Танец на стеклах (СИ)
— Кто это? — летит мне вслед.
— Не понимаю, о чем ты, — Не твоего ума дело.
— Кто на этот раз? Девушка или парень?
Он ведь не отстанет. Вот же проницательная тварь.
— Парень. Из него выйдет хорошая игрушка, так и хочется сломать, — коварно улыбаюсь, мечтательно прикрывая глаза.
— Смотри не заиграйся. Если он узнает…
— Только в самом конце, когда он будет абсолютно и бесповоротно влюблен.
Говорю это так, словно считаю оправданием. — Не волнуйся, — я сел на мотоцикл. — Я буду осторожно разбирать его сердце на отдельные части.
Даю по газам и уезжаю, напоследок оставив своему другу улыбку, искрящуюся от фальши.
Я пришел домой, скинул уличные вещи и сел на пол в прихожей, оперевшись на дверь. Я смеялся. Громко. Меня должно быть слышно на первом этаже, если не в соседней парадной.
Я не знаю, почему сейчас из моей груди вырывается истерический смех. Не знаю, так просто иногда случается, обычно тогда, когда мне нужно выплеснуть эмоции застоявшиеся в душе. Есть два варианта — корчиться от смеха на полу в прихожей или корчиться от боли на полу в ванной, лежа в луже собственной крови. Как наверное ясно, я выбирал меньшее из двух зол. По крайней мере до того момента, пока у меня не пропадала возможность выбирать.
Через какое-то неопределенное количество времени моего прибывания в невменяемом состоянии, я пришел в себя. Неоценимую помощь мне оказал так вовремя зазвонивший телефон.
— Да.
Я даже не взглянул на экран. А надо было…
— Антон? — нет, бл*ть, Папа Римский. — Как я волновался. Ты в порядке? У тебя все хорошо?
— Ты наверное уже обзвонил все больницы и морги? Прими мои соболезнования, я все еще жив.
Я фыркнул. Этого человека на том конце я хотел слышать в последнюю очередь.
— На завтра ничего не планируй. Мы вместе пойдем к врачу.
Вот же гнусный…
— Прости, пап, не выйдет. У меня дела, — я попытался добавить в голос немного раскаяния, но выходила только насмешка.
— Дела могут подождать. Это важнее…
— Я уже сказал, что свою ногу ни одному врачу не отдам. Даже под пытками, — я посерьезнел, а точнее просто придал такой оттенок моему голосу. Где-то внутри до сих пор слышались отголоски неудержимого дикого хохота.
— Я консультировался со специалистом и… — ну да, давайте все послушаем. — он сказал, что твое нежелание лечиться вызвано чем-то в твоем сознании. Врач оказался человеком приятным и согласился принять тебя в любое удобное время.
В его, если честно — уже надоевшем голосе было столько энтузиазма, оптимизма и воодушевления, что меня потянуло блевать.
— Во сколько за тобой завтра заехать?
Подавив рвотный порыв, я нашел в себе силы ответить.
— Как насчет без пяти минут никогда? — мне показалось, что я слышал, как сжались его кулаки на том конце. — Если я правильно тебя понял, то ты не собираешься открывать мне доступ к кислороду. Я не хочу лечиться. Мне вполне хорошо и так.
— Но тогда ты не согласишься на операцию.
— Да как до тебя не дойдет?! — рявкнул я, теряя терпение. — Я не буду исправлять ни мозги, ни тело. Меня все устраивает, слышишь?! Я не лягу на операционный стол и никогда не вернусь в спорт! Ни-ког-да!
Похоже я немного переборщил. Он сейчас взорвется.
— Я не позволю тебе загубить свою жизнь! Я не могу разрешить тебе поступать как вздумается только потому, что ты хочешь!
— По закону я имею право на жизнь, — я начал понемногу успокаиваться. — Ты, эгоистичный ублюдок, не можешь позволять себе так говорить. Я все сказал. Прошу, забудь мой номер.
— Я…
Я бросил трубку, а потом швырнул телефон в сторону. Тот ударился о стену, но не разбился. Противоударный корпус. Захочешь — не сломается.
Я, успевший встать на ноги, падаю на колени и кричу, почти вою. Я в ярости. Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу!!! Хочется рвать и метать, вымещать свой гнев на всем, что попадет под руку. Мое внимание привлекла стена, оклеенная черными обоями. С ней встретился мой кулак, потом второй и снова первый. Я бил, бил и бил, не прекращая попытки выгнать из своей головы ненавистный голос. «проблема кроется где-то в моем сознании» Бред! Я не псих, я не сумасшедший!
Кажется я выкрикнул последнее вслух. Громким эхом фраза отдалась в моей голове. Перед глазами начало темнеть. Я, кажется, отключаюсь. Нет, нет…
— Не спать!!!
Я бью себя по начинающей ныть голове, возвращая ясность все еще мешавшимся мыслям.
Когда я успел подняться на ноги и дойти до ванной? Не помню. В ящичке за зеркалом лежат лезвия и нити, тонкие полосы разномастных игл переливаются и играют в свете тусклой лампочки.
Лезвие проходит по белой ткани бинтов на руке, разрезая. Повязка падает на пол. Распарывается бледная кожа, на тот же пол, сперва стекая вниз по локтю, падает разделенная на отдельные капли кровь. Алая, словно заходящее солнце, исчезающее за горизонтом.
Я режу не вдоль, а поперек. Я не хочу умирать, совсем нет. Я просто хочу, чтобы мне было больно. Настолько, чтобы я не мог даже думать. О лишении возможности кричать, уже даже речи не шло.
Один, два, три, четыре, пять, шесть разрезов на левой руке. Я стою в лужице крови, рубашка, которую я не снял еще со школы — безнадежно испорчена. Недостаточно…
Мне мало!!!
Я откладываю лезвие и беру иголку с ниткой. Завязываю на конце последней небольшой узелок и делаю стежок, затем еще один и еще. Так ровно, что я невольно начинаю любоваться своей работой. Шесть длинных и довольно глубоких порезов зашиты белыми, стремительно приобретающими красный цвет нитками. Обычными, что продаются в швейных магазинчиках.
Завязываю еще один, последний узелок и выравниваю иглу. Я закрываю глаза и чувствую, как почти нестерпимая боль от руки передается всему телу. Я не кричу. С моих губ не срывается ни единого стона. Я просто не успеваю как-то показать, должно быть самому себе то, насколько мне больно, просто проваливаясь в забвение, утопая в липкой удушающей тьме.
От автора)
Дорогие мои читатели (если вы конечно есть). Я очень люблю писать. Ну просто ОЧЕНЬ, но пока еще не совсем освоилась в мире такого искусства. Я прошу вас, оставляйте комментарии, критику (ну, я типа промолчу про мое желание видеть лайки на своих работах). Для меня мнение вас, читателей, очень важно. Прошу, ну просто умоляю оставить пару слов.
P.s. Тапки принимаются. Желательно конечно, чтобы по мягче.
====== (7) Утро, драка, “я”, поцелуй и обещание. ======
Pov Антон.
Я проснулся оттого, что захотел есть. Честно. Ощущение отсутствия руки пришло после. Что вчера было? Помню школу и как договаривался с Максимом. Помню Перекресток и Кира, а потом звонок отца и…все. Что я успел натворить?
Поворачиваю голову и вижу свою руку. Меня бросает в дрожь. На самом запястье близко друг к другу шесть разрезов, зашитых швейными нитками. Вся рубашка в крови, на полу ситуация не лучше. Голова раскалывается, а костяшки пальцев стерты. Я словно стену колотил. Шатаясь поднимаюсь на ноги, опершись правой рукой на раковину. Достаю из шкафчика за зеркалом перекись и бинты. Пока набирается ванна пытаюсь промыть раны молча. Не выходит. Стон за стоном, порез за порезом. Разрезаю и вытаскиваю из своей руки нити. Нужно будет купить медицинские.
Кидаю в корзину джинсы, рубашку и трусы. Медленно опускаюсь в набранную ванну. Вода горячая. Держу пострадавшую руку на поверхности. Прикрываю глаза.
Какой сегодня день? А сейчас вообще день? Может воскресенье, а может уже понедельник. Не знаю сколько я провалялся без сознания. Сколько раз я говорил себе выбросить все. Лезвия, иглы, нити, спички. Я не хочу уродовать и без того не самое красивое тело. По крайней мере намеренно. То, когда я танцую не в счет. Как же меня достало собственное…я. Я ведь сам решаю, когда и что мне резать. Или не я?
Я сошел с ума.
Я не сумасшедший!
Мне нужно лечиться…
Даже не думай! Тебе хорошо и так, слышишь? Не игнорируй меня.
— Прочь из моей головы! — выкрикнул я, распахивая глаза.