Кровь Асахейма

«Хьортур бы начал браниться из-за этого. Он бы переполошил воем весь Клык, но получил бы то, чего хотел».
Он сжал кулаки, крепко сдавив внутреннее покрытие латных перчаток.
Он умел принимать дурные решения. В свое время можно будет и повыть, но не сейчас.
Гуннлаугур почувствовал, как палуба под ногами начала вибрировать, — двигатели фрегата набирали мощность. Это немного подняло ему настроение, и он слегка расслабил кулаки.
Наконец-то.
Как бы то ни было, их работа началась.
Ингвар не спал.
Варп-путешествия всегда одинаково влияли на него. Он чувствовал себя отвратительно, беспокойно, не мог медитировать и размышлять, ничем не занимался, кроме как рыскал туда-сюда по своей каюте, оскалив клыки.
Давным-давно, когда он еще был Кровавым Когтем, он спросил у Харальда, Волчьего Жреца, почему переход через эмпиреи так плохо на него действует, свидетельствует ли это о каком-то таланте или изъяне. Старый воин с крючковатым носом долго смотрел ему в глаза, а потом грубо хлопнул по плечу.
— Кто знает, — сказал тогда он. — Варп — это Хель. Ты должен ненавидеть его. Беспокоиться стоит, если он начинает тебе нравиться.
С тех пор он терпел перелеты в изоляции, оставаясь взаперти и не поддерживая контакт ни с кем из братьев, пока не утихали судороги и головокружение.
Джоселин презрительно относился к этому. С Темным Ангелом у него было больше всего проблем в «Ониксе». Все остальные уживались вместе довольно неплохо, но бледнокожий сын Калибана был сложным, гордым, нервозным, закрытым.
— Почему тебе плохо из-за варпа, Космический Волк? — спросил у него как-то Джоселин во время варп-прыжка. В его глубоких глазах читались одновременно любопытство и насмешка.
Сбитый с толку своей болезнью, Ингвар непроизвольно огрызнулся на него. Это едва не сошло за оскорбление. Его братьям по отряду не нужны были дополнительные причины, чтобы считать его животным.
— Почему тебе из-за него не плохо, Темный Ангел? — ответил он. — Если, конечно, такие, как ты, не чувствуют себя здесь как дома. Про вас всякое говорят.
Джоселин тогда отшутился, избежав ссоры. Позже Ингвар жалел об этом обмене колкостями. После этого случая они ни разу не сцепились всерьез, и в то же время у них не получилось преодолеть этот туман изначальной предвзятости.
Они выглядели типичными представителями своих орденов в глазах друг друга: рычащий Волк и надменный Ангел. Может быть, они должны были справиться лучше. Было бы неплохо превзойти ожидания.
Ингвар размышлял над этим, в одиночестве упражняясь с клинком в тренировочных клетках «Ундрайдера». Его живот скручивали спазмы. Он поднимал и опускал меч, вращал его под тусклым светом корабельных светильников, находя некоторое утешение в знакомых ритуальных движениях.
Ему стало интересно, где сейчас Джоселин. Возможно, он все еще служит в Карауле Смерти или вернулся на Скалу, заново открывая для себя путь своего родного ордена, так же, как и сам Ингвар. А может быть, он уже мертв.
Ингвар никогда не сможет это выяснить. У него не было особого доступа к информации и никакого способа связаться с Инквизицией. Они полностью обрубили все каналы связи, и он знал о грядущих операциях Караула не больше, чем когда они пришли за ним на Фенрис.
Тем не менее Ингвар обнаружил, что ему тяжело жить без язвительных замечаний Джоселина. Ангел, должно быть, сражается где-то так же, как и все остальные. Все члены отряда «Оникс», скорее всего, воюют, разбросанные по шести разным зонам галактики, каждый поодиночке, стараясь снова понять старый жизненный уклад, пытаясь забыть, что они повидали вместе.
— Все еще не любишь перелеты?
Ингвар не стал оборачиваться. Он не слышал, как Вальтир вошел в комнату для тренировок. Это было небрежностью с его стороны.
Он закончил прием. Клинок блеснул в полутьме.
— Ничего не меняется, — ответил он, скосив глаза на Вальтира, оказавшегося наконец в поле зрения.
Мечник был в доспехах, но без шлема, как и сам Ингвар. Хьольдбитр висел в ножнах у него на боку.
— Я тоже не смог уснуть, — произнес Вальтир. — Корабль скрипит и стонет, как ялик в бурю.
Ингвар ничего не ответил. Он начал выполнять другой прием, которому его научил Леонид. Это была мудреная и сложная техника, предназначенная скорее для тренировки разума при работе с мечом, чем реального сражения. У Кровавых Ангелов был интересный подход к ближнему бою. Как и во всем другом, они ценили эстетику приема так же, как и его эффективность.
Вальтир наблюдал за его движениями через проволочное заграждение клетки.
— Ты выучил новые трюки, — прокомментировал он. — Этому не учили на Фенрисе.
Ингвар позволил Даусвьеру опуститься.
— Слишком хитроумно для таких, как мы.
Вальтир улыбнулся.
— Не вздумай сказать это при Гуннлаугуре, — сказал он и протянул руку к двери клетки. — Можно?
Ингвар кивнул, хотя у него не было желания соглашаться.
«Почему ты здесь? Чтобы доказать, что все еще можешь побить меня? Или беспокоишься, что я тебя превзошел?»
Вальтир закрыл за собой металлическую дверь и вытащил Хьольдбитр из ножен. Клинок был прямым, обоюдоострым, покрытым рунами, усиленным заклинаниями и более длинным, чем у Ингвара. Его лезвие оказалось заточено до такой степени, что смогло бы разрубить обшивку «Носорога».
Хорошее оружие, но не Даусвьер.
— Мне было скучно без тебя, — сказал Вальтир, делая ленивые взмахи клинком и занимая боевую позицию. — Бальдр может постоять за себя, но остальные предпочитают молоты и болтеры. Мне не хватало наших спаррингов.
Ингвар поднял меч и стал в защитную позицию. Он не тосковал по этим спаррингам. Он всегда уважал навыки мечника, но никогда не любил сходиться с ним в поединке. Одержимость Вальтира своим оружием беспокоила Ингвара. Клинок нужен для битвы, а не для поклонения.
— Ничего требующего усилий, — произнес Ингвар, внимательно наблюдая за острием Хьольдбитра. — Просто размять руки.
Вальтир кивнул и начал обходить его сбоку. Тени упали на его худое лицо, и черные зрачки в золотистых глазах, казалось, исчезли.
— Твоя стойка поменялась, — заметил он.
— Правда?
Вальтир начал двигаться, как всегда, быстро. У него, казалось, была способность приходить в движение из состояния полной неподвижности без каких-либо промежуточных действий. Этот опасный талант оказывался еще более смертоносным из-за природного спокойствия мечника. Ингвару доводилось видеть, как Вальтир потрошил своих противников до того, как они понимали, что он начинает движение.
Хьольдбитр устремился вниз, и Даусвьер блеснул во встречном движении. Две полосы металла столкнулись, выбив сноп искр.
Вальтир не стал продолжать атаку. Он моментально отступил, словно в танце, и вернулся в позицию готовности.
— Кто дрался лучше всех? — спросил он. — Можешь назвать их имена? Ордены?
Ингвар сфокусировал взгляд на руках Вальтира. Следить за клинком было бы ошибкой — руки всегда начинают.
— Я понял, что в таких суждениях нет смысла. — Он осторожно уклонился от ответа. — У всех есть свои таланты.
Вальтир выглядел разочарованным.
— Дипломатично, — заметил он, прежде чем обрушить шквал ударов.
Ингвар отбил все, и клинки закружились друг вокруг друга.
В этом действии была какая-то чистая безупречность. Они были одни. Никто не мог оценить их навыки, их четкие усилия. Раньше Ингвар счел бы подобное напрасной тратой сил. Хвастливая фенрисийская душа предпочитала открытую демонстрацию воинской доблести. После долгих лет сражений в тенях и жизни взаперти, в тихом мире принудительной секретности, это желание угасло.
Его заинтересовало, чувствовал ли Вальтир то же самое. Мечник всегда ценил безупречность, она была основой его сущности. Или, вероятно, имелось что-то еще. Может, Вальтиру требовалось подтверждение, мягкое, повторяющееся напоминание о его уникальности.
Вальтир ударил Хьольдбитром сверху вниз, держа его обеими руками. Ингвар отклонился в сторону, и сосредоточенная в ударе сила ушла в никуда. После этого он сократил дистанцию, нанося мощный удар Даусвьером.