Братишка, оставь покурить!
Бой или другое совместное дело людей сплачивает. Ну а когда не знаешь, куда девать время, начинаются подобные конфликты, возникающие, как правило, на абсолютно пустом месте.
Сашка между тем и в самом деле потянулся за нагайкой. Однако, насколько можно было судить по его зловещему виду, отнюдь не для того, чтобы поставить ее на кон. Вмешиваться не хочется, однако, не исключено, придется.
— Ты, чухонец, говори, да забалтывайся! — с угрозой проговорил Комику Ромка Хопёр, есаул Войска Донского, который был в отряде старшим над казаками. — А то сейчас быстро у нас схлопочешь…
— А я чё? Я ничё…
Комик старательно изображал сдрейфившего человека. Это ему удавалось неплохо. Только я-то его успел неплохо узнать за это время… Таким образом он продолжал юродствовать, издеваться над казаками.
— Я-то чё? — продолжал бормотать из своего угла Серега. — Подумаешь, я думал, нагайку заложить за выигрыш… Ну и чё в этом такого?
Сашка Слобода ответил ему уже миролюбивее, хотя и по-прежнему угрюмо:
— Да ты знаешь, что такое для настоящего казака нагайку заложить?
Подобный разговор происходил уже не в первый раз. Однако Комик делал вид, что даже не представляет подлинную ценность нагайки.
— Ну и чё? — он старательно строил из угла удивленные глаза. — Палка с веревочкой — чё за ценность?
— «Чё-чё»… — снисходительно передразнил Ромка. — Суп-харчо!
Теперь уже Серега обиделся. Только он это сделал не серьезно, просто чтобы еще больше подзадорить казаков, но не довести до конфликта. Потому что тогда зачинщиком окажется лично он, а этого не хотелось — горячий народ казаки.
— Ну чё ты дразнисси? — заныл он. — У нас все так говорят…
Сашка откинулся на стуле, собираясь произнести речь о роли казачества в мировой истории.
— Да мы, донские казаки, если хочешь знать, происходим от древних хазар, перед которыми все трепетали — от Китая и Уйгурии до Балтийского моря! — заявил он. — Само слово «казак» — это видоизмененное «хазар»!
— Да ну? — слишком удивленно переспросил Серега. — Так я ж слыхал, что хазары — это те же евреи, только прикаспийские… Врут, выходит?
Сашка опять стал закипать:
— Никогда в истории казачество ничего общего с жидами не имело!
И снова слышится удивленный голос Сереги из дальнего угла:
— Да ну? А недавно писали, я сам где-то читал, что где-то на Северном Кавказе атаманом избрали какого-то Рабиновича. Опять врут, выходит?
Если бы только Слобода мог предположить, что его разыгрывают, он бы сейчас Комика изуродовал. Однако тот настолько умело изображал недоумение, что казак считал своей святой миссией раскрыть собеседнику глаза на его заблуждения.
— Сейчас могут наворотить чего угодно, — согласился он. — Истинные казаки (слово «истинные» он произнес по-сербски — «истые») расползлись-разъехались по всей стране, обрусели полностью, о корнях своих забыли, вот и лезут в атаманы всякие пришлые выскочки.
Серега решил репертуар не изменять.
— Да ну? — снова спросил он. — Ну а вы чё же? Вы-то, истые?..
Сбитый с толку столь простым вопросом, Сашка в замешательстве умолк.
— Ты что, Слобода, не видишь, что он дурку валяет, тебя заводит? — негромко спросил его Микола Брюхан.
Брюхан у нас с Украины. Настоящая фамилия его — Брюхо. Из этого он делает вывод, что род его происходит с Запорожской Сечи, где якобы все фамилии, а вернее прозвища, были такими — Пузо, Ус и так далее. «Кто не верит, того же «Тараса Бульбу» перечитайте», — неизменно с гордостью заканчивал он свой рассказ о родословной. В другое время он частенько спорил с донцами, в безуспешных попытках выяснить чье казачество старше и за каким из них числится больше исторических подвигов. Однако тут был целиком и полностью на стороне казаков — положение обязывает.
Нет, похоже, пора вмешиваться. Еще подерутся, чего доброго. Конфликт легче пригасить в зародыше, чем потом тушить пожар.
— Ромка! — не оборачиваясь к компании, окликнул я от окна, у которого сидел все это время, глядя сквозь мутное треснутое стекло на улицу. — Пойди сюда!
Судя по зависшей тишине, внимание компании переключилось на меня. Нечасто я подаю голос.
— А что?
Ромка — есаул, между тем как я всего-навсего капитан.
Причем, я капитан отставной, а казак, как любил говорить Хопёр, в отставку не уходит. Но с другой стороны, и игнорировать меня нельзя, авторитетный человек, как никак, дед.
— Пожалуйста, подойди, разговор есть.
На такую просьбу не откликнуться уже никак нельзя. Роман, громко гремя невесть где добытыми шпорами, прикрепленными к высоким югославским ботинкам, присел рядом со мной на подоконник, и, оказавшись выше, смотрел на меня сверху.
— Чего хотел?
Чего я хотел? Да только одного: что мы, русские добровольцы, представляли собой единое боевое подразделение, полноценную боевую единицу, а не кучку переругавшихся, как бы сказать повежливее… индивидов — остановимся на этой нейтральной формулировке.
— Ром, не нравится мне, что наши все время между собой ругаются, — сказал я ему негромко, чтобы слышал только он один.
Есаул согласно хмыкнул:
— Да уж что хорошего… Но ты же сам слышишь: мужики сами затеяли…
— Твои тоже хороши, — не дал я ему развить мысль. — Все мы тут хороши, — добавил тут же, восстанавливая справедливость, чтобы казак не подумал, что я за мужиков вступаюсь.
На банальную очевидность что-либо возразить трудно. Хопёр пожал плечами.
— Так что ты предлагаешь?
Что предлагаю? Сам толком не знаю.
— Ты в армии служил?
Ромка передернул плечами, высокомерно вскинул подбородок.
— Конечно.
— У вас замполит был?
— Был, конечно, — кивнул казак. — Только я ведь служил, когда перестройки начали перестраивать, так он тогда подрастерялся, не знал, какую политику нам внушать… Да ну их, замполитов этих, — неожиданно закончил он. — Все нудят, воспитывают…
Что и говорить, замполитам и их преемникам и в самом деле несладко пришлось в конце 80-х — начала 90-х… Впрочем, это их проблемы, нужно было более убедительно подчиненных воспитывать, чтобы те, уволившись из рядов непобедимой и легендарной, так дружненько не бежали под знамена демократии…
— Знаешь, Ромка, я когда ротой командовал, так же рассуждал, как ты сейчас сказал, — неожиданно для себя самого вдруг поделился я.
Надо сказать, приехав сюда, зарок себе дал: поменьше откровенничать и душу кому бы то ни было изливать. Рассуждал, что ни к чему это. Еще ТАМ со всей очевидностью понял, что никому каждый из нас со своими проблемами не нужен, что в этом мире каждый за себя. Выполнять зарок удавалось без особого труда. Не последнюю роль в этом играло то, что я тут самый старый, гораздо старше остальных ребят, а значит мне с другими добровольцами нередко бывает просто неинтересно разговаривать. Они-то в новой жизни, в новых условиях жили и воспитывались. О чем мы с ними могли поговорить, когда я из мощной страны, перед которой пол-мира трепетало, а вторая пресмыкалась, вдруг попал в аморфное образование, наглядно иллюстрирующее знаменитый девиз Бронштейна-Троцкого «ни мира, ни войны». В самом деле: государства разные, а границ между ними практически нет; валюту все собственную наштамповали, а подлинного обеспечения под нее не имеют; народы не прочь были бы по-прежнему жить вместе, а политики, подобно лебедям, ракам и щукам, доламывают-дорастаскивают повозку в разные стороны…
Впрочем, Бог или черт с ним, с этим государством! Мне до него теперь дела нет, хотя в свое время я за него готов был жизнь отдать. Я сейчас о другом.
Эти ребятки, которые сейчас за моей спиной глядят друг на друга волками, готовые передраться из-за пустяка, они росли и менялись параллельно с изменениями, которые происходили в стране. Они постепенно привыкали, что Украина, где живет мой старинный друг и сослуживец Василий Дзундза, Грузия (Гиви Иукуридзе), Армения (Аракелян, а вот имя его напрочь забыл), Казахстан (Агабай Сафинов и Эрмек Мендикулов) — все остальные составляющие «нерушимого Союза» расползаются и становятся заграницей. На памяти этих ребят постепенно добавлялись нули на ценниках и на купюрах, в то время как для меня по-прежнему «андроповка» за пять рублей шестьдесят копеек остается актуальной. Они были свидетелями обвальной, но все-таки хоть несколько протяженной во времени криминализации общества, а для меня это произошло вдруг — уходил из спокойной страны, вернулся едва ли не в притон, размером в одну шестую часть суши. Для нас словосочетание «социальные гарантии» действительно обозначали социальные гарантии, а сейчас провозглашено, что «каждый выживает в одиночку» и государство тебе в этом не помощник.