Беркут (Рассказы)

— Мурад, ну чего смотришь? — крикнул Рахмат, волнуясь. — Дай ему прутиком, чего он стоит-то!
— Ты с ума сошёл. Уволочёт ведь!
— Ты за меня не беспокойся, понятно? — крикнул Рахмат. — Говорят, стегани — значит, стегани. Побегает, побегает да и остынет. Потом заведём на место.
Стегать Звёздку не пришлось. Жеребёнок радостно заржал, туго натянув верёвку, дал стремительный круг по двору, потом задрал хвост и устремился в поле. Рахмат побежал за ним. Быстро бежал, только пятки сверкали, да разве долго пробежишь за эдаким-то дикарём! Рахмат упал, и жеребёнок весело поволок его за собой.
— Мурад! Эй, Мурад! Да помоги же! — заорал Рахмат.
Его голос словно подхлестнул меня. Я бросился вперёд по глубокому следу, который пробороздил своим телом мой друг. Полы пальто путались в ногах, я то и дело падал и зарывался носом в снег. Никогда бы мне не догнать жеребёнка, если бы ему вдруг самому не захотелось остановиться. Наверное, он решил немного отдохнуть, осмотреться. Тут я подбежал и уцепился за верёвку. Он опять понёсся и теперь уже волочил нас обоих. Вначале он скакал здорово, потом стал бежать тише, тише. А потом и вовсе остановился. Видно, всё же тяжело ему было нас с Рахматом тащить.
Вот если бы у нас были колёса, тогда другое дело — унёс бы куда-нибудь в другой колхоз…
— Послушай, Рахмат, отвяжи верёвку, — сказал я. — Может, он сам вернётся в конюшню.
— А если не вернётся?
Вдруг туго натянутая верёвка ослабла. Низко опустив голову, жеребёнок шёл прямо на нас. От страха сердце моё подпрыгнуло и покатилось куда-то вниз. Я крепче обнял Рахмата.
— Сейчас он покажет нам, как объезжать жеребят, — прошептал Рахмат.
— Не бойся: если съест, то первым съест меня! — ответил я сердито. — Сам придумал всё это, и сам же ноет!
Жеребёнок остановился. Звонко заржал.
— Вставай, побежим, — предложил я.
— Хорошо, только первым вставай ты. У меня что-то ноги… отказываются.
Мы лежали очень долго — может быть, целый год. Рахмат носом в снегу, я на нём. И вдруг жеребёнок задышал мне в затылок тёплым воздухом. Даже щекотно стало. Я тихонько открыл один глаз. Жеребёнок, видно, ничего плохого и не думал, просто с удивлением смотрел на нас.
— Давай, Рахмат, встанем вместе, разом?
— Давай.
Мы медленно поднялись, Жеребёнок помотал головой и отступил на шаг. Рахмат осмелел, достал из кармана кусочки сахару и протянул ему.
— На, Звёздка, полакомься.
Увидев сахар, жеребёнок подался вперёд и, вытянув шею, слизнул белые подушечки.
Рахмат опять полез в карман. Протянул руку и попятился. Жеребёнок послушно пошёл за ним. Видно, очень уж понравился ему сахар, даже не понял нашей хитрости. Зашли в конюшню. Он не задумался и перед решёткой. Я захлопнул дверь. Словно гора с плеч свалилась.
— Подожди, верёвку-то мы не сняли, — спохватился уже на улице Рахмат и побежал обратно…
— Не получается, — сказал он упавшим голосом, появляясь в дверях. — Снова, будь он проклят, и близко не подпускает. Лягается.
Рахмат помолчал.
— Попробуй ты, Мурад, — сказал он робко.
И тут же его глаза-пиалки стали ещё больше: недалеко от конюшни появился Кабул-ата.
— Всё! Попались! Теперь прогонит и близко к лошадям не подпустит! — Рахмат решительно забросил верёвку в сарай. Закрыл дверь и уселся на пороге.
— Садись тоже, — сказал он тихо. — Семь бед — один ответ.
— Ие, Рахмат, что это ты весь в снегу? — спросил Кабул-ата.
— Это… это мы в снежки играли…
— Г-мм… в снежки… Ну-ка, дай мне пройти…
Рахмат отошёл в сторону. Дед вошёл в конюшню и сразу увидел верёвку. Он потянул её — жеребёнок заржал.
— Это ещё что такое?
— Мы хотели… хотели, чтобы он свежим воздухом подышал, — ответил я.
Дед метнул на меня сердитый взгляд, подошёл к Звёздке. Снял верёвку и кинул в дверь.
— Убирайтесь отсюда.
Мы, как говорит Рахмат, «дали ходу». Только у дома остановились.
— Нехорошо вышло, — вздохнул Рахмат. — Пойдём извинимся, может, не будет сердиться.
— По-моему, лучше завтра пойти. Тогда у него злости будет поменьше.
— Пожалуй, правильно, — сказал Рахмат. Подумал и добавил: — Только вот не до конца довели дело. А жеребёнок уже привык было к нам…
— Если дед не будет сердиться, может, и доведём дело до конца. А вообще, мой папа говорит, что начатое дело всегда надо доводить до конца.
— Мой тоже…
На другой день мы опять пришли. И Кабул-ата встретил нас, как будто ничего и не случилось. Уходя на обед, он погрозил пальцем:
— Без меня не выводите. Вот вернусь, вместе выведем его «подышать свежим воздухом».
Мы дождались деда. И Звёздку вывели гулять. Жеребёнок теперь не убегал. А скоро совсем привык к нам.
— Его пока нельзя объезжать, — сказал однажды дед Кабул. — У него ещё кости не окрепли. Ну, а председатель… Председатель согласился оставить жеребёнка здесь, под вашу ответственность. Теперь смотрите у меня…
И вот настал тот день, о котором я рассказал в самом начале…
  
Сели в галошу
 
— Эй, Мурад, ты дома?
Я уже битый час сидел над задачкой, и она никак не получалась. Чем больше я ломал голову, тем больше запутывался.
Услышав голос Рахмата, я облегчённо подумал: «Пойду погуляю немного».
Я подошёл к окну и выглянул на улицу. Рахмат стоял, засунув руки в карманы, и рот его разъехался в улыбке.
Увидев, что я дома, он перемахнул через клумбу и взобрался на подоконник.
— Ну как вчерашнее дело? — спросил он.
— Как договорились, так и будет.
— Дай руку! Вот так. Ой-ой, не жми слишком, у меня на пальце болячка. — Рахмат выдернул руку. — Знаешь, что я придумал? Закачаешься! Как это мы вчера не догадались? На базар надо идти. На базар, понимаешь? Все старые люди вечно ходят на рынок, так они любят это дело.
— Ве-ерно! И что мы об этом раньше не подумали?
— То-то, — произнёс Рахмат, очень довольный, и начал рыться в карманах. — Вот тебе ключи. Возьми их. Мама говорила, что сегодня рано вернётся. Отдашь ей. Я слетаю на базар. А ты жди меня, никуда не уходи, ладно?
— Ладно.
Рахмат соскочил с подоконника и вылетел на улицу. Я вернулся к столу. Проклятая задачка опять не выходит. Потому что в голове вертится и базар, и задачка, и то, что мы решили посадить Максуду в галошу. «Решу эту задачку вечером», — подумал я и захлопнул задачник.
Подвинув стул к окну, стал смотреть на улицу.
Солнце жжёт вовсю. И ни ветерочка. Тополя бессильно повесили привядшие листья. От жары попрятались даже воробьи. Только какая-то девочка сидит у арыка, болтает ногой и брызгает сама на себя.
Мимо, отворотив нос, прошла Максуда. Я ей погрозил кулаком:
— Мы с тобой поговорим ещё!
Скоро перестанет нос воротить эта вредная девчонка!.. Когда впервые появилась здесь, была тише воды, ниже травы.
Но Рахмат сразу раскусил её. «Вот пообвыкнет она немного, — сказал он тогда, — и ещё выкинет номер». И угадал. Да первым сам же попался.
А было это так: Максуда стояла у дверей. Рахмат, волоча сумку на ремне, протопал в класс.
— Погоди, — остановила она. — Сегодня я дежурная. Покажи руки.
У Рахмата глаза на лоб полезли.
— При чём тут мои руки? Займись своим делом, вытирай доску.
— В школе, где я училась, без проверки никого не пускали в класс.
— Да, но здесь этого не делают, — бросил сердито Рахмат. — Можешь вернуться в эту свою школу. Никто тебя здесь не держит. Отстань и дай пройти, а то знаешь…
Максуда и не подумала отстать. Она глядела ему прямо в глаза, выжидающе выгнув брови.
— Нет, в класс не попадёшь, пока руки не покажешь.
Рахмат поднял сумку, чтобы треснуть эту упрямую девчонку по голове, но раздумал. Потому что Максуда вплотную подошла к нему и сказала: