Сказки Орловской губернии (Из собрания сказок Иосифа Федоровича Каллиникова)

А поезд-то свадебный [38] как раз мимо окна проезжает.
— Кто это мою мелодию играет? — спрашивает Елена-королевна.
Побежали слуги, узнали:
— Это Иван Васильевич играет. Такой молодец-красавец, — докладывают.
Увидела его Елена-королевна, взяла за руку:
— Вот кто спас меня! — да к отцу его повела.
Похитителя, посла этого, к коню за хвост привязали да в чистое поле коня пустили. Конь его и разметал.
А Иван Васильевич с Еленой-королевной повенчались.
Пошел у них пир горой. И я там был. Мёд-пиво пил. По усам текло, а в рот не попало.
  
КАК ЦАРЬ ВОРОМ БЫЛ
 
ыехал мужик в поле пахать. Пашет — сеет, пашет — сеет… Глянет на небо, как задачливая [39] подойдет планета, так и бросает зерно в землю. Сеет себе не спеша.
Едет царь Пётр мимо, видит, что мужик поглядывает все на небо: поглядит-поглядит — зерно бросит, опять сколько-то времени пройдет — опять горсть бросит.
Царь диву дался:
— Что бы это было такое, с чего это мужик на небо глядит, когда сеет?
Послал кучера мужика кликнуть.
— Тебя царь кличет.
— Некогда мне, вишь, пашу-сею.
— Ступай, спрашивать тебя хочет.
Подходит мужик к царю, шапку снял, кланяется:
— Чего звать изволили?
— Что ты делаешь?
— Ай не видишь? Хлеб сею.
— А зачем же ты на небо глядишь всё время?
— Планиду [40] гляжу, как подойдет задачливая, так и бросаю зерно, незадачливая — обожду малость, потом опять сею.
— А почем же ты знаешь?
— Я-то? Я всё знаю, и твою жизнь знаю.
— Что ж ты знаешь?
— Всё знаю. Жизнь твою знаю и смерть вижу, потому я гляжу планиду.
— Ну, скажи, что ты знаешь?
— А то знаю, что ты хоть и царь, а воровать пойдёшь.
— Как так?
— Да так, на Велик день [41] через год воровать пойдёшь, а не пойдёшь воровать — смерть тебе на роду написана в этот день.
Простился царь с мужиком и поехал домой.
Сколько времени прошло — Велик день подходит. Вспомнил царь про мужика того и думает: «Может, и правду старик сказал, надо идти воровать. Царское ли это дело — воровать?!»
Он и воровать-то не знает, как.
Послал Пётр в Велику субботу [42] на толкучку старья какого-нибудь купить. Принесли ему. На кухне спрятал, стал дожидаться вечера.
К заутрене собираться время.
Собрался к заутрене, проводил жену в церковь, а сам домой… Зашёл с кухни, чтоб не видал никто, снял с себя одежду царскую, босовиком [43] оделся. Вышел по чёрному ходу на улицу и не знает, куда ж ему идти воровать, и воровать-то не знает, как.
Постояли постоял и пошёл по улице прямо куда глаза глядят.
Люди все к заутрене идут с куличами, с пасхами, а ему воровать надо.
Видит он: полиция в обход идёт. Он и не знает, куда деваться.
Притулился у ворот каких-то и стоит ждёт, трясётся, когда пройдут полицейские.
Глянул — ещё какой-то в угол прижался, босовик тоже.
— Не один я, значит, такой-то!..
Разглядел и его босовик и спрашивает:
— Ты что?
— Воровать иду!
— А куда идёшь?
— Да мне всё равно куда…
— Пойдём вместе, товарищем будешь. Я тоже по этому делу собрался. Велик день подошёл, а разговеться нечем, надо воровать идти.
— А куда ж мы пойдём?
— Пойдём царскую банку [44] ограбим.
Пошёл царь казну свою грабить. Пришли к банке…
Пётр и говорит:
— Как же мы залезем туда?
— А я по трубе залезу, окно выдавлю, верёвку кину тебе, а ты стой-дожидайся тут, карауль, кабы не шёл кто.
Залез босовик по трубе к окошку, стекло выдавил, верёвку кинул.
Царь залез и спрашивает:
— Что ж мы теперь делать будем?
— Кассу ломать надо.
Босовик фомку [45] из-за голенища вытащил… Пётр и думает:
— Сундуки только попортит, убыток мне.
А при нём ключи были…
— Стой, не ломай, у меня ключи есть.
— Откуда они у тебя?
Царю и сказать нечего.
— Бывалый ты, значит!
А у Петра от казны завсегда ключи… Босовик огарочек зажигать собирается, а царю страшно стало. А ну как увидит кто!..
— Стой, не зажигай огня, я и так знаю, где золото тут лежит.
Подошёл к сундуку одному, отпер его:
— Ну, бери сколько нужно.
А сам не берёт.
Босовик полные карманы набрал, в мешок насыпал.
— А ты чего ж не берёшь?
— Мне не надо.
— А воровать пришёл?!
Нечего делать, набрал и царь в карман золота. Золота набрали, уходить стали — царь опять сундук на ключ. Слез, и босяк ему:
— Ну, давай делить теперь.
Пётр в ответ:
— Мне больше не нужно, и этого хватит. А зовут тебя как?
— Семёном звать, сапожники мы.
Идут они мимо сената. Огонь горит. Царь и думает: «С чего бы это огню гореть, собрания не должно быть, а огонь в окнах?!»
Босовика кликнул:
— Давай залезем, послушаем, чего они там говорят.
— А как же залезть-то?
— Тут дерево есть, залезем на него — и видать будет. Надел босовик кошки [46], взобрался по дереву, прямо к окошку самому, бросил царю кошки — и царь за ним.
Глянул в окно: все министры собрались, главный посредине сидит, а в окне открыта форточка, царю и слышно всё.
Самый главный и говорит:
— Как приедет он от заутрени, так мы и изведём его.
— Чем же его извести?
— Яду дадим — сразу Богу душу отдаст.
— Как же яду ему дать?
— А я велел прийти его повару, с ним столкуемся. Позвали повара:
— Изведёшь царя, дашь отравы?
— Как так?
— Мы заплатим тебе хорошо.
Подумал, подумал тот:
— Ну, ладно, согласен я!
— Так вот что! Как придёт от обедни он, разговляться сядет с главным министром, с чаем и дашь яду.
А те спрашивают:
— Мы-то узнаем как про это?
— В сенат соберитесь. Как царя порешим, на балкон выйду, махну вам платком чёрным — ступайте тогда во дворец все.
Так и решили… Говорит босовик царю:
— Ты слышал?! Слезай-ка, а то ещё увидят нас…
— И то правда!
Слезли они, пошли. Пётр и думает: «Правду мужик сказал: не пошёл бы воровать, на Велик день помирать пришлось бы».
Распрощался царь с босовиком, пошёл домой. С чёрного хода пришёл на кухню, снял босовицкое [47], надел царское и ну скорей в церковь бежать к супруге. Царицу от обедни привел, гостей дожидаться стал. Заявляется министр главный. Похристосовался с царем. Тот ему:
— Ну что ж, давай разговляться. Чайку сперва выпьем.
У самого на уме порешить злодея. Повар на подносе две чашки им, одну царю, другую ставит министру главному.
У шёл повар, царь и говорит:
— Хочу я для Светлого праздника милость тебе оказать: бери ты мою чашку, пей из моей, а я из твоей выпью.
Обомлел министр, не знает, что ему делать…
А Пётр: