И по делам твоим воздастся (СИ)

- Мои ключи все на месте. – Додала тетя. – И, кстати, ключи от флигеля были только одни – у меня. Петру они ни к чему, а те, которые принадлежали Дарье Любомировне, последней хозяйке флигеля, куда-то пропали еще тогда, после ее смерти. Найти их никто не смог, да мы и не особо искали, все же вывезли из особняка, красть там было нечего.
- А почему вывезли? - полюбопытствовал Георгий Федорович.
- По завещанию тети. Она все свое имущество, принадлежавшее лично ей, завещала детскому сиротскому приюту. – Вежливо отвечала тетушка.
- А ваш сторож, Степан, кажется, у него были ключи? – продолжил допрос Семен Михайлович.
- Нет, у Степана ключи только от ворот да от подсобных помещений, что находятся во дворе. – Я начала терять терпение. – Может, вы нам все же расскажете более подробно, что обнаружили? Что сказал доктор? Мы имеем право знать, это все же наш дом.
Семен Михайлович замялся, очередной раз поправил галстук и отчего-то оглянулся на Георгия Федоровича, тот вольготно, развалившись на диване, рассеяно оглядывал комнату, встретившись взглядом с другом, легонько пожал плечом.
- Думаю, Анастасия Павловна права, они с Анной Ивановной, имеют право знать, это действительно их дом. – Георгий Федорович изобразил легкий галантный поклон в сторону тети, тетушка вдруг залилась румянцем, кокетливо опустив глаза долу, как юная девица, чем немало меня удивила, и перевел свой насмешливый взгляд на меня, теперь уже краснеть начала я, понятия не имею почему. 
- Ну что же, – начал Семен Михайлович, – убили неизвестного одним ударом ножа в грудь, попали прямо в сердце. Нож женский. – На последнем слове сыщик сделал ударение и в упор посмотрел на меня. – Для резки бумаг. Видимо дорогой. Иван Иванович, а покажите его нам, может дамы опознают, сей предмет? 
Городовой вынул из кармана шинели бумажный пакет, аккуратно расправил, осторожно извлек из него нож и, подойдя бочком к письменному столу, положил передо мной. Мы с тетей нагнулись, едва не стукнувшись лбами, что бы лучше рассмотреть зловещий предмет. Нож меня поразил: рукоятка слоновой кости была сделана в виде дракона, тончайшая работа. Каждая чешуя украшена тонким узором, лапы и хвост образовывали основание, напоминавшие кинжал, голова с глазами-топазами увенчивала сие дивное творение, даже на обоюдоостром стальном блестящем лезвии был тонкий узор, повторяющий узоры в чешуйках дракона. Такие ножи, как правило, шли в паре с перьями или держателями печатей или чернильницами, в общем, составляли комплект канцелярских принадлежностей, где-то этому ножу должна быть пара. И комплект столь тонкой работы не купить даже в магазине Шапиро, скорее в ювелирных магазинах Фраерманов или Краснянских, если его вообще приобрели в Умэне.
Вдоволь насмотревшись, я откинулась назад, какое-то смутное воспоминание крутилось в моей голове, но далекий мираж не хотел приобретать четкие черты, и пришлось, отбросив сомнения ответить:
- Нет, я никогда не видела этот нож, но до чего тонкая работа.
Семен Михайлович перевел взгляд на тетю, она только пожала плечами, не отрывая взгляда от ножа-дракона.
- Нет, не видала. – Был короткий ответ.
Нашему сыщику оставалось только вздохнуть
- Тогда, если позволите, мы бы хотели опросить Ваших слуг, может, начнем с мужчин? 
- Всех мужчин в доме – дворецкий Петр, истопник Иван да сторож Степан, который вчера и поднял переполох, садовник, конюх и другие дворовые работники живут в деревне рядом и приходят только по необходимости, они вам вряд ли, что сообщат.
- Хорошо, зовите тех троих.
Я позвонила в колокольчик, через несколько минут все трое моих служащих выстроились в струнку в библиотеке. Допрашивать их Семен Михайлович поручил городовому Щуке. Иван Иванович, видимо желая, реабилитироваться перед начальством, за допрос взялся со всем рвением. Полчаса я слушала, с все возрастающим негодованием этот, так сказать опрос, но когда городовой перешел почти на крик, просто вынуждая моих бедных работников сознаться в убийстве, я сорвалась. В глазах все потемнело от злости, кресло отлетело в сторону и меня, наверно, было слышно за две версты.
- Как вы смеете обвинять моих работников в убийстве! К Вашему сведению, Иван, кроме всех прочих, исполняет обязанности истопника и каждый вечер, начиная еще до ужина, обходит все комнаты, где нужно растопить печь и еще котельная есть! У него нет минутки отдыха до самой ночи, мы бы все замерзли в своих постелях, если бы Иван был занят, чем-либо другим! Петр занимает должность дворецкого и почти не выходит из дома его пост в холле! А Степан…. У него руки трясутся, когда он поднимает ложку, не то что бы ставить лестницы в лютую метель! – я перевела дух, от крика запершило в горле, и уже тише продолжила: – посмотрите на этот нож. Неужели Вы думаете, что у моих бедных работников имеются такие дорогие предметы? Этот нож принадлежал кому-то весьма не бедному, да и у меня есть похожий.
Из ящика письменного стола я вынула свой нож для бумаг – стальное лезвие, выгнутое змейкой, рукоятка в виде скрипки, украшена перламутром и золотом. Он был не очень удобен, поэтому использовали мы больше нож мужа – простой, медный, скупо украшенный, чисто мужской, практичный предмет, его, я тоже выбросила на стол.
- Вот прошу полюбоваться, наши канцелярские ножи все на месте. – И, выпустив пар, хлопнулась назад в кресло. Мое выступление, явно произвело впечатление: на лицах работников светилась такая благодарность, что можно было осветить ею весь дом; Семен Михайлович и Георгий Федорович смотрели на меня со смесью удивления и восхищения; тетушка с одобрением, а городовой обмер от такого нападения.
Молчание затянулось. Первым пришел в себя Семен Михайлович, неловко встав со стула, он очередной раз дернул галстук, бросил свирепый взгляд на городового и произнес:
- Простите нас Анастасия Павловна, мой подчиненный, несколько перешел границы, но все же мы должны опросить всех в доме и я возьму эту обязанность на себя, если позволите.
Тут вмешалась тетушка:
-Семен Михайлович, думаю, лучше собрать всех в кухне, там Вам будет удобней и легче с ними говорить, я провожу – и быстренько вскочив, подбежала к двери. Произошла очередная заминка, ибо Петр, не забывающий свои обязанности, кинулся наперерез, очевидно желая открыть тете дверь, едва не столкнулся с нею, тетушка притормозила, а Петр превзошел самого себя в проворстве и, Слава Богу, удалось избежать столкновений. Со всем возможным достоинством, тетушка выплыла первой, за ней вышел коллежский секретарь, потом городовой, Иван и Степан, помявшись и получив утвердительный кивок от меня, тихо удалились следом, Петр аккуратно закрыл дверь. Я глубоко вздохнула, расслабилась и только в этот момент поняла, что осталась одна в библиотеке… с Георгием Федоровичем.
Первым заговорил он:
- Я вижу у вас в доме центральное отопление.
Это неординарное замечание сбило меня с толку совершенно. Перейти от мыслей об убийстве к техническому прогрессу оказалось довольно сложно, я медлила с ответом. Встала, подошла к портрету своего мужа, висевшему в простенке между окнами, внимательно в него всмотрелась. Портрет был написан не очень талантливым художником, с точностью копировавшей оригинал, не был зеркалом души, как творения великих живописцев. Миша смотрел на меня, со своей обычной, искренней улыбкой, полное лицо, карие глаза, пышные усы, густая, русая шевелюра. Неожиданно, даже для себя заговорила:
- Мой муж был увлекающимся человеком, особенно ему нравились, всякие технические новики. Свой медовый месяц мы начали в гостинице «Европейская» в Киеве, водяное отопление совершенно очаровало моего мужа, сколько я не пыталась ему объяснить, что это дорогой отель, где номера сдаются за баснословные деньги, что у нас небольшое поместье и трудно осилить такие расходы муж не желал меня слушать. Он заказал на Петербургском металлическом заводе систему водяного отопления. В котельной построили специальную печь, мой муж очень увлекся этим делом, усовершенствовал насколько мог циркуляцию воды в системе. Трубы эти изуродовали весь дом, котел в первую зиму за месяц сожрал весь запас угля, многие детали, заказывались в Германии, от того все это стало еще дороже, а между тем мужу за полгода все надоело. – Я замолчала, погрузившись в воспоминания.