Соратницы

— Ох, светлые боги! — вскочила с кресла Зантария. — И где они? Я хочу сама с ними поговорить.
— Там и сидят, в садике… но это еще не все, — убито доложила тихоня. — Она пообещала забрать и их на закате. А я… прости… напомнила про обязанности фрейлин.
— Но почему? Разве ты не хочешь помочь Тэри? — изумленно нахмурилась королева, потом вернулась на свое место, села и тихо призналась: — А я бы тоже пошла, но у меня дети и королевство. Магам в любую секунду может понадобиться печать или еще что-нибудь.
— Я хотела помочь Тэри, — упрямо поджала губы Фанья. — Собиралась послать записку Анэрлине, жене магистра Иридоса. Но они были против.
— И сумели тебя переубедить? — не поверила королева.
— Застали врасплох, — мрачно вздохнула тихоня. — Выбили пенальчик из рук и выбросили за стену.
— Ну, тогда ты должна радоваться, — невесело пошутила ее величество, — ваши уроки не прошли даром.
— Особенно хорошо нам удалась задумка сдружить девушек с одинаковыми судьбами.
— Ого! — встревожилась Зантария. — Ты начинаешь язвить, значит, им удалось задеть тебя всерьез. Мне все же следует туда сходить, если они не придут сами.
— Октябрина пообещала привязать себя к дереву… — Как ни хотелось Олифании скрыть от королевы правду, врать она не желала еще больше.
Нет ничего хуже для дружбы и любых добрых отношений, чем ложь, даже безобидная с виду.
Ответить королеве помешал деликатный стук, и она по привычке кивком указала подруге на дверь, взглядом приказывая выяснить, какая причина вынудила кого-то из немногочисленных обитателей замка побеспокоить ее величество в такую рань.
— Это Майзен, — через минуту бесстрастно доложила камеристка, — я уже ответила.
Королева кивнула, и едва открыла рот, намереваясь продолжить разговор, как стук раздался снова. На этот раз более уверенный и настойчивый.
— Фанья? — недоуменно глянула на подругу королева.
— Чего-то не понял, — двинулась к двери та, но Зантария не пожелала оставаться в неведении:
— Впусти его, не так много у меня по-настоящему преданных людей.
Майзен вошел в гостиную твердым шагом, не глядя на сердито прищурившуюся невесту, прошагал к креслу ее величества и встал на одно колено:
— Ваше величество, я хочу покаяться в обмане.
Королева побледнела и стиснула губы.
Обман…
Это слово — как страшный сон, как предупреждение прорицателя, как суровое напоминание о судьбах былых властителей и их приближенных. Сколько жизней унесли лживые наветы, сколько судеб изломано лукавыми интриганами! Наверное, ни один король или шейх ничего не боится так, как обнаружить в один не прекрасный день, что и он не избежал участи быть обманутым самыми надежными людьми.
— Занта! — забыв об этикете, бросилась к королеве камеристка. — Он не так выразился! Мы просто смолчали… момент был не совсем уместный.
— Он неподходящий уже почти пятнадцать лет, — тихо и горько пробормотал Майзен, не поднимая взгляда. — У меня уже не осталось никакой надежды, эта последняя.
— Олифания, — с облегчением переведя дух, ее величество с укоризной уставилась на подругу, — сколько раз я намекала, даже сама хотела поговорить с Онгертом о свадьбе? Ты меня отговорила!
— Тогда я должна была помочь Раду, он мне как сын, ты же знаешь… — несчастно кривя губы, пыталась сопротивляться тихоня. — Потом заговор…
— Потом будет ураган или засуха, или неурожай яблок, — в тон ей горько усмехнулся капитан егерей. — Но все люди женятся и рожают детей, строят дома и сажают сады. Только я…
— Я могу вернуть слово! — вспыхнула камеристка, но внимательно слушавшая их королева решительно хлопнула ладонью по столу:
— Не позволяю. Нельзя так долго играть с судьбой в прятки, она может сурово наказать. Поэтому по праву, которое ты сама дала мне тридцать лет назад и которым я ни разу не воспользовалась, повелеваю готовиться к свадьбе. Я сейчас напишу Годренсу, попрошу прийти на полчаса и принести все необходимое. И не смотри на меня так возмущенно, я не забыла ни про кадеток, ни про древней. Но сначала желаю исправить собственную ошибку. Это была моя обязанность — помочь тебе с твоими личными делами, как ты помогала мне с моими.
— Ваше величество пять минут назад верно сказала, что нужно идти с ними, — тихо, но упрямо произнесла Фанья. — А кроме меня, некому. Можно ведь отложить ритуал на несколько дней… в последний раз.
— Нет, — категорично отрезала королева. — Я и так чувствую себя неблагодарной эгоисткой, ты столько лет тащишь на себе тяжкий груз моих бед и ради этого отказалась от всего. От семьи, мужа и детей. Это давно пора исправить, поэтому менять решение я не стану. Иди готовься, об остальном я подумаю сама. И не зови меня вашим величеством, если не хочешь, чтобы мы поссорились.
— А куда нужно идти? — осторожно поинтересовался Майзен, поднимаясь с ковра.
— К Тэрлине, — нехотя объяснила королева. — Ей нужна помощь. Бетриссу и Дору она уже забрала.
— Ну и как ты объяснишь Годренсу исчезновение его жены? — осведомилась задержавшаяся у двери тихоня. — Онгерт, давай отложим еще разок… я клянусь, он будет самый последний.
— Нет! — в унисон отказались королева и капитан.
— Но насчет Годренса ты права, — помолчав, признала Зантария. — Писать ему не стоит. Я сама проведу для тебя ритуал, имею право. Иди надевай лучшее платье, если хочешь — выбери любое в моем гардеробе или в тех вещах, которые приготовили маги для фрейлин. Но поспеши, потом я пойду разговаривать с девушками. Майзен, задержись на минуту, я дам тебе несколько указаний.
— У меня остался один вопрос… — закусив губу, выдавила тихоня. — Кто будет исполнять мои обязанности? Кому передавать дела, секретные документы, печати и все прочее?
— Зачем передавать? — нахмурилась королева. — Ты ведь никуда не уходишь и не уезжаешь… объяснись, пожалуйста.
— Когда мы заключили помолвку, — слова давались Фанье с трудом, и Онгерт шагнул было к ней, но женщина выставила руку в предупреждающем жесте, — то собирались завершить союз через три месяца. В тот день Майзен очень серьезно пообещал после ритуала увезти меня в свой дом в Дортене и сделать все, чтобы у меня не было других забот, кроме варки варенья и воспитания детей.
— Фай… — пораженно вытаращил глаза капитан, — мало ли как я представлял нашу жизнь пятнадцать лет назад! С тех пор я изучил тебя очень хорошо и прекрасно понимаю, как сильно ты отличаешься от моих кузин и тетушек!
— Дело не во мне, — проглотила вставший в горле комок тихоня, — а в тебе. Ты говорил это с такой убежденностью, а в глазах светилось предвкушение… нетрудно было догадаться, что это твоя сокровенная мечта. А я никогда не решусь разрушить такую мечту — на мой взгляд, это самая большая подлость, какую можно сделать любимому человеку. Поэтому ритуала все же не будет, но я останусь с тобой, пока ты не найдешь ту, которая будет рада варить твое варенье.
— Да не нужно мне никакое варенье! — не сдержавшись, вспылил Онгерт. — Я его не ем, ты же знаешь! То-то мне казалась странной твоя привычка пичкать меня всякими повидлами! И никакая это была не мечта, а воспоминание о матери… Летний день, кипит варенье в медном тазу, и мы сидим неподалеку с тарелочками, ожидаем пенок. А тебя я около такого таза давно представить не могу, да и не хочу. Я люблю тебя такой, какая ты есть, — честной, преданной, смелой, ловкой, и никакую другую искать не собираюсь.
— Фанья… — Королева порывисто подошла к подруге, крепко обняла ее, прислонилась виском к виску. — Я скажу одну хитрость, которую ты и сама отлично знаешь. И больше того, это ты меня когда-то научила этому способу, который довольно часто успешно используешь, он называется «откровенный разговор». Но почему-то не захотела даже попытаться начистоту объясниться с родным человеком, а ведь это так просто.
— Это так только кажется… — всхлипнула вдруг камеристка, — а на самом деле очень страшно. Ну как я ему скажу, что ненавижу варить варенье и вязать носки? Я их за пять лет в монастыре кучу связала… приучала себя к усидчивости.