Каменный клинок

— Вовкина школа… — растерянно посмотрел на меня Олег. — И куда его теперь, с таким словарным запасом?
— Сначала на Арену… Чтобы мне накололи такую же вершину, как у тети Хвостика, потом надо вызвать дядю Джо, потом…
— А Деда тебе мало? — ухмыльнулся Коренев. — И нафиг тебе наколка? Сейчас такие не в моде…
— Че, правда? — растерялся ребенок. — А… почему Глазу нравится?
— Ему нравится тетя Беата. В любом виде. А не ее наколка… — вмешалась я. — И потом, помнится, ты недавно мечтал о спецслужбе?
— Угу, и сейчас тоже мечтаю… Дядя Сема сказал, что в восемнадцать лет, если я не выросту лохом, меня призовут в армию…
— В спецслужбу с наколками не берут… — хихикнула я. — А чтобы вырасти лохом в такой компании, тебе придется сильно постараться.
— Это как? — не понял ребенок.
— Слышь, мать, а мы сегодня обедать будем или как? — перебив сына, вдруг поинтересовался Олежка. — А то вы меня что-то загоняли.
— Я бы тебя покормила, да ноги чего-то не держат… — закусив губу, улыбнулась я.
— Вот если ты меня отнесешь на кухню, то я дам команду принести ужин сюда…
— А колокольчик? — Самир сорвался с места и вцепился в торчащий из-за портьеры шнурок. — Ты что, забыла? Два раза дернешь, и появится дворецкий!!!
Олег, посмотрев на мое расстроенное лицо, расхохотался:
— Эх ты, такие вещи забываешь… Ладно, не расстраивайся — скоро у ребенка тренировка…
— А причем тут она? — сын заинтересованно посмотрел на меня, потом на отца и помрачнел: — Опять обниматься будете? И не надоедает?
— Ни капельки! — честно призналась я и облизнулась…
Олег ел торопливо, словно в походе, и постоянно к чему-то прислушивался.
Сообразив, что это всего-навсего привычка, я неожиданно для себя тяжело вздохнула и еле удержала подступающие к глазам слезы: это безумное бесконечное приключение сделало из него параноика.
— И когда это только закончится? — подумала я, и тут же ответила: — Увы, никогда.
Избранный, блин… И что делать?
Делать было нечего — приходилось привыкать и стараться не портить кровь ни ему, ни себе: время, которое он урвал перед очередной поездкой, надо было использовать на полную катушку.
Откровенно говоря, для того, чтобы это понять, у меня ушло довольно много времени: еще в первый день после возвращения с Румейна, когда он выбирался из регенератора, я была готова вцепиться в глотку любому, кто намекнул бы ему, что надо опять куда-то ломиться. И еле сдерживала бешенство при любой попытке кого бы то ни было открыть рот — страх потерять мужа был такой сильный, что у меня тряслись поджилки. А на следующее утро меня вдруг накрыло: …Вовка, поблескивая испариной на лбу — последствием слабости после лечения, несся по коридору, увешанный оружием, и привычно переругивался с одетой по-походному Беатой:
— Ты гонишь! Прикинь, пацанва прониклась, ждет результата разборок, а я, херак, и ушел в нирвану? Это не по понятиям! А прикинь, припрусь я к ним со своими проблемами, а они мне скажут: «А хрен тебе, кидала, в натуре! И будут правы!
— Ну, я не против, чтобы ты перетер с Митрихом и этими, как их, Опоссумами. И Рыжика с Будильником пристроить надо. Но не сразу же после регенератора?
— А когда? Ты про маляву Кириллова слышала? Там тоже напряги начинаются. Так что времени у нас мало… Надо шевелить костями и отпустить ручник…
— А ты с Эолом говорил? На тачку надеяться можно? — вздохнув, поинтересовалась Беата, и тут они скрылись за поворотом.
— Куда это они? — спросила я у выходящего из комнаты Олега и пересказала услышанный разговор.
— Наверное, обратно на Румейн. Вовка прав — уйти по-английски будет не по-мужски.
Как там, у Сент-Экзюпери? Мы в ответе за тех, кого приручили?
— А… почему он не спросил тебя? — зачем-то спросила я.
— Меня? А я причем? — удивился Коренев. — Это его люди. Его ответственность. И он сам взвалил ее на себя.
— Понятно… — ничего не понимая, пробормотала я и повела его к ангару, откуда Эол обещал отвезти нас в Аниор.
Всю дорогу до дома я просидела молча, сжимая в ладонях руку мужа. И думала. А перед самыми городскими стенами меня будто молнией ударило: они, мужчины, жили по своим законам, и не собирались их менять ни при каких обстоятельствах! А, значит, надеяться на то, что Олежка пропустит мимо ушей фразу про помощь Кириллову, было глупо!!!
В тот момент мне жутко захотелось устроить истерику, но комитет по нашей встрече, состоящий из Самирчика, Маныша и Лойши, стоящих на крыше дворца, заставил меня сдержаться. А посещение «Метлы» и, в частности, выступление Лонора-барда заставило мое отчаяние забиться куда-то далеко вглубь моего сознания, вытащив на его место что-то вроде помеси надежды и фатализма: …Воин он. И он живет на грани…
Боль твоя, — лишь тень того, что там — Ветер, шевельнув кусты герани вдовий крик несет по городам…
Меч в руке — не символ и не кара — он, шагнув врагу наперерез И, ответив на удар ударом сбережет кому-то жизнь и честь…
Да, ночами спать бывает страшно: как, вернется? Но, пока он жив твой сосед возделывает пашню, детвора смеется от души… …Там, вдали, ему не много надо — знать, что ты скучаешь у окна…
Мыслей и надежд его услада верная, любимая жена…
Лонор пел долго. Почти до рассвета. И, что самое страшное, каждая его песня цепляла за душу, и заставляла о чем-то думать. О любви, о детях, о друзьях и о врагах. И к утру я, до предела опустошенная морально, вдруг поняла, что ГОТОВА его ждать. Молча. Безропотно. Столько, сколько нужно. Потому, что таких мало.
Ведь если не он, то кто? И… по дороге во дворец высказала все это Олегу. Одним безумным монологом…
А он, внимательно выслушав все, что я несла, улыбнулся, прижал к себе, уткнулся носом мне в шею и пробормотал:
— Спасибо, Машутка! Только ты забыла одну вещь! Ты — тоже воин! Хоть и маленький, но чертовски симпатичный! И я хочу, чтобы ты была рядом… Тогда, когда есть такая возможность…
И вот теперь, глядя на то, как он ест, я не считала дни, оставшиеся до перехода на Землю, а радовалась каждой проведенной с мужем минуте, и впитывала в себя его тепло… Так, как никогда раньше… Может быть, это и была Любовь?
 
Глава 5. Филиппова Анна Константиновна
Карина Геворковна появилась с получасовым опозданием. Царственно кивнув Людочке, она устало рухнула в кресло, критически осмотрела себя в зеркале и только тогда заметила Филиппову:
— Ой, здравствуйте, Анна Константиновна! А я вас и не заметила! Вы выглядите очень уставшей… У вас что-то случилось?
— У меня? У меня ничего… А вот с дочерью все не так… — тяжело вздохнув, чтобы стала понятна степень ее озабоченности проблемами, возникшими в семье зятя, Филиппова с сомнением в глазах посмотрела на подругу.
— Это очень личное? — правильно растолковав ее взгляд, Карина Геворковна всплеснула руками и попыталась наморщить лоб. Что, после инъекций ботокса выглядело даже забавно. — Если так, то рассказывать не стоит, хотя, по-моему, подруги существуют именно для того, чтобы помогать в трудную минуту, не так ли?
Хотя бы советом…
— Вы, конечно же, правы… — снова вздохнула Анна Константиновна, и кинула взгляд на сумочку госпожи Григорян, небрежно брошенную на стоящее рядом с нею синее креслице. «Опять новый Вьюитон? — сокрушенно подумала женщина. — За ней не угонишься»…
— От этих детей вечно одни неприятности… Вот если бы им хватало мозгов слушать своих родителей — глядишь, и им, и нам было бы намного легче… — глядя в зеркало на суетящуюся над ее прической Людочку, Карина Геворковна смахнула с платья невидимую пылинку и пару раз моргнула.
— Новая тушь наверняка… — позавидовала Филиппова. И, постаравшись сделать голос как можно более расстроенным, пробормотала: — Эх, милая моя, вы совершенно правы! Сколько раз я пыталась помогать моему беспутному зятю, и все бестолку — он почему-то считает, что прислушиваться к мнению умудренных жизненным опытом родственников ниже его достоинства! А ведь я ему не враг! Мало того, благосостояние семьи моей единственной дочери заботит меня не меньше, чем его! И даже сейчас, когда в мире бушует финансовый кризис, когда миллионы людей в одночасье теряют все свои сбережения, он и не пытается снизить свои финансовые риски!