Татуировка герцога

Никогда еще пол не мели так тщательно. Элиза не могла отвести от него глаз. Она, будто наяву, увидела все, что написала о нем. Каждое оскорбительное и дискредитирующее его слово.
— Если уж они не в силах переключиться на другую тему, то по крайней мере этот злобный и подлый автор мог бы написать хоть что-то приличное... Ведь если говорить всерьез, я совершил грандиозное дело. А не болтался со шлюхами по континентам.
— Мне было бы любопытно узнать о ваших приключениях, ваша светлость, — перестала махать веником Элиза.
— Я освободил судно с рабами в Индийском океане, — начал Уиклифф.
В тщетной надежде Элиза тайком огляделась: хорошо бы кто еще услышал его сейчас. Если она единственная узнает о подвигах герцога, она не сможет это опубликовать.
Но поблизости, конечно, никого не было. И она одна слушала о его благородных подвигах, с горечью сознавая, что не сможет написать ни одного слова, не разоблачив себя.
— Я пережил кораблекрушения и провел захваченный пиратский корабль вокруг мыса Горн. Я собрал растения, которые высоко оценены королем и высаживаются теперь в садах Кью по всей Англии. Я спас нескольких женщин от неудачного брака, потопил военный французский корабль, договорился с каннибалами об освобождении команды Берка, спас Харлана от акулы... по крайней мере, большую его часть, — иронически добавил герцог. — Я действительно провел ночь в гареме, прежде чем освободить похищенную английскую барышню, пока она не потеряла невинность. И самое главное, я делал все это дипломатично, с честью и достоинством куда большими, чем это можно сказать о королевском флоте.
Выражение «благоговейный трепет» даже отдаленно не могло описать то, что испытывала Элиза. Как и «крайняя досада». Как и «восхищение» и «обожание», хотя все эти слова вертелись у нее в голове. Сердце ее тяжело стучало, совесть колоколом била тревогу.
Герцог — поразительный искатель приключений. Он ходячий скандал и не рад своему титулу, но это человек, который живет настоящей жизнью. Элиза вспомнила о своих собственных злоключениях в этом маленьком, хоть и шумном уголке мира. В ее жизни было больше волнующего, чем у большинства женщин. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, о чем сейчас рассказывал герцог. Как замечательно было бы присоединиться к нему!..
— Далеко за пределами лондонского горизонта лежит целый мир, я видел его, плыл по его морям, изучал его. Представить не могу, как человек вроде Бэзила выходит из дома только в клуб и на какие-то вечеринки, не чувствуя, что попусту растрачивает драгоценные мгновения своей жизни.
— Сначала я не совсем понимала, почему вы не хотите спокойно жить в Англии, — сказала она. — Быть герцогом. Но теперь начинаю понимать.
— Вы никогда не путешествовали?
— Однажды. В Брайтон.
Проклятая поездка в Брайтон! Если и было что-то, о чем она сожалела...
— Ах да, — припомнил он. — И эта поездка не привила вам вкуса к приключениям и путешествиям?
— Она едва не погубила меня, — сказала Элиза, но герцог, похоже, не заметил горькой нотки в ее голосе. И слава Богу! Ей даже думать не хотелось об этом так называемом путешествии.
— Все дело в красоте. Когда знаешь, как широк и прекрасен мир, Лондон кажется сырой темницей. Оставаться здесь невозможно. Погибельно. Как будто я могу довольствоваться жизнью, порхая с одного бала на другой...
Она понимала: светская суета может наскучить... Но сейчас, когда герцог вещал об этих оковах своей жизни, Элиза не испытывала вины за то, что написала. Она смело перебила его:
— Некоторые из нас, ваша светлость, были бы счастливы поскучать в модных нарядах на роскошных балах с вальсами и шампанским.
— Я осел, — решительно проговорил Уиклифф, вдруг сообразив, кому он жалуется на свои привилегии — скромной служанке. — Примите мои искренние извинения.
— Вам не за что извиняться, — сказала Элиза, ей хотелось быть приятной, к тому же ее цель была достигнута.
— Я бы взял вас на бал, да вы едва ли захотите пойти со мной, — шутливо проговорил он и, забрав у нее метлу, поставил ее к стене. — Вместо этого... Элиза, вы любите вальс? — спросил он, склонившись перед ней в великолепном поклоне.
У нее вырвался короткий смешок. Подумать только, герцог приглашает на танец ее, простую служанку.
— Сейчас? — Она снова нервно засмеялась.
— У вас есть неотложные дела? — спросил Уиклифф, явно ожидая ответа «нет». Она — его служанка, и ей положено весь день быть всецело в его распоряжении. Какие у нее еще могут быть заботы, кроме его дел?
Конечно, нужно быть сумасшедшей, чтобы отказаться от такого предложения.
Уиклифф притянул ее к себе, положил теплую ладонь ей на талию и взял ее руку в свою. Он наклонил голову, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. Его карие глаза, темные, с искоркой тайны и озорства, были теперь совсем близко.
— Вы готовы? — спросил он бархатистым голосом опытного повесы.
Прежде чем Элиза успела ответить «да» или «нет», он повел ее в вальсе по галерее. Музыки не было, но она им была не нужна. Раз, два, три...
Герцог вел ее вокруг дивана, накрытого белым чехлом, вокруг стола и стульев, тоже накрытых. А потом Элиза уже ничего не замечала. Раз, два, три...
Ворот его рубашки был распахнут, Элиза видела его загорелую кожу и боролась с желанием прижаться к ней губами, попробовать его на вкус. Боясь собственного порыва, она закусила нижнюю губу.
А потом совершила ошибку, прикрыв глаза.
Так она чувствовала его прикосновение более остро — жар его кожи, властность хватки. Она вдыхала его запах: простое мыло, виски, еще что-то, не поддающееся описанию, но присущее только ему. От этого запаха ее охватывало радостное легкомыслие. Можно вообразить, что она не служанка или предающая его корреспондентка, а просто женщина, достойная быть любимой.
Открыв глаза, Элиза увидела жадный взгляд герцога. Почувствовала его по своему затрепетавшему сердцу и зачастившему пульсу.
Она тут же подумала: нужно быть безумной, чтобы принять предложение Уиклиффа повальсировать, потому что... так можно, например, подумать, что он хочет ее.
Они продолжали танцевать, единственными звуками были их шаги и стук ее сердца. Потом Элиза почувствовала, что у герцога перехватило дыхание, и они внезапно остановились. Она ткнулась в его сильный татуированный торс, и Уиклифф покровительственно придержал ее.
— Ваша светлость, — произнес Саддлер.
Элиза отважилась взглянуть на него и увидела на его лице откровенное неодобрение. Разве дворецкому не полагается постоянно сохранять невозмутимый вид?
— Вам срочное послание, ваша светлость. От леди Шакли.
Глава 19 Визит Монро Берка
Позже в библиотеке
Уиклифф, заложив руки за спину, смотрел в окно. Харлан развалился в кресле и попыхивал сигарой. Карты были оставлены, поскольку явился визитер.
— Мистер Берк, — объявил Саддлер и исчез так же бесшумно, как и появился.
Уиклифф подумал было отказать гостю, но любопытство пересилило.
— Ты не собираешься меня поздравить? — спросил Берк, неторопливо входя в комнату. Он явился без приглашения. Скорее всего, чтобы позлорадствовать.
— Возможно, джентльмен так и поступил бы. — Уиклифф повернулся к своему другу-предателю. — Но газеты напомнили мне, что я не джентльмен. Так что нет, поздравлений не будет.
— Брось, Уиклифф! Умей проигрывать достойно. Берк попытался рассмеяться, но смех получился натянутый. Харлан выпустил сизое облачко дыма. Шагнув вперед, Уиклифф горько сказал:
— Я считал тебя другом.
— Ты думаешь, ты единственный, чей взгляд обращен к Тимбукту? Когда на кону десять тысяч, все, кому не лень, готовы броситься в Африку.
— Я не сообразил, что твои взоры обращены туда же. Но с другой стороны, разве мы не обсуждали планы моего путешествия? Пространно и подробно. Месяцами.
Они именно так и делали. Харлан, сидевший в кресле, согласно кивнул.
Путь от Таити до Лондона долгий, и они втроем вместе ели, выпивали, играли в карты, курили под яркими звездными небесами. И разговаривали. Намерение Уиклиффа первым достичь Тимбукту и вернуться было едва ли не постоянной темой их разговоров. Во всех подробностях — маршрут, необходимые запасы, языки, стратегия, традиции, племена, с которыми придется столкнуться. Берк отнял у него эти знания и эту мечту.