Разобщённые (ЛП)
Что такое ДПР, или Движение Против Расплетения?
Это тайное (вообще-то не такое уж и тайное) убежище для беглых расплётов — огромная свалка отслужившей воздушной техники в аризонской пустыне.
Что такое Кладбище?
Этот беглый расплёт известен также как Коннор Ласситер, уроженец Огайо. Его считают ответственным за мятеж в заготовительном лагере «Весёлый дровосек». Считается, что он погиб.
Кто такой Беглец из Акрона?
Этот термин происходит от слов «десятая часть» и применяется по отношению к ребёнку, с рождения предназначенному для расплетения — обычно по религиозным соображениям.
Что такое «десятина»?
Этот мальчик-десятина стал хлопателем, но отказался хлопать, тем самым став символом движения Сопротивления.
Кто такой Лев Калдер?
Эту фамилию дают детям-сиротам, находящимся на попечении государства и живущим в детских приютах.
Что это за фамилия — Уорд [1] ?
Выжив в катастрофе, постигшей заготовительный лагерь «Весёлый Дровосек» эта девушка, бывшая когда-то на попечении государства, осталась калекой, поскольку отказалась заменить свой повреждённый позвоночник здоровым донорским позвоночником.
Кто такая Риса Уорд?
• • •Желаю вам нервомотательного, снопрогоняющего и мыслепробуждающего чтения!
Нил Шустерман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НАРУШЕНИЯ
Единственный способ стать свободным в несвободном мире — это освободиться настолько, чтобы само твоё существование стало бунтом.
1• Старки
Когда за ним приходят, его мучает ночной кошмар.
Весь мир затоплен водой, и посреди всемирного потопа его рвёт медведь. Но он не столько напуган, сколько раздражён. Как будто одного потопа недостаточно, мрачные глубины его подсознания наслали на него ещё и разъярённого гризли!
И тут его за ноги выдёргивают из водного Армагеддона и челюстей смерти.
— Вставай! Быстро! Пошли!
Он открывает глаза. Спальня, которой полагается тонуть в темноте, ярко освещена. Двое юнокопов заламывают ему руки, в корне пресекая попытки к сопротивлению. Впрочем, какое там сопротивление — он же толком не проснулся!
— Эй, вы что? Спятили?!
Наручники. Сначала на правое запястье, потом на левое.
— Вставай!
Его вздёргивают на ноги, не дожидаясь, когда он сам встанет, как будто боятся, что он будет упираться. Он бы и упирался, если бы был хоть чуть-чуть пободрей.
— Да оставьте меня в покое! Что здесь творится?!
Но в следующее мгновение он уже настолько приходит в себя, что соображает и сам, что творится. Его похищают! Хотя нет. Какое же это похищение, когда подписан ордер — в трёх экземплярах...
— Подтвердите, что вы Мейсон Майкл Старки.
В комнате двое офицеров. Один невысокий и мускулистый, другой — высокий и мускулистый. Наверно, были бёфами до того, как пошли в юнокопы-сборщики. Для работы простым юнокопом нужно быть бессердечной сволочью, но чтобы забирать расплётов из дому, требуется вдобавок и полное отсутствие души. Тот факт, что его забирают на расплетение, потрясает и ужасает Старки, но он прячет свои чувства, потому что знает: юнокопы-сборщики тащатся от вида перепуганной жертвы.
Невысокий, явно поющий главную партию в этом дуэте, придвигает свою физиономию к лицу Старки и повторяет:
— Подтвердите, что вы Мейсон Майкл Старки!
— А с какой стати?
— Слушай, парень, — говорит другой сборщик, — мы всё равно сделаем своё дело, от тебя зависит только, будет тебе больно или нет. — Этот второй коп разговаривает помягче, наверно, потому, что губы у него явно чужие — без сомнений, раньше принадлежали какой-то девушке. — Ты же в курсе дела, так что кончай кочевряжиться.
Он разговаривает так, будто Старки знал, что за ним придут. Да разве хоть один расплёт когда-нибудь догадывается заранее? В глубине души каждый верит, что какие бы неприятности он ни причинял своим родителям, им всё же хватит ума не поддаться рекламам в Сети, на телевидении и на уличных щитах, внушающим: «Расплетение: разумное решение». Но кого он пытается обмануть? Даже без всех этих призывов Старки стал кандидатом на расплетение в тот самый момент, когда его положили на порог этого дома. Удивительно ещё, что предки так долго ждали!
Коп-«запевала» глубоко внедряется теперь в его личное пространство:
— В последний раз: подтвердите, что вы...
— Да, да, Мейсон Майкл Старки. Убери свою поганую рожу, у тебя из пасти воняет!
Личность подтверждена, и коп с девичьими губами достаёт три цветных бумажки: белую, жёлтую и розовую.
— Значит, вот как это делается? — Голос Старки слегка дрожит. — Арестовываете, значит? А в чём моё преступление? В том, что мне шестнадцать? А может, в том, что я вообще живу на этом свете?
— Тихо-не-то-транканём-и-всё, — говорит Запевала как будто в одно слово.
Старки отчасти хотел бы, чтобы его транканули — уснуть бы и, если повезёт, никогда не просыпаться. Тогда удастся хотя бы избежать дальнейших унижений; хватит и того, что его сорвали с постели посреди ночи. Впрочем, нет! Ему очень бы хотелось полюбоваться выражением лиц папочки с мамочкой. Вернее, ему хочется, чтобы ониувидели выражение еголица, а если его усыпят, то родаки отделаются слишком легко. Им тогда не придётся смотреть ему в глаза.
Женогуб разворачивает перед ним ордер на расплетение и зачитывает позорный параграф 9, «Отказ от ребёнка»:
— «Мейсон Майкл Старки! Подписав этот ордер, ваши родители и/или законные опекуны подвергают вас ретроспективной терминации, задним числом датируемой шестым днём после зачатия, что делает вас нарушителем Экзистенциального Кодекса 390. В свете вышеизложенного вы поступаете в распоряжение Инспекции по делам несовершеннолетних штата Калифорния для незамедлительного введения в состояние распределённости, иначе именуемого расплетением».
— Бла-бла-бла.
— «Все права гражданина, которыми вы наделены от имени округа, штата и федерального правительства, с этого момента официально и перманентно отзываются». — Он складывает ордер и засовывает его в карман.
— Поздравляю, — говорит Запевала. — Ты больше не существуешь.
— А тогда чего вы со мной разговариваете?
— Правильно, заканчиваем с болтовнёй.
Они дёргают его к двери.
— Можно мне хотя бы обуться?
Они разрешают, но при этом стоят у него над душой.
Старки долго-долго зашнуровывает ботинки. Затем копы выводят его из спальни и тащат на нижний этаж. Деревянные ступени жалобно стонут под их тяжёлыми сапогами. Такое впечатление, что по лестнице топает целое стадо буйволов, а не три человека.
Родители ждут в прихожей. Сейчас три часа ночи, но они полностью одеты. Видно, так и не ложились, ожидая прихода копов. На лицах — опасение, а может, облегчение, — трудно сказать. Старки прячет собственные эмоции за притворно-приветливой усмешкой.
— Привет, мам! Привет, пап! — тараторит он. — Догадайтесь, что со мной только что произошло! Ну-ка, с двадцати попыток!
Отец набирает полные лёгкие воздуха, собираясь толкнуть Великую Речь О Благе Расплетения, которую заранее готовят все родители «трудных» детей. Даже если им никогда не придётся её произнести, они всё равно готовят её, проигрывая в уме либо во время ланча, либо торча в уличной пробке, либо слушая придурка-босса, разглагольствующего о курсах акций, купле-продаже и всякой прочей чепухе — ну, что там ещё обсуждают обитатели офисных зданий на своих собраниях...
А что говорит статистика? Старки как-то видел в новостях. Каждый год мысль о расплетении посещает каждого десятого родителя. Из этого числа каждый десятый серьёзно взвешивает её, а из этих последних один из двадцати претворяет замысел в жизнь. Цифры удваиваются с каждым дополнительным ребёнком в семье. Подсчитай все эти красноречивые числа — и окажется, что каждый год расплетают одного из двух тысяч подростков от тринадцати до семнадцати лет. Шансы выше, чем при лотерее, и это если не принимать в расчёт детей из приютов.