Ложь во имя любви

Она покачала головой, отвергая предложенное вино.
– Нет, я непривычна к выпивке, сеньор.
– Зато этого не скажешь о твоем умении обчищать чужие карманы! Ты продолжаешь меня удивлять, цыганочка.
Мариса почувствовала, что заливается густой краской, но не отступила:
– А как же! Но разве вы ожидали от цыганки только этого? Нет, гораздо худшего! Все вы ясно дали понять, когда обсуждали меня так, словно я бессловесная тварь.
Его глаза вспыхнули, и ей показалось, что в нее вонзились две молнии.
– Ole! [5] – тихо воскликнул он, снова поднес к губам бурдюк и не сразу его опустил. – Значит, тебе тоже свойственно волноваться. Ты дышишь, чувствуешь, даже, как явствует из твоих речей, мыслишь… Превосходно! Мы уже немало продвинулись. А теперь о твоей цене – она, как я уже сказал, непомерно высока. Предупреждаю, за эти деньги я запрошу немало…
Он без предупреждения обвил талию Марисы своей железной рукой. Не успела она запротестовать, как он привлек ее к себе, заставив вдыхать исходящий от него сильный винный запах. Потом запрокинул ей голову и впился в ее рот уверенным поцелуем.
Инстинктивно она стала сопротивляться и изо всех сил уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть. Какой ужас! Он целовал ее, как подзаборную потаскуху, нисколько не заботясь о ее чувствах. Сначала оскорблял словами, а теперь перешел к действиям!
Мариса крепко стиснула зубы и отчаянно крутила головой, пытаясь ослабить напор его стальных губ. Однако как она ни старалась, он все сильнее прижимал ее к себе. Она все больше путалась в складках его распахнутого плаща и с негодованием ощущала все его тело. Он вот-вот мог сломать ей шею, она задыхалась в его объятиях. У нее зашумело в ушах, и она почувствовала, что ее способность к сопротивлению убывает с каждой секундой; сил не прибавилось даже тогда, когда она в ошеломлении обнаружила, что он спустил с одного ее плеча тонкую блузку и с наслаждением играет ее грудью. Ее тело, тесно прижатое к его телу, содрогалось от отвращения; но стоило ей приоткрыть рот, чтобы глотнуть воздуху, как он умудрился просунуть ей между зубами свой неутомимый язык, чем придал ей новых сил к сопротивлению.
Уж не собирается ли он овладеть ею прямо здесь, у всех на глазах? Какая мерзость, какая гнусность! Как он смеет равнять ее со шлюхой, подобранной в темноте на обочине?
В тот момент, когда ей оставалась секунда-другая до обморока, он вдруг слегка откинул голову, и Мариса обнаружила, что теперь его глаза мерцают, как серебро; в них, как в чистых зеркальцах, она разглядела собственное отражение, даже свое ошеломленное выражение. Ей припомнились старые басни о дьяволе, спускающемся на землю в человеческом обличье, чтобы соблазнять женщин, и она испытала неодолимую потребность осенить себя крестным знамением.
Ее попытки отдышаться сопровождались жалобным стоном; он взирал на нее с циничной, полупрезрительной усмешкой на тщательно выбритой физиономии.
– Учти, плутовка, передо мной тебе не стоит разыгрывать оскорбленную невинность. Сегодня я не расположен к нудной возне и надоедливым любовным играм. Идем! Оставь свое притворство.
У нее так подогнулись от ужаса колени, что она рухнула бы, не поддержи он ее за талию. Он вел ее назад, к своим приятелям; она бы не спаслась, если бы не прибегла к хитрости, что собиралась сделать с самого начала.
– Нет! – Она отпрянула назад. Ей не было нужды притворяться: она задыхалась по-настоящему. – Прошу вас, сеньор, только не к вашим друзьям, которые смеются надо мной, бедной цыганкой. Мой фургон совсем рядом, и он пуст…
– Какая поразительная готовность! – проговорил он, стискивая ее еще крепче. – Сначала ты ведешь себя так, словно тебя вот-вот вывернет от моих поцелуев, а в следующее мгновение уже горишь огнем!
– Цыганки независимы, – поспешно ответила она. – Нам нравится самим выбирать себе возлюбленных. – Она уповала на то, что он расслышит в ее голосе кокетливые нотки, и даже отважилась прильнуть к нему. – Ты по крайней мере не такой расфуфыренный попугай, как остальные господа из вашей компании.
Она не смела взглянуть ему в глаза, пока они выбирались из толпы, все теснее сжимавшейся вокруг танцующих.
– Пожалуйста, веди себя спокойно! – попросила она. – Не хочу, чтобы мой жених что-то заметил.
Самодовольный наглец! Он и вправду считал себя неотразимым. Обвести его вокруг пальца оказалось проще простого. Мариса питала мстительную надежду, что Марио и его дружки преподнесут славному кабальеро урок, который он запомнит на всю жизнь.
Толпа зевак напирала все сильнее. Табор уже облетел слух, что на праздник пожаловала инкогнито сама королева в сопровождении прославленной герцогини Альбы, имеющей привычку наряжаться махой, дабы не отпугнуть кавалеров из простонародья.
У Марисы распухли губы, грудь горела после опытных ласк. Она из последних сил пробиралась в толпе в обнимку с кавалером, делая вид, что он ее окончательно приструнил. Голову распирали тревожные мысли: где Марио? Господи, хоть бы кто-нибудь помог!
Они остались незамеченными. Даже появление Марио, который, словно уловив ее мысленный призыв, преградил им путь, никого не заставило оглянуться. Лицо цыгана было перекошено гневом, рука зловеще лежала на рукояти заткнутого за пояс кинжала. За его спиной маячили еще двое, вооруженные тяжелыми дубинками.
– Что я вижу! Вот что ты замышляла у меня за спиной! Напрасно я вообразил, что женщина, подобная тебе, довольствуется одним возлюбленным. Тебя привлекли его денежки и яркая одежда? Мерзавка! Я подсмотрел, как ты его целовала. Можно было подумать, что ты от него никогда не оторвешься. Что до вас, сеньор, то, надеюсь, после сегодняшней ночи вы дважды подумаете, прежде чем попробуете опять связаться с цыганкой…
Его речь и негодование выглядели так естественно, что Мариса не на шутку перепугалась. Она наблюдала округлившимися глазами, как Марио вытаскивает из-за пояса кинжал, а двое его сообщников придвигаются к ним.
– Пожалуй, я для начала оставлю отметину на твоей физиономии, – прорычал Марио, – а уж потом позволю своим друзьям отвести душу и отколотить тебя до полусмерти. Будет урок вам, аристократишкам: мало вам своих женщин, что ли?