом подавил смешок. Колено попутчицы не давало покоя, и чтобы не пялиться, куда не следует, я прибавил громкость в телефоне и прикрыл глаза. Из-под опущенных ресниц наблюдаю, как девчонка шарит по мне взглядом. Выражение её лица не разобрать, но вряд ли оно излучает добродушие. Наверное, мне должно быть стыдно за мою грубость, но мне почему-то смешно.
— Уважаемая, Вы во мне дыру протрёте, — уличаю мелкую за подглядыванием и, кажется, даже сквозь музыкальный фон слышу её возмущённое пыхтение.
Из лифта я выхожу первым, даже не взглянув на попутчицу. Но забыть о ней не получается, потому что, как только я подхожу к квартире, позади раздаётся возмущённый голосок:
— Эй, а Вы куда намылились?
Это она мне, что ли? Оглянулся — и — да, похоже, что мне. Глазищи синие и почему-то испуганные. Странно… когда я в последний раз обращал внимание на глаза девушек? Когда Ирка пыталась убедить меня, что верна до гробовой доски. И как только я удержался тогда, чтобы не забить её в эти самые доски. И кто это решил, что женщин бить нельзя? Тогда подобная мысль впервые пришла в голову. И ушла, к счастью.
Дверь квартиры захлопнулась, отрезая меня от синих глаз. Для таких нежных малышек я хреновый попутчик.
Геныч с Жекой подвалили спустя пару часов с тонной провизии.
— Да кто это будет есть, пацаны? Я ж тут один, — я растерянно взирал, как Геныч выстраивает пирамиду из контейнеров с домашней едой.
— Матушка приказала тебя откормить, а я всегда слушаюсь маму, ты же знаешь, — невозмутимо ответил друг.
— Макс, не страдай, мы поможем, — заверил Женёк. — Отличная хата у тебя, братуха, а мне вот пока не светит здесь поселиться. Хоть самому в ипотеку влезай.
Это было странно, потому что отец Женьки — и есть тот самый застройщик, поднявший «Седьмое небо». Раньше я Жеку недолюбливал, считая зажравшимся мажором. Выбешивало и то, что мой лучший друг проводил с этим понторезом слишком много времени. Но Генычу всё же удалось нас примирить, и Жека на деле оказался отличным пацаном, ну а понты… — положение обязывает.
— Да тебе-то грех жаловаться — живёшь в центре и хата твоя никак не хуже, — ответил я Женьку.
— А ты думаешь, ему здесь хата нужна? — ухмыльнулся Геныч, — он бы и в будке охранника поселился, лишь бы было откуда пасти за пентхаусом с подзорной трубой, да, Жек?
— Да пошёл ты, придурок, к синим китам, — беззлобно огрызнулся Женёк.
— Но-но! Китов не трогать, нам на них ещё ровняться! — хохотнул Геныч.
Да, сильно я, однако, выпал из жизни — мои друзья говорят по-русски, но я ни хрена их не понимаю.
— Так, давайте по порядку, зачем Женьку жить здесь и пасти за пентхаусом? — решил я хоть немного быть в теме.
— Да ты чо-о-о, у него ж там нерастащимый лямур. Не баба, а тираннозавр, но выглядит, правда, как мечта Господа. Отстал ты, брат, от жизни. Жек, а ну, покажь фотку нашему Незнайке.
Я, конечно, был в курсе, что Женёк расстался со своей Викой, но о его новом увлечении слышал впервые.
— Думаю, не стоит, пока пацан с голодухи, — мрачно заметил он, при этом ловко организовывая для нас вечернюю поляну на моей кухне.
— А вот это правильный подход, забота о друге — первее всего! — заключил Геныч.
— Что-то много текста и никакой конкретики, — ответил я ему, — но заинтриговал, брат, теперь колись давай.
— Я лучше покажу, чем расскажу, — Геныч ломанулся к окну в гостиной, увлекая меня за собой, и ткнул пальцем в стекло. — Вон, видишь теремок на крыше?
— Ни хрена себе теремок, да там целая крепость! — озвучил я.
Этот нестандартный пентхаус заинтересовал меня ещё давно и я мысленно прикидывал, для кого возводится подобная роскошь.
— Истину глаголишь, дружище, именно так этот домик на крыше и называется — «Крепость»! А хозяйка сей крепости — и есть проклятая любовь нашего Женька. И теперь он мечтает быть Карлсоном, который живёт на крыше, в идеале, рядом с той «Крепостью». Видишь, света сейчас нет — это потому, что хозяйка на Елисейских полях зажигает, а у тебя пока есть время и возможность, чтобы успеть купить бинокль до её возвращения. В этом доме у всех уже есть.
— Заглохни ты, — не выдержал Женёк, — иначе я сам тебя выключу. Весь мозг уже вынес.
— Да тебе, Жек, его и не вносили, судя по твоей долгоиграющей тоске. И не родился ещё тот Илья Муромец, который меня выключит. Но, хочу заметить, у тебя есть преимущество перед остальными дрочунами с биноклями — наша небожительница знает о твоём существовании.
Со стороны было странно наблюдать за этим стёбом, и я был уверен, что Женёк взорвётся, но тот лишь поморщился и стал разливать вискарик по бокалам.