Соратницы
— Святая Тишина… — почему-то припомнилось Бет любимое восклицание Олифании, — как же они шли-то?
— Потихоньку, — вдруг дружелюбно улыбнулась вмиг преобразившаяся старуха. — Извини, сестра, сразу не признала. Зови меня Хельгой.
— А ты меня — Бетриссой. Но я только ученица, — нехотя обронила герцогиня Лаверно полуправду и, желая облегчить труд Доре и остальным подругам, если они решатся сюда прийти, добавила для вескости: — Мы все тут такие.
Присела перед малышами, которые чутко, как дикие котята, следили за каждым ее движением, и озадаченно вздохнула:
— Как вы их отвязываете? Я помогу умыть. А вот с одеждой хуже, все вещи на взрослых, но мальчики могут выбрать вещи поменьше. Если длинно, отрежем рукава.
— Еще чего, портить такую хорошую вещь! — Шустрый Галь выбрался из умывальни в сером костюме, сшитом явно на Кателлу, и деловито подвернул рукава. — Давай твою тюрю, нам еще назад идти. А их отвязывать не надо, веревку выдернуть, и все дела.
— Мы и сами справимся, — поддержала его Хельга.
Все оказалось действительно просто, пояски малышей были связаны на концах петлей, в которую продевалась бечева. За второй конец ее держала девочка лет десяти с изуродованными страшными ожогами руками и личиком.
Она очень ловко освободила малышей и повела в купальню вслед за старухой, а Бет щедро налила мальчишкам по полной миске тюри и виновато развела руками:
— Придется пить через край, ложек мы не запасли.
— У каждого своя есть, — отмахнулся Галь, принюхиваясь к поставленной на колени миске. — А что это за кусочки белые плавают?
— Лепешка. У меня их маловато, вот и покрошила в тюрю, чтобы сытнее было. — Кадетка посомневалась и осторожно спросила: — А зачем вам назад? Старухе без вас трудно будет дальше детей вести.
— Там дорога хуже? — нахмурился младший мальчишка, тоже выбравшийся из умывальни в новом костюме и опасливо поглядывающий на Бет черными, раскосыми, как у торемцев, глазами.
— Нет, чем дальше, тем ровнее тропа, — пояснила Бет. — Но малыши ведь уже утомились и с каждым переходом будут уставать все сильнее. До следующего приюта идти часа три, не меньше.
— А что такое «следующий приют»? — испытующе глянул Галь.
— Точно такая же пещера, как вот эта. Там вас встретит моя сестра.
— А тюря там тоже будет? — тихо поинтересовался второй мальчишка, успевший дочиста вылизать миску.
— Конечно, — уверенно подтвердила Бет и вся сжалась от осуждающе уколовшего ее взгляда черных глаз. — А разве тебе не понравилась?
— Вкусно, — буркнул он и покосился на Галя. — Но это неправильно… бесплатно много не кормят, нам Дед рассказывал. На площади бедным один раз в день наливали суп и давали хлеб. А у тебя, получается, пять раз в день!
— Так вот ты о чем, — облегченно выдохнула Бетрисса, вспомнив о бесплатных обедах, которыми постоялые дворы и харчевни Карстада по очереди кормили на городском рынке стариков, нищих и бродяг.
Да и вообще любой, временно попавший в тяжелое положение, мог некоторое время перебиться. При этом хозяева и купцы присматривались к обедающим, и зачастую многие из них к вечеру находили работу и жилье. А вот Бет, когда вынуждена была искать средства на пропитание, обходила стоящие под навесом столы стороной, хотя оттуда доносился весьма аппетитный запах. Но для девушки ее круга обед вместе с нищими означал движение вниз.
— У нас ситуация особая, — веско пояснила она примолкшим мальчишкам. — Нужно помочь вам поскорее стать здоровыми. А для этого вы должны есть почаще, но понемногу, иначе желудки сорвете.
— Сама говоришь — понемногу, а налила полную миску! — не желал сдаваться юный торемец.
— Уймись, Лис! — беззлобно прикрикнула Хельга. — Она нам не враг! А налила так, как принято у свободных людей… но это я виновата, нужно было ее предупредить. Покажи-ка поварешку, Бетрисса. Малышам черпай по одной, нам с Линкой — по две. Мы Саночку по очереди несем.
— А чья она? — осведомилась Бет, наполняя миски послушно вставшим в очередь малышам и стараясь не смотреть в горящие ожиданием глазенки.
— Теперь наша, — хмуро усмехнулась Хельга, ловко выцеживая ложкой жижу и вливая в ротик крошечному младенцу. — Как пахнет-то… сыром, что ли?
— Ну да, — кивнула Бетрисса, усаживаясь напротив. — Сухим, пастушьим. Мы решили его развести… или зря?
— А лепешки белые, — даже прикрыла глаза старуха и разочарованно вздохнула. — Нет, не зря. Но если у тебя есть, дай по кусочку Галю и Лису, им обеда сегодня не достанется.
— Конечно, — поднялась со своего места Бет и взяла с полочки две большие лепешки и два шарика сыра, оставленных на всякий случай. — Вот, больше пока нету. Для следующих позже принесут. Поделите как хотите, только не ешьте все сразу.
— Это все нам? — Ошарашенные взгляды мальчишек ясно показали Бетриссе, как сильно она снова промахнулась.
— Сами решайте, вы не маленькие, сколько съесть самим, сколько оставить тем, кто послабее, — веско объявила кадетка и устало добавила: — Я ведь не могу за вами проследить? Значит, должна доверять.
И тут же с досадой сообразила, как легко приняла на веру все объяснения Хельги. Совсем упустив из виду, что цветок не просто так запретил кадеткам рассказывать беглецам о себе. Выходит, опасается крыс… а может, и точно о них знает. Следовательно, нужно попытаться ему помочь, а о том, что древни слышат ложь, старшина уже догадалась.
— Понятно, — сразу успокоился Галь, — Дед тоже так говорил. Ну мы пошли, вниз побыстрее добежим.
— Вы только поосторожнее там! — в голосе Бетриссы прозвучала неподдельная тревога, и мальчишки как-то определили эту искренность и на миг стали такими, какими должны быть в этом возрасте, — беспечными и самоуверенными.
— Не в первый раз!
Две худенькие фигурки в неимоверно широких для них серых костюмах бесследно исчезли в темном зеве тоннеля, а Бет все смотрела им вслед, пытаясь представить, каково это — брести по мрачным проходам и уступам в недружелюбной мгле, разбавленной лишь светом небольшого клочка ведьминого мха.
— Оборотни они… оба, — укладывая заснувшего младенца в мох, пояснила Хельга, и в ее голосе почему-то проскользнула виноватая нотка.
— Так ведь совсем еще дети, — растерялась старшина, припомнив все, что узнала за последнее время о магах, умеющих скрываться под такими странными щитами.
— Там взрослеют быстро. — Старуха прилегла рядом с младенцем, неслышно зевнула. — Посплю чуток, все два дня, как пришел знак, спали вполглаза. Боялись, вдруг не удастся уйти или донесет кто.
— Так ведь вы там так давно все вместе, разве еще не изучили, кто на что способен?
— Как не изучить… Но надзиратели время от времени льют в бурду зелье подчинения. И хоть мы все давно умеем его различать и снимать чары, но на некоторых действует сильнее. — Хельга помолчала, как будто уснула, и вдруг заявила: — А ведь ты в монастыре никогда не была.
— Я же сказала — только учусь, — не собиралась сдаваться Бетрисса и ударила в ответ: — А сама-то ты как умудрилась попасть в выработки, если знаешь тайные ремесла?
— Как последняя дура. — Хельга резко отвернулась и смолкла, давая понять, что не желает разговаривать на эту тему.
Но через четыре часа, когда мох под сводами пещеры засветился ярче, давая понять спасенным, что им пора идти дальше, старуха тихо буркнула:
— Я и правда у сестер никогда не жила. Но одну знала хорошо, она учила меня ремеслу травницы. Дар имею, хоть и слабый, но дело свое подняла и даже домик купила. И однажды попалась… Пришел важный господин и заказал сбор из семи свежесобранных трав. За срочность дал пару золотых. Вот это и была моя цена. Прямо в поле налетели… следили, не иначе.
Она говорила внешне спокойно, ловко заворачивая ребенка в найденные в умывальне косынки и шаль, и даже усмехнулась напоследок. А в голосе прорывались старинная обида и боль, сжимая кадетке сердце сочувствием к женщине, вынесшей за порядочность и доверчивость немерено боли, горя и унижений.