Любовь и честь
– Ну что же, не думать обо мне – правильный ход. Вам он сослужил отличную службу. Что бы сказали ваши утонченные друзья, узнай они, что некогда вы признавались в любви женщине, над которой насмехается двор?
Эдриан стиснул зубы.
– Это точно. Каким дураком я бы выглядел, сохраняя привязанность к женщине, которая с такой охотой отдалась счастливой семейной жизни!
Несправедливость упрека обожгла ее как огнем.
– Да, прости Господи! И разве вы могли взамен предложить мне свою дружбу? Думаю, это тоже оскорбило бы вашу гордость.
– Так и есть, – ответил он с суровым взглядом. – Это было невозможно для нас обоих.
Наступило молчание. Нора пыталась справиться с гневом. Ривенхем прав – они не могли быть друзьями. Ее муж никогда бы этого не допустил.
– В любом случае, – продолжал Эдриан, – я никогда не был вашим другом, леди Тоу. А вы – моим. – По его губам промелькнула тень улыбки. – Никогда, – легко повторил он.
И собрал поводья. Конь повернул голову.
– Все же скажите, – произнес Эдриан иным тоном, – что вы делаете в этом лесу?
У Норы комок застрял в горле.
– Я же вам сказала… – с усилием начала она.
– У вас в волосах прутик, – заметил он, – а к юбке прицепился лист. Вы лазили на дерево. Зачем?
Нора вцепилась в корзинку. Его решительный тон заставил ее содрогнуться. Сейчас с ней говорил не прежний возлюбленный, а агент его величества.
– Я рассчитывала нарвать яблок для Пламмеров. Их сын сломал ногу.
Ривенхем недобро расхохотался:
– Вы считаете меня идиотом? Или сами стали дурочкой? Выбор невелик.
Он говорил с ней, как с браконьером, которого поймали в угодьях хозяина.
– Выбирайте выражения, сэр.
В следующий миг он оказался прямо перед Норой, схватил ее за локти и с каменным лицом произнес:
– Это вы должны выбирать выражения. Должен признаться, что, да простит меня Бог, в моей душе еще живо намерение защитить вас от тревог в эти дни. Можете называть это глупостью, можете – благородством, но что-то во мне протестует против того, чтобы обречь на костер женщину, которую я когда-то любил. Ибо именно это ждет маркизу, обвиненную в измене, Леонора. Знайте, что парламент невероятно редко проявляет снисходительность и просто посылает под топор. И могу вас заверить, сейчас в Уайтхолле вовсе не склонны проявлять доброту к детям бывшего лорда Хэкстона.
И он отпустил ее. Нора едва удержалась на ногах. Только сейчас она заметила, что изо всех сил вырывалась из его хватки. Руки, там, где он держал их, болели.
– Никто вас об этом не просит, – онемевшими губами выговорила она. – Никто не заставляет делать это для нас. И не притворяйтесь, что ваше задание не доставляет вам удовольствия. Вы годами ждали, чтобы отомстить моей семье. Отомстить мне!
Он улыбнулся страшной улыбкой:
– Отомстить – за что, Нора?
Спазм стиснул ей горло. Действительно, за что мстить? Он часто говорил о браке, но ни разу не просил у отца ее руки. Так какие причины у него жаловаться, что она вышла замуж за другого?
– Ради удовольствия, – бросила она ему прямо в лицо. – За уязвленное тщеславие, когда мой брат избил вас до полусмерти.
– Я помню об этом, – небрежно откликнулся Ривенхем. – Он прекрасно справился с задачей, избив человека, который и пальцем не пошевелил, чтобы защититься. Но нет, вы неправильно оценили мои мотивы. Вы более, чем любой другой человек на земле, должны понимать, что я имею в виду, когда говорю, что к этой миссии меня толкает долг.
Именно долгу подчинилась Нора, когда отказалась бежать с ним. «Если отец запретит нашу свадьбу, я убегу с тобой. Но наш долг сначала поговорить с ним».
Нора почувствовала, как в душе разгорается гнев и сжигает все, кроме ненависти. Сколько таланта проявил Эдриан, по капельке извлекая выгоду из истории, которую она когда-то считала самой счастливой главой своей жизни.
– Если вы хотите запереть меня в моих покоях, – начала она, – то не ждите, что я стану платить тюремщику. Наберитесь духу сами повернуть ключ в замке.
– Так я и сделаю, – тут же отозвался он и протянул ей руку.
Нора смотрела на нее с удивлением. Ривенхем полагает, что она коснется его руки? Сама усядется за его спиной на лошадь и позволит увезти себя в заключение?
– Я не вложу свою руку в вашу даже за все золото короля! – И тут же устыдилась своей глупой выходки, но имела удовольствие видеть, как он нахмурился.
Ривенхем вскочил на коня.
– Значит, вы предпочитаете грубое обращение? – спросил он из седла. – Отлично. Можете попытаться бежать, если хотите.
Нора расправила плечи.
– Сначала я отнесу корзинку.
– Ее отнесет кто-нибудь из моих людей.
Нора поняла, что он не отступит, и гнев ее распалился. Она поставила корзинку на землю.
– Тогда вам придется действовать силой. – Она развела руки, показывая ему ладони. – Ну, что же вы? Хватайте меня! Чтобы я смогла показать служанкам синяки и ссадины. Пусть видят, как совершается королевская справедливость.
– Не вынуждайте меня, – спокойно возразил он. – Вы заработаете не только синяки. Если вы попадете в мои руки, Нора, то очень об этом пожалеете.
– Как это по-мужски, – вскричала она, – угрожать женщине кулаками! Мне уже довелось жить с жестоким зверем, сэр. Вы не можете причинить мне боли, с которой я еще не сталкивалась.
Она умолкла на полуслове, потому что Эдриан соскочил с коня. Нора сказала себе, что не отступит, но он так решительно бросился к ней, что она невольно отступила назад. Когда он схватил ее за плечи, она дернулась, чтобы вырваться.
– Трус! – выкрикнула она. – Справился с женщиной вдвое слабее!
И тут он накрыл ее губы своими губами.
Глава 4
Он прижал ее к стволу дерева, прижал с силой. Ничто в его манере не говорило о том, что он ждет разрешения. Ривенхем не давал ей пошевелиться. Такого просто не может быть! Но было. Его пальцы скользнули по ее волосам, стиснули затылок. Язык раздвинул ей губы. Нора почувствовала сладкий вкус черники и чая с сахаром. Видно, пустившись за ней в погоню, он прервал завтрак.
Жесткая кора впивалась ей в спину. Удивление Норы сменилось тревогой. Маркиза вдруг осознала свою беспомощность. Хуже того, она не осталась бесчувственной и равнодушной. Тело все помнило. Его губы разбудили огонь в крови, сердце застучало с удвоенной силой.
«Я не могу этого допустить».
Но он не позволял ей шевельнуться, его губы лишали ее возможности и желания сопротивляться. Норе пришлось сражаться с собственными инстинктами, над которыми разум не властвовал. Руки… Что с ними делать? Они помнили, как впивались в его плечи, скользили по плечам, держались за локти, чувствовали бугорки мышц под кожей. Им так хотелось вновь пробежаться этой тропой. Вместо этого она, собрав все силы, сжала их в кулаки, но глаза предали ее. Они закрылись. Весь мир сжался до ощущения жара от его тела, прикосновения губ, аромата яблок, солнечного тепла.
Она же его больше не любит! Но какая разница? Ведь запах его кожи не изменился и будил в ней старый неутоленный голод. Нора по-прежнему стояла на ногах, но ей казалось, что она падает, падает… Он целовал так умело! Это открытие Нора сделала очень давно – когда Тоу впервые поцеловал ее. Она тотчас поняла, что никогда не сможет сравнить его с Эдрианом. Да и кто бы мог с ним сравниться? Казалось, их тела слились в единое целое. Она кожей ощущала рельефы мускулов под его одеждой, чувствовала твердость бедер и разгорающийся в них огонь. Ее тело всегда говорило с ним на одном языке, Нора выучила его, как ребенок учится родному языку у матери.
Паника мешалась в ее душе с нарастающим голодом. Чем дольше Эдриан ее целовал, тем ярче она вспоминала, как все было, вспоминала жар, сладость и умопомрачение тех давних встреч. Нора слабела с каждой секундой. Годами копившаяся подавленная страсть рвалась на свободу и грозила уничтожить ее.
Эдриан убрал руку от ее волос и провел ладонью по щеке. Нора вздрогнула. Его прикосновение показалось ей… нежным. Не чужим. Он касался ее уверенно, как будто помнил, что именно ей нравится. Касался терпеливо, ласково, словно в этом прикосновении было нечто большее, чем просто вожделение.