Ричард и Великие Маги
– Сколько человек в отряде?
– Было семьдесят, – ответил он мертвым от усталости голосом, – теперь пятеро.
– Наберите полный состав, – распорядился я величественно. – Вы не оставили свой пост, доказав верность закону и порядку, потому назначаю вас… как вас зовут?
Он ответил все еще с недоверием:
– Титус.
– Теперь сэр Титус, – сказал я. – За стойкость и верность доблестный воин Титус пожалован титулом рыцаря с удвоением жалованья и назначен командующим всей охраной столицы… Кстати, как ее зовут?
Он вздрогнул, посмотрел на меня дикими глазами.
– Сэр…
– Это же столица? – спросил я. – Или мы промахнулись на пару тысяч миль?
Он побледнел, лицо заострилось, а синими губами едва выговорил:
– Волсингсбор…
– Волсингсбор, – повторил я. – Ничего так название. Миленькое! Продолжайте бдить и нести почетную службу во имя императора и социалистической законности, сэр Титус!
За нами под аркой ворот промчались, опережая нас на пути к зданиям дворца, легкие конники Норберта. Следом начала вливаться закованная в сталь тяжелая рыцарская конница Макса, то бишь Максимилиана фон Брандесгерта, графа Стоунширского, а теперь уже и герцога, самого молодого из моих военачальников.
Альбрехт вздохнул свободнее, даже начал сдержанно посмеиваться: все идет не просто хорошо, а как-то слишком хорошо. Никто не бросился в атаку, как предостерегал Норберт и надеялся сэр Растер, в городе не видно пожаров, хотя вообще-то деревянных домов нет, но даже трупов по обочинам дороги не так уж и много в опустевшем городе.
– Хороший ход, – сказал он одобрительно. – Сразу в рыцари!
– Он заслужил, – ответил я. – А как иначе?.. Верные порядку должны быть вознаграждены и повышены, чтобы и других приучали. Добродетель должна вознаграждаться.
– А вы получаете сторонников, – уточнил он с некоторой ехидцей.
– Это всего лишь укрепление власти, – пояснил я. – Все законно.
– А закон у нас вы, – добавил он совсем невинным голосом.
– Правда здорово? – сказал я бодро.
Дороги вымощены плитами от дома и до дома, город чист, хотя не просто огромен, а исполински огромен. Но странность в том, что вовсе не видно домов простых ремесленников, в то время как в Солнечном городе, столице королевства Монтегю и самой империи Германа Третьего, их почти треть. Правда, трети тоже маловато, на одного вельможу или просто знатного должно приходиться не меньше двух десятков из так называемого обслуживающего персонала, этого и в помине нет в Солнечном городе.
Альбрехт по-прежнему держится справа, это его почетное место, брови уже сдвинуты, на лице легкая тень недоумения, что-то неладное все-таки заметил.
– Здесь либо магов больше, – сказал я, – либо император заставляет их заниматься бытом, а не высокими изысканиями.
– Тоже ухватили? – обронил он легко.
– Вы же заметили, герцог!
Он сказал с полуулыбкой:
– Я человек взрослый, а вы должны больше замечать толщину стен, укреплений, количество вражеской армии… Хотя, конечно, вы все еще нечто непонятное, сэр Ричард. Посмотреть бы, что за старые книги читали.
– Спасибо, – ответил я так же легко. – Мне нравится быть таким задумчивым, таким загадочным… Думаю, простой люд обитает в жилищах, которые нам по простоте душевной и христианскому смирению кажутся домами для благородного сословия. Это, конечно, не делает их счастливее, все познается в сравнении. Думаю, их нынешние благородные на такой же дистанции от простых, как и в империи Германа.
– И дальше, – заметил он трезво, – чем у нас на Севере.
– Да, – согласился я. – У нас все еще милая патриархальщина.
Он вскинул брови.
– Это плохо? У вас это звучит с каким-то оттенком.
– Детство, – сказал я, – всегда милое, но когда-то надо вырастать из коротких штанишек.
Он спросил несколько натянуто:
– Здесь… выросли?
– Увы, – ответил я, – выросли. Правда, это не значит, что выросли в достойных людей. Или недостойных, но нам приемлемых. Но что выросли, это несомненно. И с этим придется считаться.
– Насколько?
– Увидим, – пообещал я с тяжелым сердцем.
Квартал за кварталом остаются за спиной, город местами выглядит как только что оставленный вражеской армией, но в других местах жители явно сумели наладить самооборону, а люди Норберта, ворвавшиеся в город первыми, как-то убедили, что регулярная армия не грабит, жители отныне под защитой, но если на проезжающие отряды кто-то бросит хотя бы камень, тот дом сожгут вместе с людьми.
Альбрехт старается не выказывать настороженности, но ладонь его то и дело проходит над рукоятью меча, а края плаща подвернул, чтобы ничто не помешало выхватить клинок.
Где-то в центре города на храпящем коне навстречу выметнулся один из разведчиков Норберта.
– Сэр Ричард!.. – прокричал он ликующе. – Город в наших руках!.. Уже весь!
Я кивнул, дескать, ух ты, здорово, Альбрехт буркнул тихонько:
– Удивил. Вся империя в наших.
– Не мешайте радоваться, – упрекнул я.
– Это не наша заслуга, – сказал Альбрехт трезво. – Местная армия лишилась командиров, город никто не защищает. Сэр Ричард?
– Что, – спросил я, – вам непонятно? Прем к дворцу императора Скагеррака Сорок Восьмого. Как бы в гости. Но только как бы.
Он сказал со злым подъемом:
– Посмотрим, как живут императоры, посмотрим.
– Вам дворца императора Германа мало?
– Нужно сравнить, – сказал он бодро. – Эх, сэр Ричард… что за жизнь вы нам всем устроили! Это же сказка, а не жизнь. Правда, страшная, но зато будет что рассказать, когда вернемся. Пусть им тоже кошмары снятся! Мы им та-а-акого нарасскажем. С вашей легкой руки мы тоже почти поэты. Особенно сэр Растер.
Я смолчал, а он что-то прочел в моем молчании, повернулся в седле всем корпусом.
– Сэр Ричард?
– Вернемся, вернемся, – заверил я. – Только не так быстро, как вот прямо сейчас кажется.
– Будет война?
– Точно, – сказал я. – Война цивилизаций.
– Серьезная?
– Сшибка и взаимопроникновение, – ответил я загадочно.
Дома красиво разошлись, впереди распахнулась широкая и праздничная площадь. Бобик подобно черному урагану унесся на ту сторону, там за высокой ажурной оградой из кованого металла высятся за цветущими деревьями громады императорского дворца.
Альбрехт приподнялся в стременах и вскрикнул со злым весельем:
– Кажется, мы вовремя!
Высокая ограда облеплена орущим народом, снизу подпирает толпа, самые отважные перебираются через острые наконечники, оставляя клочья одежды, а то и мяса, срываются на ту сторону.
Я с трудом рассмотрел там редеющую цепь дворцовой стражи. Одни тычут остриями алебард между прутьями решетки, другие всаживают клинки в тех, кто ухитрился перебраться через ограду на территорию дворцового сада.
Слева с пиками в руках налетела конница Чекарда, Альбрехт повернулся ко мне:
– А мы?
– Нужно показать, – ответил я, – что мы на стороне законности. Императоры всех стран, объединяйтесь!
Он моментально выхватил меч и аристократично молча ринулся на осаждавших со спины. Я чуть замешкался с выбором оружия, а затем в мою ладонь с размаху впечаталась холодная рукоять меча, длинного и чуть расширяющегося на конце.
От лезвия и даже рукояти пошел недобрый зеленый свет, словно я сжимаю в руке холодное пламя, непонятное и потому особенно опасное.
Альбрехт успел зарубить двух, я же только вскинул клинок над головой, но получилось вообще-то театрально красиво.
Конники Норберта пронеслись вдоль ограды словно ураган, сметающий опавшие листья, за ними остались кучи трупов и просто разбросанные тела.
Еще с десяток пробовали отползти, но разведчики по взмаху руки Чекарда хладнокровно добили их и помчались вслед за своим командиром.
С той стороны ограды солдаты в форме императорской гвардии, что выглядит для моих орлов такой смешной, измученные и с помятыми кирасами, смотрят между металлическими прутьями с угрюмой обреченностью.