Не случится никогда? (СИ)
Очнулся Ваня в незнакомом месте, похожем на больничную палату и пахнущем антисептиками, один, с дикой тошнотой и головокружением, впрочем, ненадолго — новый приступ судорог опять отправил его в глубокое беспамятство.
В следующий раз Ваня пришел в себя уже в другой больничной палате и не один — рядом, на стуле, сидел, держа за запястье, папа и спал, примостив голову на стену. На щеках мужчины виднелись просохшие дорожки слез, миловидное лицо заметно осунулось и пугало нездоровой бледностью, с залегшими под закрытыми глазами синеватыми тенями.
Лежащий на спине Ваня озадаченно смотрел на спящего снизу и прислушивался к собственному состоянию. Вроде, ничего особо не болело, так, саднило в горле, словно от простуды, да потягивало неприятно низ живота. Тошнота больше не мучила, голова не кружилась, хоть и была тяжелой. В локтевом сгибе левой руки что-то мешало. Глянув, омежка увидел тянущуюся от установленного на штативе, рядом с кроватью, пластикового, на треть, примерно, наполненного прозрачной жидкостью пакета, прозрачную же, гибкую, тонкую, соединенную с приклеенной к телу, воткнутой, скорее всего, в вену, иглой трубочку и догадался — капельница.
Что, к ебене фене, с ним стряслось? Отравление? Ранний токсикоз? Почему больница и капельница, почему было так ужасно плохо, а теперь — нет? Почему папа явно долго плакал и так выглядит?
И главный вопрос — что с ребенком? Нежеланный плод до сих пор внутри, или?..
Разбудить папу и спросить показалось пареньку самым верным решением.
— Пап, — окликнул он, завозившись в попытке немного приподняться. — Папа!
Собственный голос показался чужим — некое хриплое карканье, зато спящий родитель мгновенно подорвался.
Несколько секунд мужчина непонимающе хлопал припухшими, покрасневшими веками, после глухо охнул и бросился обнимать сына.
— Ваня, — залепетал, через всхлипы. — Ванечка, мой родной… Ты очнулся… Теперь все будет хорошо, Ванечка…
Бормотание ревущего в тридцать три ручья омеги абсолютно ничего для Вани не прояснило, кроме того, что он, Ваня, похоже, серьезно заболел. Чтобы обычно спокойный и уравновешенный папа бился, хватаясь за его руки, в истерике?!
Чувствуя, как из самых глубин души поднимается грозящая затопить разум паника, парнишка и сам, невольно, расплакался, затряс папу в ответ и тоже залепетал похожую испуганную несвязицу.
Такими их обоих и застал вошедший без стука врач — цепляющимися друг за друга и буквально подвывающими на два голоса.
Успокаивались омеги долго, не без помощи лекарств. Папу в конце концов увел кто-то из медбратьев, Ваня же уплыл в крепкий химический сон без сновидений.
Спал парнишка до утра. А когда проснулся, в палате вместо папы сидел отец, мрачный и усталый, заросший, минимум, четырехдневной щетиной. Видеть отца небритым Ваня не привык, а седина в его висках поразила омежку в самое сердце.
Да что такое с ним, если родителей узнать нельзя?! Он умирал, что ли? Кто-то уже объяснит внятно, не пугая, или нет?!
Заметив, что Ваня открыл глаза, отец встрепенулся и облегченно разулыбался.
— С возвращением, сыночек, — выдохнул, и наклонился обнять. Сухие губы альфы прошлись по лбу нежным поцелуем, а в груди у омежки сначало плотно, звеня, напряженно сжалось, словно пружина, а потом рванулось наружу. Вместе с криком.
— Отя! — парнишка заметался в обнимающих руках отца. — Отя, что со мной?!
Истерика накрыла и заставила, скуля, впиться в отцовские плечи так сильно, что несколько ногтей обломалось.
— Отя!!! Пожалуйста!!! Скажи!!! Что! Со! Мной!!! Скажи!!!
Альфа сгреб сына в охапку, притиснул к себе плотно-плотно и закачал, как маленького, целуя, куда попадется — в нос, в глаза, виски и щеки, заплакал.
— Ничего, сыночек, — зашептал. — Уже ничего. Ты вне опасности, клянусь… А дети… Детей ведь можно и усыновить…
Вот таким образом, из уст отца, Ваня и узнал, что более не беременный. А еще — что и вправду едва не умер, именно из-за беременности, вызвавшей тяжелейший токсикоз и отек мозга — редчайшее осложнение.
Спасая молоденькую омежью жизнь и жизнь плода, врачам пришлось продержать Ваню в лекарственной коме, на аппарате искусственного дыхания, несколько суток, в тщетных попытках стабилизировать состояние, а когда терапия не принесла успеха, прервать беременность.
К сожалению, аборт не прошел гладко, и развившееся после него острое инфекционное воспаление навсегда лишило Ваню возможности забеременеть повторно. Омежка, увы, стал бесплодным.
Известие о бесплодности парнишку огорчило не особо, от слова совсем.
«Ну, и ладно. — думал он, прекращая реветь и утешая продолжающего шмыгать носом расстроенного отю. — Тоже, мне, беда — не залететь. Зато трахаться могу теперича в полное свое удовольствие и без последствий, ура»!
Когда отец малость успокоился, то принес сыну в палату поднос с завтраком, и посаженный им на подушки Ваня поел с аппетитом. Настроение у избавившегося от перспективы подгузников омежки было отличное, чувствовал он себя вполне сносно.
— И сколько меня тут продержат? — пытал парнишка, жуя, печально глядевшего отца. — Домой охота!
Тот лишь качал головой — не знал, но пообещал выяснить позже, вечерком, после работы. Когда Ваня насытился, мужчина забрал у него опустевший поднос, сводил в туалет и обратно — без поддержки омежка бы не дошел, от слабости шатало — и ласково распрощался, оставив долечиваться.
Одному Ване валяться оказалось чудовищно скучно, ни книжки, почитать, ни телика, позырить, в палате не имелось. Потому паренек некоторое время просто лежал, наслаждаясь ощущением сытости, и раздумывал над не желающим отпускать и сосущим пиявкой вопросом — от чего, покидая палату, отя столь грустно вздыхал и смотрел полными страдания и тоски глазами? Вроде, не стряслось ничего чудовищного?
Неужели Ванино новенькое бесплодие стоит того, чтобы переживать и лить слезы?
Непонятно.
Как можно убиваться по подобной ерунде? Глупости все. Никому не нужны младенцы. Ване — точно.
====== Часть 7 ======
Забирать Ваню из больницы приехал, неожиданно, только Саня. Которого, вообще-то, омежка не звал и видеть не жаждал.
Удивленный донельзя, Ваня принял у робко улыбающегося альфача роскошный букетище кремовых, благоухающих роз. Парнишка настолько растерялся, что даже не пикнул, когда его обняли и поцеловали в щечку.
— Хорошо выглядишь, — просто сказал Саня, прерывая едва случившееся объятие и подхватывая с пола собранную Ванину сумку с вещами. — Для того, кто неделю назад на тот свет рвался. Только бледненький пока, но ничего, время долечит.
Ваня слепил нелюбимому противнючую мордочку и покрепче прижал к груди цветы.
— Почему именно ты? — спросил он, с легким испугом. — Родители где? Случилось что, а мне не сообщили?
Альфач покачал головой.
— Ничего ужасного, — ответил, продолжая улыбаться, но намного уверенней и ярче. — Так, маленькая авария с канализациией, уже устраняют. В общем, твой папа как раз этим сейчас занят и позвонил, попросил меня за тобой заскочить. Ты же не против?
В принципе, Ваня, конечно, не возражал… Хотя и понимал, не дурак — не случайно папа обратился именно к Сане, приметил, очевидно, что у парня интерес к сыну. Вот и пытается пристроить, как умеет. Эх. Придется, позже, дома и без лишних ушей, объясниться с родителем, зачем навязывает без спросу ухажера.
Вслух омежка ничего не вякнул, разумеется, сдержался. Ну, сватают его, да нет проблем. Не обязан замуж выходить.
А розы красивые. И пахнут — закачаешься…
Перехватив букет поудобней, парнишка еще раз втянул ноздрями его чудесный, туманящий разум, сладостный аромат и предложил:
— Стоим зачем? Может, двинем?
И они двинули. Забрав в регистратуре Ванину выписку, спустились, бок о бок и касаясь плечами, на лифте в лобби, оттуда по длинному коридору без окон прошли к стоянке.
На улице оказалось более чем прохладно и накрапывал мелкий, противный дождик.