Ты любил меня за мои слабости (СИ)

А теперь я не знаю, как быть. Последние три года я просчитывала каждый свой шаг, потому что неверное решение заканчивалось смертью. Заканчивалось тем, что кто-то близкий мне просто исчезал.
Мне нужно собраться с силами. Я мечтала о возвращении домой, но никогда не хотела причинять родным боль.
Взглянув на родителей, я вижу, что они крепко обнимают друг друга, находясь на грани отчаяния. Вот, что дал мне дьявол: боль, мучение и отчаяние. Но я не стану этим делиться. Не стану передавать это тем, кого люблю. Эта боль только моя, и нести её я буду в одиночестве.
Мой план теперь заключается в том, чтобы спасти свою семью и Канье от меня. Я не запятнаю их своим сломленным разумом и раненой душой. Я буду в порядке. Всё придёт в норму. Просто я стану держаться от них на расстоянии, потому что так безопаснее. Так они не узнают, насколько я никчёмная, и не бросят меня.
Посмотрев на Канье, чувствую его стальную хватку на своём теле.
— Всё в порядке, — утверждаю я, отстраняясь от него и поднимаясь на ноги. — Всё хорошо. Я просто ненадолго потеряла контроль. Но я в порядке.
Мои родители переглядываются, и мама делает шаг ко мне.
— Никогда не извиняйся за то, что чувствуешь себя потерянной или сломленной.
Слёзы ручьями бегут по моему лицу. Родители видят меня насквозь. В глазах мамы я вижу боль, и это разбивает мне сердце. Я хочу спасти людей, которых люблю. Но как я могу сделать это, если не могу спасти даже саму себя?
Киваю.
— Хорошо.
— Моя малышка вернулась домой, — произносит папа, снова заключая меня в объятья.
Я обхватываю его руками за шею, встречаясь глазами с Канье.
Нет, твоей малышки больше нет. И она никогда не вернётся.
Находиться в доме родителей просто невероятно. Я осматриваю просторную гостиную, и мой взгляд падает на белые диваны с цветочным рисунком. На них я росла, смотрела мультики, ела фаст-фуд, смотрела ужастики с друзьями, когда они оставались у нас на ночь. Я думала, что больше никогда не увижу эти диваны. Проведя пальцем по нарисованному цветку, я чувствую, как в горле формируется ком, и, проглатывая его, поднимаю взгляд. За мной с беспокойством и любовью наблюдают три пары глаз. Все эти эмоции попадают прямиком к моему сердцу. Они так сильно любили Эмили. Как бы мне хотелось вернуть её им. Но она зарыта слишком глубоко под ненавистью и губительными словами.
— Милая, присядь. Тебе нужно отдохнуть после долгого перелёта.
Ох, бедная моя мама.
Если бы дело было только в долгом перелёте. Я задумываюсь о том, каким будет её выбор: отрицание или желание всё выяснить. Молюсь, чтобы она выбрала отрицание, однако она — удивительная мать и жена. Она захочет узнать всё, разделить со мной боль, но это невозможно. Только я могу существовать в этой темноте.
Грязная, никчёмная шлюха.
Когда я сажусь на диван, и папа устраивается рядом, я замечаю, что его когда-то тёмно-коричневые волосы теперь посветлели и испещрены сединой. Морщинки на его лице теперь более выражены, а глаза его грустные, под ними круги. Папа смотрит на меня так, словно увидел приведение, и я беру его руку в свою. Пока мы с Джейком росли, он всегда с опаской относился к нашим друзьям, всегда ложился последним и запирал дом, чтобы убедиться в нашей безопасности. Я не хочу, чтобы он думал, что ему не удалось защитить меня. Мне хочется притвориться, что всё в порядке, чтобы печаль сошла с его лица. То, что он винит себя в произошедшем, убивает меня.
— Всё хорошо, пап. Я в порядке, — я пытаюсь улыбнуться, но мне это не удаётся, поэтому я поджимаю губы и пытаюсь обмануть его взглядом, молясь, чтобы это помогло облегчить его боль.
Канье кашляет, и, обернувшись, я вижу, что он сощурился. Его мне никогда не удавалось провести. Он — единственный человек, которого я обмануть не смогу.
Тут заговаривает мама:
— Ладно, я пойду делать запеканку из мяса с картофелем, а потом приготовлю брауни в шоколадной глазури. Твои любимые, Эм.
Она улыбается, и я киваю, пытаясь изобразить на лице энтузиазм, потому что мои губы по-прежнему отказываются шевелиться:
— Спасибо, мам.
Когда мама уходит, папа неловко поднимается и кашляет.
— Пойду, помогу ей, — поцеловав меня в висок, он шепчет, — Я рад, что моя малышка дома.
С этими словами он покидает комнату.
Как только папа уходит, я опускаю взгляд и нервно потираю руки. Мне сложно находиться наедине с Канье. Он захочет поговорить, а я понятия не имею, что сказать. Однако мне уже известно, какими будут мои слова: пустыми, бесчувственными. Эти эмоции пугают меня, однако они преследуют меня так долго, что уже стали моей частью. Канье заслуживает намного большего.
Подняв взгляд, я вижу, что он смотрит на меня.
— Канье, — говорю я тихо.
— Я люблю тебя, Эми, — произносит он быстро.
Моё сердце трепещет от слов, которых оно ждало с того момента, как Канье и Джейк спасли меня, а тело замирает, когда я готовлюсь ощутить волну желания к этому мужчине, которую должна подавить.
Канье опускается передо мной на колени, так, что наши глаза оказываются на одном уровне. Его чувства ко мне очевидны, они кружатся в его глазах подобно торнадо. Я не просто вижу, насколько сильно он любит меня — я это чувствую. Воздух накалён от его желания прикоснуться ко мне. Не решаясь сделать это, Канье сжимает руки и смотрит мне в глаза, взглядом умоляя хоть как-нибудь ответить.
— Я думал, что больше никогда не смогу сказать тебе это снова.
Жжение в моих глазах проходит, когда я позволяю слезам упасть и скатиться по щекам.
Взгляд Канье при этом становится мягче, и он пытается взять меня за руки, однако я их отдёргиваю. На его лице отражается боль, и моё сердце разрывается от того, что я являюсь её причиной.
— Пожалуйста, не… не расстраивайся, — произношу тихо.
Я не хочу, чтобы ему было плохо. Мне хочется забрать всю его боль и сделать так, чтобы он вообще забыл о моём существовании.
— Я ничего не могу поделать с этим, малышка. Ты вернулась, однако отстраняешься от меня, словно я способен причинить тебе боль.
Качаю головой, потому что не хочу, чтобы он так думал, но не могу сказать правды. Это он должен отстраняться от меня. Ему следует бежать как можно дальше от меня и моих проблем.
— Эми, ты вернёшься домой? Дом всё ещё такой же, как раньше, за исключением нескольких зеркал и ваз, которые пришлось заменить.
Джейк сказал мне, что Канье слетел с катушек и разгромил наш дом, когда узнал, что меня продали в сексуальное рабство. Как сказать ему, что я туда не вернусь? Этот дом больше не мой, он не был моим на протяжении пяти лет.
Вытерев с лица свидетельство своих чувств, я глубоко вдыхаю и начинаю:
— Канье, теперь это твой дом. Я не знаю, чего ты хочешь, но ты и я… мы… — я замолкаю, продумывая слова, — Тех нас, которыми мы были, больше нет.
Его глаза стекленеют, но он не плачет, и в этот момент моё сердце разбивается на миллион осколков.
— Эми, тебе просто нужно время, чтобы привыкнуть, — тихо говорит Канье, пытаясь убедить меня.
Я качаю головой, потому что он не понимает меня, и в его глазах мелькает страх.
— Нет, Канье, тебе нужно кое-что понять. Я изменилась. И мои чувства к тебе тоже изменились.
Ложь.
— Я всегда буду дорожить временем, которое мы провели вместе, однако тебе нужно двигаться дальше.
Он сжимает руки и стискивает зубы, отводя взгляд. На долгое время между нами воцаряется тишина, прежде чем он разворачивается и яростно произносит:
— Моё сердце разбито, Эми, из-за того, что мне пришлось существовать без тебя все это время этой долбаной жизни, которым Бог решил нас проверить. Но в основном оно разбито из-за той боли, которую ты испытываешь. Я никогда не пойму, почему ты делаешь это с нами, со мной, однако всё равно люблю тебя. И всегда буду. Никакие слова не заставят меня уйти, двигаться дальше… — он раздражённо фыркает. — После тебя невозможно двигаться дальше, Эми. Ты моя, а я твой. Сколько бы ночей мы не провели порознь, это никогда не изменится.