Татуировка герцога

— Отлично задумано, ваша светлость. Но этого я вам не открою, и даже не пытайтесь склонить автора писать то, что вам нравится. Хотя сомневаюсь, что вам бы это удалось. Я не посылаю трусов в логово льва.
Из этих слов Уиклифф сделал вывод, что автор — мужчина. Ни один приличный человек, претендующий на звание джентльмена, не способен отправить женщину в самый непристойный и опасный дом в Лондоне.
— Автор меня не волнует. Как и любого герцога, — с намеренной снисходительностью произнес Уиклифф. И со смехом добавил: — Можете прислать свою барышню записать то, что я надиктую.
— Так я и сделаю, — пробурчал Найтли, осушив стакан.
Глава 16, в которой посеяны семена
Оранжерея в Уиклифф-Хаусе
Элиза в гостиной услышала звонок, но поскольку еще не выучила, какой звук соответствует какой комнате, то опрометью метнулась в кладовую дворецкого, чтобы определить, куда ее вызывают. А потом помчалась в оранжерею, поскольку именно там его светлость ждал служанку.
Она прибежала задыхаясь, что частенько случалось в последнее время. Элиза бегала туда-сюда, опаздывала и тревожилась, что ее поймают. Однако публикация на второй странице стоит того, чтобы не жаловаться.
Ну и ну! Только бы сердце так не стучало, ведь оно чуть не лопалось от гордости.
Но когда вызывает герцог, не имеет значения, что она прибежит задыхаясь, поскольку это продлится несколько мгновений, пока его взгляд или нежность не произведут на нее иной, прекрасный и тревожный, эффект.
Она увидела Уиклиффа сквозь густые заросли. В оранжерее жарко, воздух нагревала большая печь. Помещение густо заставлено необычными растениями и деревьями, которые загораживали вид. Пробираясь между растениями, Элиза увидела Уиклиффа за работой: он еще не знал, что не один.
Отброшенные от лица волосы небрежно завязаны бечевкой. На золотой серьге играет солнечный лучик. Губы чуть приоткрыты — он полностью сосредоточен на работе.
Элиза обошла апельсин в глиняном горшке, потом какие-то растения, и герцог оказался полностью у нее на виду. Он стоял у высокого стола, заставленного разнообразными горшками, руки у него были в грязи.
Рукава, закатанные выше локтя, открывали черные змеящиеся линии татуировки, которые казались живыми, когда он напрягал мускулы. Элиза стояла как зачарованная. Как дурочка. Стояла и не сводила с его рук влюбленных глаз, пока герцог не заметил ее присутствия.
— Вы звали? — спросила она, напомнив им обоим, почему она здесь.
— Мне нужна помощь. — Уиклифф отодвинулся, давая ей место у стола.
Элиза подозревала, что подобная работа не относится к типичным обязанностям лондонских горничных. Но она не станет возражать, поскольку это даст материал для ее колонки.
Раздобыть историю. Врезавшийся в память голос Найтли подгонял ее.
Она видела десятки горшков и бумажные пакетики, небрежно надписанные, должно быть, рукой герцога. Элиза разобрала латинские названия и описания.
— У меня мало опыта работы с растениями, поскольку я родилась и выросла в Лондоне, — сказала она. — Все мои познания о природе ограничиваются Гайд-парком. И этой оранжереей.
— Это нетрудно. Я вам покажу.
Ну конечно, ему нужно было сказать это с такой улыбкой, от которой любую девушку бросило бы в жар. С той улыбкой, какой улыбнулся ей на днях. Но ничего не должно повториться, как бы она ни изголодалась по нему.
Элиза закатала рукава, и от нее не укрылось, что взгляд герцога задержался на ее голых руках чуть дольше, чем необходимо или прилично. Но он быстро отвел глаза.
Он желает ее? Почему это доставляет ей такое удовольствие?
— Просто нужно сделать маленькую дырочку в земле, положить туда несколько семечек и засыпать.
Земля под ее руками была прохладной и мягкой, приятная замена горячей мыльной воде или пыльной тряпке.
— Где вы этому научились? — спросила Элиза, и не потому, что она корреспондент с секретной миссией, но потому, что искренне интересовалась Уиклиффом. Сколько герцогов сами хозяйничают в своих оранжереях? Она готова держать пари, что единицы.
— У садовников в наших загородных поместьях. Мои гувернантки часто пренебрегали своими обязанностями, занятые другими делами, — объяснил Уиклифф. Его жаркий озорной взгляд сказал Элизе, какие дела он имел в виду. — Мальчишкой я болтался повсюду и прилагал все усилия, чтобы перемазаться. И частенько в этом преуспевал.
— Осмелюсь сказать, большинство герцогов на это не способны. — Элиза подумала о Брэндоне, муже Софи, обладателе двух герцогских титулов сразу, который был образцовым герцогом, исполненным сознания долга, строгим в вопросах нравственности и морали. И не пачкался в грязи.
— Всем известно, что я не такой, как большинство герцогов, — заметил Уиклифф.
По мнению Элизы, это было сильное преуменьшение. Не сказать, что она знала много герцогов. Она просто знала, что таких, как он, нет.
— Вы наслаждались большей свободой, чем другие, — сказала она.
— К сожалению, мне не хватало дисциплины, как и большинству Уиклиффов. Но это как посмотреть, — добавил он и мимоходом попросил: — Подайте мне Gardenia taitensis.
Элиза колебалась. Чтобы сохранить образ простоватой горничной, нельзя показать, что она умеет читать, особенно по-латыни.
Нужно притвориться глуповатой. Но только сейчас. Она гордая женщина, особенно когда дело касалось ее писательского таланта и когда она хотела произвести впечатление на Уиклиффа.
«Почему мне так важно произвести впечатление?» — задавалась вопросом Элиза. Может быть только одна причина...
Глаза герцога задержались на ее лице. И от этого ее щеки зарозовели, как цветущий рядом адениум, пустынная роза. Какое-то незнакомое чувство охватило Элизу... Ее волновало, что этот герцог подумает о ней, а это могло означать только одно...
Пока она мялась, сбитая с толку своими ощущениями, Уиклифф потянулся мимо нее за Gardenia taitensis. И снова задел ее. Элиза ощутила это каждой клеточкой.
— Для чего все это? — спросила она.
— Я могу, конечно, произвести впечатление на Королевское научное общество, продемонстрировав им надменные повадки герцога, но я предпочитаю показать, что эти ученые мужи могут получить, снарядив мою следующую экспедицию. Я собрал обширную коллекцию семян, которая будет крайне полезна для Англии.
— Думаю, в свободное время, когда не ублажали женщин в султанском гареме? — поддразнила Элиза.
— Исследователю очень важно познакомиться с местной флорой, фауной и... женщинами, — добавил Уиклифф.
И снова озорная вспышка в его глазах, быстрая улыбка. Элиза жадно ловила эти игривые взгляды.
— И все во имя благородной цели, во имя исследований, — заметила она, вернувшись к посеву семян. Герцог не предается праздности целыми днями. Он делает что-то важное. Нужно отметить это в статье.
— Именно, — согласился он. — Рад видеть, что вы здравомыслящая женщина. Это как редкий цветок.
— Не знаю, как расценивать ваши слова: как комплимент или как оскорбление, — ответила Элиза, хотя ее сердце прыгало от радости, потому что он явно не считал ее безмозглой пустышкой.
— Сочтите это комплиментом. Вот увидите, жизнь для вас станет гораздо легче.
— Вы так воспринимаете газетную статью о вас?
Слова слетели с ее языка раньше, чем Элиза успела обдумать, стоит ли их произносить. Это опасная тема. Но ее уже не отпускали какие-то острые, болезненные приступы. Что это: чувство вины? Или ее укоряет ее совесть?
— Вы читаете газету? — Уиклифф вопросительно взглянул на нее.
Вероятно, он отлично умеет вести допрос. Не нужно было вовсе об этом упоминать. «Не теряй голову!» — одернула себя Элиза, глядя на проступавший сквозь белую рубашку абрис его мускулистой груди и татуировку у шеи. Хотя ее не оставляла мысль о поцелуе, который так искушал ее.
— Ваша светлость, весь Лондон это читает или говорит об этом, включая всю вашу прислугу. Жизнь для вас станет гораздо легче, если вы примете сплетни как неизбежность. — Она попыталась рассмеяться, но Уиклифф ее не поддержал.