Повесть о юных чекистах
Свой отпуск Бардин провел, аккуратно, дважды в день, навещая Костю. А когда Костя стал самостоятельно ковылять по палате, выехал с ним домой.
Ехали они в мягком вагоне, но на этот раз Костя был без «брезентовой упаковки» и вез подарки чекистов. Свою давнишнюю мечту — кожаную куртку, сшитую по его мерке, и красивую кожаную фуражку с красной звездочкой.
Часть вторая
ЮНГИ ЧЕКА
— Вот мы и дома, — сказал Бардин, переступив порог своего кабинета. — Открой, Костя, форточку, кто-то здесь накурил да еще окурков накидал под стол.
Костя открыл форточку и, стараясь ничем не выдавать своего волнения, подошел к столу.
— Садись, — указал на стул Кирилл Митрофанович, — поговорим!
Костя тревожно ожидал предстоявший разговор. Еще в поезде Кирилл Митрофанович говорил о том, что до полного выздоровления Косте предстоит другая, и уж во всяком случае не оперативная, работа. На Костины вопросы «какая?» Бардин отмалчивался, усмехался:
— Потерпи до дома. Приедем — узнаешь.
Про себя Костя думал, что Бардин еще сам не решил, какая это будет работа. Если не оперативная, то, наверное, в комендатуре, выписывать пропуска или принимать разные заявления от жителей городка. Какая это работа для опытного, каким он себя считал, чекиста?
В дверь постучали. Вошел комендант, прозванный за свой огромный рост и богатырское сложение Гулливером.
— С приездом, Кирилл Митрофанович! Здорово, юнга! — он протянул руку Косте. — Покажи, куда тебя клюнул Ворон?
Костя показал ногу.
— Уже все прошло, не болит…
— Не болит, — сердито повторил Бардин, — а почему хромаешь?
— Так это от привычки… Привык в госпитале ходить с палочкой…
— Отвыкай, отвыкай, юнга! — басил Гулливер.
— Что нового? — спросил Бардин.
Комендант стал рассказывать о найденном тайнике-складе зарытого в земле оружия и военного снаряжения. Судя по тому, что Бардин ничего не уточнял, Костя понял, что это сообщение о ржавых винтовках его нисколько не интересует. Лишь в конце разговора Кирилл Митрофанович спросил:
— Где нашли тайник?
Комендант назвал хутор Кущи.
— Где, где? — внезапно оживился Бардин. — Так это же, где жили «гимназисты»? Проверь, Костя, по своей тетрадке.
Костя два года назад, с первых дней своей работы в ЧК, по указанию Бардина, завел тетрадь, куда аккуратно заносил сведения о всех бандах, действовавших в губернии.
«Гимназистами» называлась опасная банда, во главе которой стояли четыре брата и отец Никитченки. Атаманом был старик Никитченко, в прошлом владелец больших земельных угодий, паровой мельницы, хутора Кущи. Все четыре сына до революции учились в губернской гимназии, отсюда и название банды. Год назад хутор Кущи окружил отряд чекистов. Банда была разгромлена. В перестрелке отец Никитченко и один сын были убиты, а трем братьям с несколькими уцелевшими от разгрома бандитами удалось прорваться и скрыться. По предположениям чекистов, остатки банды рассеялись или ушли за пределы губернии, а Бардин считал, что «гимназисты» зализывают раны и отсиживаются где-то вблизи, чтоб собрать новую банду и ударить там, где их никто не ждет.
— Кто теперь живет на хуторе? — поинтересовался Бардин.
— Несколько демобилизованных красноармейцев с семьями. У них там организован ТОЗ [15]. Они же и обнаружили тайник.
Чекисты поговорили о разных служебных делах. Прощаясь, Гулливер пригласил Костю в гости.
— Заходи, юнга! Я тебе такой пистолетик подобрал, ахнешь, когда увидишь!
Когда он ушел, Бардин, как бы продолжая начатый разговор, сказал:
— Теперь, Костя, поговорим о твоих делах. Что думаешь делать дальше?
Костя пожал плечами.
— То, что и делал, работать!
— Гм! Работа работе рознь. Тебе сейчас нужна такая, чтоб не бегать, не утруждать ногу… Словом — сидячая! Да ты не дуйся! Никто переводить тебя в писари не собирается. У тебя какое образование?
— Шесть классов.
— Так, так! А что если ты зимой отдохнешь да позанимаешься, а к весне сдашь экзамены за седьмой класс?.. Работать будешь в отделе полдня или день работать — день заниматься. Посмотрим, как удобнее. Закончишь семь классов, поедем с тобой в Москву. Меня рекомендуют в Горную академию, а ты с семью классами легко поступишь на последний курс рабфака, а там институт… Эх, Костик, каких мы с тобой дел наделаем с образованием! Не все же нам бандитов ловить? Ну, по рукам? — и, встав из-за стола, Бардин протянул руку Косте.
* * *Всю зиму, три раза в неделю, по вечерам приходил преподаватель заниматься с Костей и Бардиным по математике. Историей, географией и обществоведением они занимались самостоятельно. Здесь Бардин был значительно сильнее, и Костя только удивлялся, когда и где он успел почерпнуть столько знаний. Правда, было у Кирилла Митрофановича такое правило: услыхав какое-нибудь незнакомое слово или упоминание о событии, он тотчас доставал небольшую записную книжку, с которой никогда не расставался, записывал услышанное и ставил против записи вопросительный знак. После этого начинал рыться в одном из восьмидесяти шести томов словаря Брокгауза и Ефрона, стоявших в его кабинете, в шкафу, под замком. Найдя объяснение, зачеркивал вопросительный знак.
Когда он читал, оставалось для Кости загадкой. Вероятно, ночами. Дни Кирилла Митрофановича даже сейчас, когда в отделе было относительно спокойно, проходили в постоянном, кропотливом труде, оставляя время на обед и ужин, да и то когда придется.
Распределить так свое время Костя не мог. Занятия дома, канцелярская работа в ГПУ, которую Бардин называл «чистописанием», занимали у него весь день. Он уже не прихрамывал и даже отважился походить на лыжах. Хорошо шла учеба. Преподаватель говорил, что Костя без труда сдаст экзамены за седьмой класс.
Но внезапно, в конце весны, все изменилось. В уездах за сто пятьдесят — двести верст ожила банда Никитченко. Банда разграбила несколько кооперативов, пассажирский поезд и сожгла два сельсовета. Была известна база Никитченко, откуда они совершали свои разбойные рейды. Несколько раз туда направлялся эскадрон особого назначения и чекисты оперативники. Но банда, как будто ее предупреждали, ровно за день до прибытия эскадрона уходила в леса, тянувшиеся на сотни верст. Чтоб прочесать их, понадобился бы не один полк. Кроме Никитченко в городе объявилась пока неуловимая шайка из четырех-пяти человек, совершавших дерзкие налеты среди бела дня на учреждения, магазины и на частные квартиры. Налеты несколько раз сопровождались убийствами. Бандиты в полумасках, вооруженные пистолетами, действовали молча. Лишь в нескольких случаях потерпевшие слыхали, как одного налетчика, высокого роста, со шрамом на подбородке, называли по имени «Георгий», а иногда «Жорж». Опытные сотрудники отдела, да и сам Бардин, считали, что это не местные профессионалы-уголовники, а «гастролеры», вероятнее всего, группа «недобитков» из белогвардейских офицеров. Свои догадки они объясняли так: бандит-уголовник никогда не назовет своего дружка «Георгий» или «Жорж», а скажет «Егорка», «Жора», «Жорка».
— Точь-в-точь как шмели, — определил банду сотрудник Семчук. — Днем летают, жужжат — ночью спят, а гнезда не найти!
— Найти можно, но если подберешься — загрызут. С детства помню, — добавил Бардин.
Банду закодировали «Шмели». Совместно с уголовным розыском были проверены десятки Георгиев, когда-либо замешанных или подозреваемых в преступлениях, но и это не дало никаких результатов. Подтверждалось предположение чекистов, что банда не связана с городскими уголовниками. Были разосланы запросы о «Георгии-Жорже» с описанием его примет в соседние города. А «Шмели» продолжали бесчинствовать.
Кабинет Бардина превратился в круглосуточно работающий штаб, куда со всего города стекались донесения. Костя переселился сюда из квартиры и не отходил от телефона. Однажды под вечер он принял телефонограмму из милиции. В ней сообщалось, что два часа назад был ограблен ювелирный магазин. Хозяин пытался оказать сопротивление и железной палкой проломил голову одному налетчику со шрамом на подбородке. Хозяина тут же застрелили. Произошло это на глазах у девушки, покупавшей золотую цепочку.